Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары - Алексей Шепелёв

Ответа не последовало. Закончив приготовление импровизированной лежанки, Гаяускас присел рядом с парнишкой.

— Вот что, Саша, надо нам определиться. Сам видишь, влипли мы в этом "новом мире" серьезно — серьёзней некуда. Значит, и нам нужно вести себя соответственно, а не "играть в войнушку". Понимаешь?

— Я в войнушку и не играю. Я воевал, — ответил мальчишка, не меняя позы.

— И что, ни разу не влетало за такую вот самодеятельность? — надавить, безусловно, было проще, но зато эффективнее всего было подвести мальчишку к тому, чтобы он сам понял свою ошибку.

— За самодеятельность влетало. Но тут не самодеятельность была, а бой без плана. Я, поначалу такого нагородил…

Сашка помаленьку понимал, что кроме неплохого фехтования, он наделал много глупостей с перемещениями.

— Да уж, за такую подготовку к бою всех нас следовало бы хорошенько пропесочить… Но некому. Значит, самим нужно делать правильные выводы. Во-первых, конечно, прикидывать как, если что, отбиваться станем. А во-вторых, надо привыкать взаимодействовать в бою так, чтобы не мешать друг другу. Понимаешь, о чём я?

— Теперь перед стоянками нужно прикидывать, как быть, если что…

— А также, кроме «как» — «кто» и «где». И давай в дальнейшем по команде "Сгинь!" — Балис легонько улыбнулся, Сашка в темноте этого не заметил, — ложись на землю и наблюдай. И вообще, не торопись в драку ввязываться.

— Это ещё почему?

— Да потому, что противники наши вряд ли тебя сначала будут воспринимать, как серьёзную боевую единицу. Для них ты — мальчишка, с которым можно разобраться одной затрещиной. Внимания они тебе уделять не станут. И вот тем, что они так заблуждаются, и надо воспользоваться в полной мере. Сначала оцени обстановку, разберись, что к чему, а потом действуй там, где ты больше всего нужен. Тебя ведь наверняка учили, что пока ты не вступил в бой — видишь всю картину. А когда начал сражаться с конкретным противником, видишь уже только его. По сторонам засматриваться времени уже нет.

— Ясно.

— Вот и хорошо, что ясно.

— Скажите, а Вы Серёжке — кто? — неожиданно спросил мальчишка.

Балис ответил не сразу: простой, вроде, вопрос неожиданно поставил его в тупик.

— Никто. У него вообще никого нет. Родителей у него убили, он вот прибежал на передовую, воевать… Пытался я его прогнать, да, вот, не успел…

— Прогнать?

— Конечно. Нечего детям на войне делать.

— Ага, сейчас ещё скажете, что его дело — сидеть где-нибудь в тылу, да расти для мирной жизни.

Сашкин тон Балису не понравился.

— Конечно, скажу. Угадал?

— Чего тут угадывать. Слышал я уже это…

— Слышал? Когда? От кого?

— В восемнадцатом от поручика Бочковского. Когда пришел и сказал, что буду воевать вместе с ними.

— Прав был Бочковский.

— В чём прав-то?

— Во всём. Пойми, Саша, дети воевать не должны. Не детское это дело.

— А сиротами оставаться дети должны? Добрые слова говорить нетрудно. Вы растите, а мы вас защищать будем. А где они все были, когда комиссар арестов и обысков со своими бойцами нашу станицу «чистил»? А где были Вы, когда Сережкиных родителей убивали?

— Это война, Саша. На войне убивают.

— Вот именно, война. "Мы защитим"… Пока все были живы, защитить не смогли, а когда уже поздно "мы защитим"… Вы просто не знаете, что это такое, когда у тебя убивают родителей, братьев, сестер… Поэтому нас не поймете.

— Знаешь, Саша, чего никогда не надо делать, так это горем меряться. У вас с Серёжкой убили родителей, у меня — детей, — не успевшего родиться Ирмантасика Балис всегда воспринимал как полноценного сына. — У Мирона — вроде, никого не убили. И что? Будем его этим стыдить?

— Не будем… Извините, Балис Валдисович, я не хотел Вас обидеть.

— Понимаю, что не хотел. Но аккуратнее надо.

— Буду аккуратнее. Только, я ведь не Вас лично имел в виду, а вообще…

— Что — вообще?

— Ну, понимаете, как… Вы, в смысле Армия, нас ведь уже не защитили. Понимаете, уже. Нас убивали, а вас, не лично Вас, ну, понимаете… Вас рядом не было. А теперь вы говорите — мы защитим. А где вы были раньше?

Балис долго молчал: в словах казачонка была горькая правда.

