Мгновения вечности - Бхагаван Раджниш

Иногда мне хочется их просто выбросить, но мне их подарил очень хороший человек, и я не могу легко расстаться с вещами. Это неуважение. Я жду человека, которому мог бы подарить их.

У меня, на самом деле, не одни, а две пары таких часов. Одна в каждой комнате. Иногда я впадаю в заблуждение из-за них. Обычно иду спать в одиннадцать тридцать спать, самое большее в двенадцать днем, но редко. Однажды я выглядывал из под дырочки в одеяле, часы показывали двенадцать, и я сказал себе: «Это значит, я только что лег поспать». И я снова уснул.

Через час или два я снова посмотрел. «Снова двенадцать», — сказал я себе. «Странно, сегодня время кажется полностью остановилось, — подумал я, — лучше поспать еще, чем встать и увидеть, что все другие еще спят». И я отправился спать.

Теперь я дал наставления Гудии, что если я не проснулся в два пятнадцать, она должна разбудить меня.

Она спросила: «Почему?»

Я ответил: «Потому что если никто меня не разбудит, я могу спать целую вечность!»

Каждое утро мне приходится решать, утро сейчас или ночь, я не понимаю этого, у меня нет этого ощущения. Оно было потеряно в тот день, о котором я вам рассказал.

Сегодня утром, когда я спросил вас: «Сколько сейчас времени?» И вы ответили мне: «Десять тридцать!» Я подумал: «Иисусе. Это уже слишком. Моя охрана прождала полтора часа, а я даже еще не начал говорить». И тогда я сказал просто для того, чтобы закончить речь: «Позвольте мне закончить в течении десяти минут». На самом деле все это случилось из-за того, что я думал, что сейчас ночь.

Деварадж также знает об этом, как же он может понять это точно. Однажды утром, когда он сопровождал меня в ванну, я спросил у него: «Моя охрана ждет?» Он выглядел озадаченным. Мне пришлось закрыть двери, чтобы он смог быть самим собой снова. Если бы я стоял у дверей и ждал ответа, а вы знаете, никто так не любит меня, как Деварадж. Он не мог сказать мне открыто, что сейчас не ночь. Если я попросил секретаря, должна была быть причина для этого, конечно, ее не было там, время еще не пришло, так что же я мог сказать?

Он мне ничего не ответил. Он просто промолчал. Я засмеялся. Этот вопрос, должно быть, смутил его, но я говорю вам правду, время все время приносит мне столько хлопот. Я справляюсь кое-как, используя странные устройства. Посмотрите на это устройство: говорил ли хоть один будда через микрофон?

Знаете ли вы о том, что каждое утро я просыпаюсь и спешу в ванну, чтобы помыться, и подготовиться к лекции, потому что я знаю, что все уже ждут. Сегодня я не позавтракал просто по той причине, что я знал, что задержу вас всех. Я немного больше поспал, чем обычно сплю. Каждый вечер я знаю, что все вы готовитесь, я принимаю душ, и приходит мгновение, когда я вижу свет в зале, и я спешу, потому что я знаю, что все вы собрались там и ждете.

Вы заняты весь день. Ваше время занято. Можно сказать, что я на пенсии, не уставший от труда, а на пенсии, но не для вас. Это мой образ жизни: жить расслабленно, ничего не делать с утра до вечера, и с вечера до утра. Занимать всех, оставаясь расслабленными, вот моя задача. Я не думаю, что в мире кто-нибудь был, есть или будет, кто был бы так не занят, как я. И вместе с тем, чтобы дышать, мне нужно, чтобы тысячи постоянно трудились, это как дыхание для меня. Может ли быть большая ирония судьбы?

Вы знаете, что такое индийская пыль. Она повсюду, везде, особенно в деревнях. Все покрыто палью. Даже лица людей выглядят пыльными. Что они могут сделать? Сколько раз они могут принимать омовение? Даже здесь, в комнате с кондиционером, в которой нет пыли, по старой привычке, когда я иду в ванную комнату, я хочу рассказать вам эту тайну, не говорите об этом никому, для того, чтобы помыть лицо, хотя пыли на нем нет, я делаю это несколько раз в день. Это старая индийская привычка.

Раньше было так пыльно, я бегал в ванную комнату снова и снова.

Я так привык к этому, теперь трудно изменить даже такие мелочи. Гудия знает, она пытается научить меня всевозможными способами не плескать воду в ванне, но разве можно этому научиться? Я не могу остановиться. Не то, чтобы мне хотелось мучить девушек, которые убираются в ванне, не нужно их мучить дважды в день, потому что я моюсь два раза в день, но это происходит само собой, и им приходится мыть полы два раза в день.

