Дорогая, я дома - Дмитрий Петровский

полицейской формы и серых арестантских роб. В руке человек держал маленький черный чемоданчик, который он аккуратно поставил возле входа. Лицо у него – лицо человека без возраста, короткие, черные и блестящие, как самая черная еще не высохшая масляная краска, волосы, узкий, будто впалый, рот, и азиатские глаза-щелки, которым он, войдя, постарался придать подобие теплоты. Человека этого я, несомненно, знал и сразу, хоть и с удивлением, поднялся навстречу его протянутой руке. Мы обменялись рукопожатием, и я не нашел ничего лучшего, чем, прикрывая шею рукой, сказать:

– Простите, я без галстука.

Человек в галстуке молча улыбнулся, коротко кивнул охранникам, и случилось непонятное – те вышли в коридор, и последний захлопнул за собой дверь – грохот эхом взвился к высокому потолку моей камеры. Мы по-прежнему стояли друг напротив друга. Я указал ему на кровать, он сел, я опустился рядом.

– Я рад вас видеть, мистер Вебер, – произнес он наконец по-английски.

– Я тоже, мистер Чен. Кстати, вы не боитесь, что я сейчас на вас наброшусь?

– Нет, мистер Вебер, – ответил он совершенно серьезно, – я всегда считал вас благоразумным человеком.

– А вот они не считают, мистер Чен, – я показал на дверь, – так что удивительно, что они оставили нас вдвоем.

– У меня есть некоторое влияние… Мистер Вебер, мне искренне жаль, что нам пришлось встретиться при таких обстоятельствах.

– А мне нет. Я ни о чем не жалею и считаю, что все сделал правильно. То же самое намерен повторить в суде… Мистер Чен, чем обязан?..

Человек в черном слегка улыбнулся, посмотрел на меня, и его лицо, похожее то ли на маску, то ли на морду броневика периода Первой мировой, снова попыталось стать дружелюбным.

– Мистер Вебер, вы говорите очень резко. А между тем я вам искренне симпатизирую. Вы мне всегда нравились, и, что бы ни случилось, я не изменил моего к вам отношения. У вас сейчас не самое простое время – и я мог бы быть для вас другом. Я мог бы вам помочь.

– Видите ли, мистер Чен, – я все еще прикрывал шею рукой и теперь, вслед ему, попробовал изобразить улыбку, – вы извините, что я в нашем новом прекрасном мультикультурном и политкорректном мире говорю такие вещи. Но я – практически смертник, мне можно. Так вот, я знаю вашу страну, и лет двадцать назад я там неоднократно бывал. Каждый, кто называл там себя моим другом, неизменно меня обворовывал. Сейчас, наверное, в этом уже нет нужды – потому что точно такую же дружбу предлагают и ваши политики. Наши на нее согласились – в рамках все той же мультикультурности. Но я, простите, слишком старомоден для таких игр. Я помню наш последний разговор – вы хотели купить мою компанию. Так что увольте меня от вашей дружбы и расскажите, что вы от меня хотите.

Господин Чен снова улыбнулся, на этот раз – по-настоящему. Морщина прорезала его лоб, в глазах сверкнули искорки.

– Мистер Вебер, мне нет нужды вас обворовывать. Боюсь, даже если бы я хотел, красть у вас нечего. Наследство будет поделено между вашими детьми, а компанию вашу я, не обессудьте, уже купил.

Тишина тяжелым одеялом закрыла нас обоих, и каждый в ней, наверное, думал о своем. Я, например, представлял себе замок, старый замок на швейцарском озере, который с грохотом обваливается, рассыпается в груду камней, и на его месте остается ровное поле, куда приезжают бойкие люди, обмеривают, разравнивают бульдозером – и ставят там свой веселенький, сверкающий пластиком парк развлечений.

– Мистер Чен, вы ошиблись, – ответил я ему, – вы не можете купить эту компанию. Эта компания – часть европейской легенды, такая же, как дворец императора в вашей стране. Это бизнес поколений европейских предпринимателей, это традиция, наконец. Традицию нельзя купить. Ее можно перенять, но вы для этого, простите, слишком молоды и самоуверенны. Вы купили логотип, несколько зданий и несколько самолетов, и, поверьте мне, оно того не стоило…

Чен встал. Он медленно прошелся по камере, причем я видел, что он не волнуется – он просто осматривался, взвешивал что-то, анализировал информацию. В какой-то момент взгляд его упал на пластмассовый домик на столе. Он подошел, осторожно взял модель в руки, заглянул в окошки.

– Где же мебель? – спросил он, показывая на гостиную первого этажа. – И почему пол так высоко, выше двери?

– Все внизу, – ответил я.

Господин Чен медленно заговорил, обращаясь к домику.

– Мистер Вебер, пожалуйста, не думайте, что я не понимаю таких вещей. Если бы не понимал – меня бы здесь не было. Да, я задумал широкую реорганизацию компании. Да, я сменю большинство персонала – потому что забочусь о рентабельности. Мои люди работают хорошо и дешево, а ваши – вполне заслуживают того, чтобы получить свое пособие и насладиться уединением, которое они так ценят. Но традицию я хочу сохранить, хотя бы отчасти. И именно поэтому я к вам пришел. Я предлагаю вам остаться управляющим компанией.

Чен поставил домик на место и посмотрел на меня. Думаю, он не увидел в моем лице перемен, которые ожидал увидеть, и потому медленно подошел ко мне и снова опустился на кровать.

– Мистер Чен, вы в здравом уме? – спросил я.

– Вполне, – коротко ответил он.

– Хорошо, тогда как вы себе это представляете? Я преступник, обо мне пишут все газеты. Меня будет судить международный суд…

– Международный суд, мистер Вебер, это не настолько страшная организация, как кажется, – Чен, кажется, хотел положить свою руку мне на колено, но потом передумал. – Суд не висит в воздухе, и власть в воздухе тоже не висит – она опирается на армию, на рынок, на граждан. В стране, где нет армии, где рынок полностью принадлежит нам, а граждане слишком заняты проблемой социальных пособий и социальных сетей – у нас есть пространство для маневра… Вы посидите здесь год. О вас постепенно забудут, вот увидите, – и мы тихонько выпустим вас. Под залог. Вы бывали в Сингапуре?

– Бывал, – ответил я.

– Там отличный климат, не правда ли? И штаб-квартира нашей компании тоже там. У вас будут очень хорошие условия.

– И что мне надо будет делать? Управлять толпой китайцев? Простите, я слишком стар и недостаточно эффективен для этого. А современный рынок мне противен. Недавно приняли эти омерзительные новые меры безопасности – теперь в самолетах можно летать стоя. Я не желаю быть управляющим автобусным парком.

– Мистер Вебер, я кое-что знаю о вас и вашей деятельности. Я наводил справки. – Чен встал, неслышно, словно боясь спугнуть меня, сделал шаг