Николай и Александра - Роберт Масси

После того, как положение Штюрмера несколько упрочилось, императрица, подстрекаемая Распутиным, продолжала опустошать ряды министров. Следующей ее жертвой стал военный министр Поливанов. Александра Федоровна всегда недолюбливала его. "Прости меня, - писала она царю, когда тот назначил генерала военным министром, - но мне не нравится твой выбор. Разве Поливанов не враг нашему Другу?" После того, как энергичный и решительный Поливанов сменил лентяя Сухомлинова, он за короткое время успел сделать многое, творя чудеса в подготовке и снаряжении войск. Главным образом благодаря его усилиям, разбитая в 1915 году русская армия смогла оправиться и начать в 1916 году мощное наступление. И все же недолго оставалось ему пребывать в своей должности. Не только потому, что он отказался иметь дело с Распутиным, но еще и потому, что он готов был тесно сотрудничать с Думой, чтобы заручиться ее поддержкой разработанной им армейской программы. Последней каплей, переполнившей чашу, был следующий факт. Узнав, что Штюрмер предоставил в распоряжение Распутина четыре мощных военных автомобиля, на которых он легко отрывался от преследования полиции, направляясь в злачные места, Поливанов конфисковал их у "старца". Вскоре императрица написала мужу: "Избавься от Поливанова... любой честный человек лучше его... Не забывай о Поливанове... Милый, не медли, решись, это слишком серьезно". И 25 марта Поливанов был смещен. "Какое облегчение! Теперь я буду спать спокойно", - заявила заступница "старца", узнав об этой новости. Все были потрясены таким известием. Нокс писал: "Несомненно, Поливанов был самым талантливым военным организатором в России, и его смещение явилось катастрофой". Генерал Шувалов, преемник Поливанова, по словам Нокса, "был милым стариком, правдивым и честным. Он не обладал достаточными для своей должности знаниями, но его преданность императору была такова, что если бы тот приказал ему выброситься из окна, он тотчас бы сделал это".

Следующим был смещен Сазонов, министр иностранных дел. Зять Столыпина, весьма образованный деятель либерального толка, он был дружен с английским и французским послами. Пост этот он занимал с 1910 года и пользовался полным доверием царя и правительств союзных держав. Однако, после того, как он поставил свою подпись под коллективным письмом, Александра Федоровна неустанно требовала его отставки. Она предполагала, и не без оснований, что, ведя дружбу с представителями Англии и Франции, Сазонов желал образования в России ответственного правительства. Она опасалась, что оба эти обстоятельства ослабят самодержавную Россию, которую она надеялась передать сыну. В продолжение всей зимы императрица вела наступление на этого "длинноносого Сазонова... Сазонов такой размазня". Затем в марте 1916 года она писала царю: "Хорошо бы, если бы ты подумал о подходящем преемнике Сазонова - не обязательно, чтобы это был дипломат. Как бы на нас не насела позднее Англия. [Друга] всегда страшит Англия такой, какой она будет по окончании войны, когда начнутся мирные переговоры. Мы должны быть тверды. Старик [Горемыкин] и Штюрмер всегда относились к нему с неодобрением, он так трусит перед Европой, и он сторонник парламентаризма - а это погибель для России".

Сазонов пал в июле 1916 года, чему способствовал вопрос об автономии для Польши. В самом начале войны русское правительство обещало создать физически независимое объединенное польское государство, которое будет связано с Россией лишь через личность царя. Поляки встретили это сообщение с восторгом, и когда русские впервые вошли в Галицию, их встречали, как освободителей. Неудачи русской армии и утрата большей части польской территории в 1915 году помешали правительству России выполнить свое обещание, одновременно обрадовав консервативные круги страны, опасавшиеся, что автономия одной части империи послужит сигналом и для других провинций, которые захотят автономии и для себя. Подстрекаемая Распутиным, императрица заявила, что таким образом будут ущемлены права наследника. Тем не менее, Сазонов, при поддержке Великобритании и Франции, продолжал настаивать на предоставлении Польше независимости.

12 июля Сазонов был принят государем в Царской Ставке. "Император полностью поддержал мои взгляды... Я победил по всей линии", - торжествуя, сообщил он Бьюкенену и Палеологу. В необычайно хорошем настроении министр иностранных дел отправился на отдых в Финляндию. За это время он рассчитывал подготовить для царя манифест о независимости Польши. Между тем Штюрмер и императрица спешно отправились в Царскую Ставку и в отсутствие Сазонова был подписан рескрипт о его отставке. Потрясенные известием, Бьюкенен и Палеолог стали упрашивать царя воздержаться от смещения Сазонова. Но усилия их были тщетными. Бьюкенен, собравшись с духом, попросил у царя разрешить ему обратиться с просьбой к Георгу V о награждении опального министра британским орденом в знак признания его заслуг перед союзниками. Николай II согласился и искренне обрадовался тому, что Сазонов, которого он любил и с которым обошелся недостойным образом, получит награду.