Конечно, Гудия думает, что я могу принимать омовение таким образом, чтобы девушкам не приходилось вытирать воду, разбрызганную по всей ванне. Но в конце концов, она рассталась с идеей научить меня этому. Я не могу измениться. Когда я моюсь, я так наслаждаюсь этим, что обо всем забываю, и разбрызгиваю воду вокруг. Если я не буду этого делать, мне придется контролировать себя даже в ванне.

Посмотрите на Гудию, ей нравится это, потому что она понимает, о чем я говорю. Когда я моюсь, я делаю это от души, и вода летит не только на пол, но также на стены, и конечно когда эту воду вытирают, возникают определенные трудности. Но если вы будете вытирать с любовью, как мои девушки, это лучший психоанализ, и намного лучше, чем трансцендентальная медитация. Я не могу ничего изменить.

За последние несколько месяцев я не прочитал ни одной книги. Я перестал читать по той простой причине, что прекрасное уже было понято. И теперь бессмысленно читать. Я даже не читаю теперь Веды, Библию, Коран. К моему опыту больше добавить нечего, и поэтому я перестал читать. К чему тратить видение, прозрение? Это не стоит того.

Когда мои врачи говорят мне, что если я хочу читать, я должен пользоваться очками, я отвечаю им: «К черту все книги, я ненавижу очки». Я ненавижу все очки, потому что они мешают мне, они стоят между мной и книгой. Я хочу все лицом к лицу, напрямую, мгновенным постижением. И поэтому перестал читать книги. Библиотека такая богатая, такая большая, она включает в себя все великое, но это больше ничего не значит для меня, я вышел за пределы слов.

Вы должны знать об этом: каждый день я слушаю песни Нуриханы, знаменитой певицы урду. Ежедневно перед тем, прийти читать лекцию, я слушаю ее песни. Она может свести с ума. Что вы знаете об этом? Я знаю, что это такое. Я пою эту песню Гудии ежедневно. Ей приходится ее слушать, она не может этого избежать. После того, как я заканчиваю свою проповедь, я снова пою одну и ту же песню. Мне нравится мой язык, не то, чтобы это был мой родной язык, но он такой красивый, что даже если бы он не был моим, я бы выучил его.

В песнях, которые ей приходится слушать каждый день, и которые она будет слушать каждый день, поется: «Ты — самая красивая женщина во всем мире! Я не знаю, узнаешь ли ты меня или нет. Наверное, ты не помнишь этого, но я все еще помню. Я не могу забыть об этом, те слова, которые ты прошептала мне. Ты говорила мне часто, что твоя любовь безупречна. Помнишь ли ты все еще об этом? Наверное, нет, но я помню, не полностью, конечно, время сделало свое дело.

Я полуразрушенный дворец, но если ты посмотришь внимательно, ты увидишь, что я тот же. Я все еще помню твои слова, твою любовь. Это доверие, которое когда-то было между нами, помнишь ли ты о нем до сих пор? Я не знаю как ты, но я все равно помню».

Почему я все время пою песню Нурихана? Это своего рода сверление. Это не сверление зубов, хотя если вы будете продолжать постоянно сверлить, дойдет дело и до зубов, но это повторение красоты, язык поэзии прекрасен. Я знаю, что ей будет трудно понять и приветствовать это.

Еще мгновение раньше я вошел, и я слушал одного из величайших флейтистов: Харипрасада. Это пробудило во мне много воспоминаний.

Есть много видов флейт в мире. Самая знаменитая — арабская флейта, самая красивая — японская, есть много других. Но с маленькой индийской бамбуковой флейтой ни одна не сравнится своей сладостью. Харипрасад настоящий мастер игры на флейте. Он играл передо мной, не один раз, но много раз.

Я слушал снова и снова, не Харипрасада, но другого флейтиста. В Индии флейта имеет два измерения: одно: южное, и другое: северное. Харипрасад Чаурашья — северный флейтист, я слушал его полную противоположность, одного южного флейтиста.

Этого человека мне представил Пагал Баба. Когда он представил мне его, он сказал музыканту: «Вы можете не понять почему я представляю вам его, по крайней мере, сейчас вы этого не поймете, но однажды вы сможете это понять по воле Бога».

Этот музыкант играет на той же флейте, но совершенно по-другому. Южная флейта намного более проникновенна, она тонка. Она входит и встряхивает в вас нечто тонкое. Северная флейта необычайно прекрасна, но она немного постная, такая же, как Северная Индия.

Всю ночь ветер свистел в деревьях. Звук был настолько прекрасный, что напоминал Паналал Гоша, флейтиста, которого Пагал Баба представил мне. Я включил его музыку, но он все делает по-своему. Он представляет все очень долго, к тому времени, когда Гудия позвала меня, это было только вступление. Я имею в виду то, что он еще не успел даже начать играть на флейте. Ситара и табла только подготовили почву для того, чтобы он играл на флейте. Прошлой ночью я слушал его музыку снова, по прошествии двух лет.