Мода на умных жен - Елена Арсеньева

– Вы меня зря перебили, – обиженно сказала Алена. – Да, Майя на мелодию не среагировала. Но ведь я видела ее уже после операции!

– Какой операции? – откровенно опешил Бергер.

– Воспаление лимфатических узлов. Чужеродный агент был ликвидирован! Именно поэтому Майя не отреагировала на звонок.

– Кто? – воскликнул Бергер. – Какой еще агент?! Вы уже употребляли эти слова. Что они означают?

– Чужеродный агент? Я имею в виду отраву. Это медицинский термин, но здесь он как нельзя более кстати. Соединение меди было именно агентом Алексея и Людмилы в организмах их жертв, агентом, который пытался заставить Майю, Тамару и Севу выполнять чужую, навязываемую им извне волю. Врач «Скорой помощи», на которой Майю увезли после попытки самоубийства, сказала мне, что именно звонок мобильного телефона чуть не заставил бедную женщину выброситься из окна. А у Тамары Семеновой такой же звонок – прекрасная, необыкновенная мелодия, по словам соседок по палате, – сначала вызвал по пути на работу нервный припадок, а потом заставил броситься в лестничный пролет. Сегодня она покончила с собой. Муравьев сообщил, что за несколько минут до этого ей позвонили по мобильному. А я сама видела на дисплее телефона Алексея Стахеева надпись ТЮС – и время: 13.00. Кстати, когда Тамара вчера поступила в больницу, при осмотре у нее было определено некое воспаление в брюшной полости. У Майи обнаружили такое же воспаление. Но ей успели сделать операцию, а Тамаре нет. К тому же у Майи вовремя забрали мобильный телефон, ее лечили глубоким покоем. У Тамары телефон остался, это и стало причиной ее смерти. При вскрытии тела бедного самоубийцы Севы Лысаковского гистолог обнаружил странную опухоль серо-зеленого цвета на лимфоузлах брюшной полости. Точно такие же он обнаружил у Майи Климовой после операции. И он вспомнил о том, что€ нашел после вскрытия трупов работников «Химфарма»…

– Кажется, вы уверяли, что журналистская этика гласит: не выдавать своих информаторов? – довольно ехидно пробормотал Бергер.

– Во-первых, я не назвала никаких имен, – буркнула с досадой Алена, поняв, что если и не проговорилась, то довольно точно указала на доктора Калужанина. – Во-вторых, судя по всему, гистолог никаких подписок не давал, потому что иначе он бы мне ничего не сказал. Но слава Богу, что сказал, иначе бы я сроду ни о чем не догадалась!

– И все же это только догадки и предположения, – пожал плечами Бергер.

– Чем богаты! – усмехнулась Алена. – А что вы хотите? За какие-то три дня не только распутать преступление, но и доказательства представить? Над этим делом следственная бригада будет еще работать и работать не знаю сколько времени. Мне главное было – вас зацепить.

– Так вы что, с Алексеем Стахеевым всего лишь три дня назад познакомились? – изумился Бергер.

– На самом деле – неделю назад, – уточнила Алена. – Именно тогда он внезапно обратился к своему всесильному, могучему другу Льву Ивановичу Муравьеву и начал жаловаться на судьбу. Алексей говорил, что иногда им овладевает страшное желание ворваться в художественный музей и искалечить одну из картин. Якобы какие-то бесы – он так выразился – принуждают его это сделать. Причем у бесов он не единственная жертва… Такие любезные бесы оказались, представляете, проинформировали его об этом. Майя, к примеру, не знала, что кто-то, кроме нее, страдал той же манией, для нее известие о сумасшествии Тамары было настоящим ударом. А уж о самоубийстве-то… Но вернемся к Алексею. Именно от него исходило предположение, что он кем-то отравлен, что приступы у него не Бог весть откуда-то взялись. Муравьев счел, что будет разумно, если в такой ситуации рядом с Алексеем будет находиться не то охранник, не то эксперт, который присмотрится к его ближайшему окружению, к родственникам, друзьям, знакомым. Так вышло, что я оказалась, как говорится, под рукой у Муравьева. Он знал, что я люблю разгадывать неразрешимые загадки, и предложил помочь старому другу. Мне стало интересно исследовать эту ситуацию, а уж когда привелось понаблюдать у Алексея один такой приступ, тут я и совсем увлеклась, почувствовала свою ответственность и всякое такое.

– То есть все было по схеме: звонок, музыка, припадок, попытка самоубийства… – сказал Бергер.

– Ничего подобного, – покачала головой Алена. – Ни звонка, при попытки самоубийства. Все возникло как бы само собой, ни с того ни с сего. Алексей только просил кого-то не заставлять его уничтожать некую картину. Думаю, проговорился он о некоторых приметах полотна Васнецова нечаянно, его бормотанье о совах, о полете в высоте, в тумане выглядело сущим бредом, так, для антуража, он и предположить не мог, что я за них зацеплюсь, что найду картину, встречусь с Майей, которая как раз вышла после операции, что потом пойду в тот дом, где Алексей жил раньше, поговорю с одной словоохотливой соседкой, что захочу встретиться с бригадой «Скорой», увозившей Майю в больницу, узнаю о самоубийстве Севы Лысаковского, единственными свидетелями которого оказались… Алексей, Юля и ее знаменитая тетушка, Людмила Мурзина.

Бергер только глаза на нее вскинул – но очень выразительный у него взгляд получился!

– Да, – кивнула Алена. – Именно так. Сева был первой жертвой. Может быть, даже подопытным экземпляром, ведь его отравили задолго до годовщины Ларисиной смерти, когда подвергали обработке других зомби. Севу, возможно, отравили прошлым летом. Минуло какое-то время, и Алексей решил провести эксперимент: действует ли лекарство? Полигон для испытания был выбран вполне удачный: Сева ведь подрабатывал сторожем на стройке. Алексей пришел туда новогодней ночью и… Но эксперимент провалился, Сева бросился с одного из верхних этажей. Умер он не сразу: Алексею и его компании пришлось ждать приезда «Скорой», они боялись уйти! – вдруг Сева что-то расскажет врачам. Алексей для надежности даже в больницу поехал с ним! Заодно познакомился с молодым доктором Иваном, а потом и со своей дочерью его свел: наверное, чтобы Иван всегда был под рукой для страховки. Итак, один из потенциальных исполнителей их странного, страшного замысла вышел из строя. Но теперь организаторы знали, как все это выглядит, как проявляется. Конечно, они думали, что самоубийство – это случайность. Они опоили женщин на Ларисиных поминках и спустя время, необходимое для внедрения «чужеродного агента» (примерно месяцев шесть, как я понимаю), решили провести эксперимент с Майей. Но немного не рассчитали: она оказалась не дома, а у подруги. Перепуганная приступом подруга вызвала «Скорую», Майю увезли в больницу, потом прооперировали… Информация о том, что кто-то из сотрудников музея хочет уничтожить одну из картин, могла стать достоянием гласности, и преступники забеспокоились.