На смену Сазонова пришел не кто иной, как Штюрмер, возложивший на себя дополнительные обязанности. Известие это привело в ужас британского и французского послов, которым теперь приходилось ежедневно иметь дело с новым министром иностранных дел. Каждый из них отреагировал по-своему. Чопорный Бьюкенен написал в Лондон, что не надеется установить конфиденциальные отношения с человеком, на слово которого нельзя положиться. После встречи с Штюрмером Палеолог записал в своем дневнике: "От него исходит аромат фальши. Он прикрывает личиной добродушия и приторной вежливостью низость, интриганство и вероломство. Взгляд его, колкий и в то же время умильный, искательный и бегающий, отражает честолюбие и лукавое лицемерие" [Бьюкенен и Палеолог, будучи представителями союзных с Россией государств, были, естественно, наиболее значительными представителями дипломатического корпуса в Петрограде. Что же касается Соединенных Штатов, то, вследствие назначения президентов Вильсоном на этот пост непрофессионалов, американское представительство в русской столице было чрезвычайно несостоятельным. С 1914 по 1916 год послом США в России был Джордж Г.Мэрай, уроженец Сан-Франциско, мало интересовавшийся Россией и, по существу, не поддерживавший там ни с кем контактов. Большую часть информации он черпал из газет, получаемых из Парижа. Во время аудиенции, полученной им у царя перед тем, как покинуть страну, Мэрай выразил надежду, что по окончании войны американские бизнесмены валом повалят в Россию, чтобы вложить свои капиталы. "России были необходимы американская энергия, американские деньги и американские деловые люди, которые найдут там для себя обширное и выгодное поле деятельности. Разумеется, никто, не занимается бизнесом ради собственного удовольствия". "Император улыбнулся, услышав от меня это довольно плоское сравнение", - заметил Мэрай. Преемником его стал Дэвид Р.Франсис, богатый делец, в прошлом губернатор штата Миссури, приехавший в Россию с портативной плевательницей, открывающейся нажатием ноги. (Прим. авт.).]

Ключевым постом в смутное время является должность не министра иностранных дел и даже не председателя Совета Министров, а пост министра внутренних дел. Именно он ответственен за поддержание закона и порядка в стране. Ему подчинена полиция, тайная полиция, сеть осведомителей и контрразведка - все те механизмы, которые становятся тем более необходимы, чем менее популярен режим. Неожиданно для всех, в октябре 1916 года царь назначил на этот важный пост товарища председателя Думы Александра Протопопова. Хуже кандидатуры невозможно было придумать. Но, самое забавное, император сделал этот жест, чтобы как-то ублажить Родзянко и Государственную Думу.

Александру Протопопову, невысокому, лощеному господину с усами, белыми волосами и черными, как смородины, глазами было шестьдесят четыре года. [(По данным "Дневника" Пуришкевича, Протопопов был расстрелян большевиками в 1917 г. в возрасте 53 лет.)] Подобно Керенскому и Ленину, он был уроженцем Симбирска, но занимал в этом городе гораздо более привилегированное положение, чем оба его земляка. Он принадлежал к знатной семье, отец его был землевладельцем и хозяином крупной текстильной фабрики; сам он окончил кавалерийское юнкерское училище, изучал право, затем стал управляющим отцовской фабрикой. Известный у себя на родине деятель, он был избран депутатом в Государственную Думу, где, хотя и не блистал особыми талантами, благодаря умению угождать всем стал весьма популярен. "Он был красив, элегантен, остроумен, в меру либерален и всегда любезен... Во внешности его сквозило какое-то лукавство, впрочем, безобидного и добродушного свойства", - писал Керенский, тоже депутат IV Государственной Думы.

Благодаря обаянию Протопопова и его принадлежности к крупной, умеренно либеральной партии октябристов его неоднократно избирали товарищем председателя Думы. Родзянко признавал талант своего заместителя. В июне 1916 года он заявил царю, что Протопопова можно назначить на пост министра."На пост министра торговли он рекомендовал своего товарища Протопопова", - писал царь супруге, добавляя при этом: "Помнится, наш Друг упоминал о нем по какому-то поводу". Но в то время в правительстве не произошло никаких перемен, и Протопопов остался вторым после Родзянко человеком в Думе. В этом качестве он и возглавил делегацию депутатов Государственной Думы, летом 1916 года, совершившей вояж с миссией доброй воли по Англии, Франции и другим странам. Возвращаясь в Россию, в Стокгольме он встретился с чиновником германского посольства. Протопопов получил аудиенцию у царя и доложил о результатах своей поездки и беседы с немцем. "Вчера я видел человека, который мне очень понравился, - писал царь супруге. - Протопопов товарищ председателя Государственной Думы. Он ездил за границу с другими членами Думы и рассказал мне много интересного".