— Ты прав, Саша, — произнес он наконец. — Мы, в смысле Армия, виноваты перед вами. Перед тобой, перед Серёжкой, перед другими ребятами, вашими ровесниками. Но постарайся понять и нас: Бочковского, меня, Мирона. Мы знаем, что такое война, потому что это — наша работа. Мы знаем, как это страшно. Мы знаем, что детям на войне — не место. Да, мы не смогли спасти ваши семьи, дайте же нам хоть немного искупить свою вину. Дайте спасти хотя бы вас.

— А Вы уверены, что так — вы нас спасаете?

— Уверен.

— А нас вы, конечно, спросить не считаете нужным?

— Знаешь, Саша, я никогда не верил ни в богов, ни в эту, как её… реинкарнацию. Как говорится, умерла — так умерла. И поэтому твердо убежден, что лучше жить, чем умереть.

— Всегда?

— Всегда, если речь не идёт о предательстве.

— А прятаться в тылу — не значит предавать?

— Смотря о ком речь. Если прячется от Армии военнообязанный взрослый человек — это одно. А если речь идёт о… тебе сколько лет?

— Четырнадцать было, когда на Тропу попал.

— Вот. Серёжка говорил, что ему двенадцать. Ещё младше. Вас никто воевать не звал, вы добровольцами пошли, правильно?

— Правильно, и что?

— И то, что, по уму, как относится к вашей доброй воле — это наше дело. Да только не слушаете вы это "по уму"… Вот и получается…

Балис не закончил: что именно получается, было отлично понятно обоим. Разговор себя исчерпал. Глаза слипались, усталость, которую они гнали от себя во время марш-броска, навалилась с новой силой. Говорить можно до утра, но лучше поспать хотя бы пару часов.

Капитан расстегнул ремешок часов. Часовые деления и стрелки светились холодным светом.

— Смотри, сейчас на моих часах — почти полпервого ночи.

— Ух, ты…

Сашка не удержался от восхищенного возгласа: часов с подсветкой ему видеть не приходилось.

— А почему они светятся?

— Фосфоресцируют, — машинально ответил капитан, но тут же вспомнил, что это слово мальчишке не должно быть знакомо и пояснил: — Они покрыты особым составом, содержащим фосфор, который светится в темноте.

— Ага, понятно.

— В три часа меня разбудишь. Держи.

Он протянул Сашке часы и пистолет.

— Только смотри, стрелять в случае самой крайней необходимости.

— Я понимаю…

— Знаю, что понимаешь. Но всё равно инструктирую, знаешь такое слово?

— Конечно, знаю, — с обидой в голосе ответил мальчишка.

— Так вот. Если заметишь какую-либо опасность — сразу меня буди. Самодеятельности не надо. Всё ясно?

— Так точно.

— Вот и отлично. Согрелся?

— А то…

— Точно?

— Что я, врать, что ли, буду?

Врать — не врать, но показать ситуацию лучше, чем она есть на самом деле Сашка, конечно, был вполне способен. Уж на это Балис за годы курсантства и службы насмотрелся достаточно. Но проводить еще одну воспитательную беседу смысла не имело.

— В таком случае, жертвуешь свой плащ для нашей лежанки. Мой стелим, твоим накрываемся. До трех — твоё дежурство, с трех до рассвета — моё…

Ночью их никто не потревожил. В город путники вошли вскоре после рассвета, едва заспанная стража открыла ворота. Гаяускас немного волновался, что стражники прицепятся с расспросами, но обошлось.

Помятая одежда и небритая щетина Балиса, конечно, доверия не внушали, но бродяжничество в этих краях никогда не считалось преступлением. Дело стражников — оберегать добрых горожан от разбойников и душегубов, а уж с бродяжками горожане и сами должны разбираться.

Гораздо больший интерес путники вызвали у человека, наблюдавшего их вход в город через узенькое окошко караулки. Управитель Лечек время от времени заходил поболтать со стражниками о том, о сем, сыграть партию-другую в зуж, угостить винцом, а где и ссудить несколько маретов. Мало ли какие услуги могут понадобиться благородному лагату Маркусу Простине? Позаботиться о людях, которые будут готовы их оказать, всегда лучше заранее.

— Кто это в город вошел? — поинтересовался Лечек у стоящего рядом осьминия.

— Имп их знает, — равнодушно ответил командир караула и широко зевнул.

Управитель продолжал смотреть в спину удаляющихся мужчины и подростка. Импом Лечек не был, но мальчишка ему был определенно знаком. Можно было поставить марет против гексанта, что именно этот паренек уехал из города вместе с Йеми несколько дней тому назад. Как раз в том день, когда Лечек знакомил кагманца с местными «землекопами». Судя по тому, как тот разбрасывал деньги направо и налево, случилось что-то серьезное. Что именно, ни Лечек, ни его старый подельник Наско не знали, но нутром чувствовали — Йеми крепко сел на крючок и готов отдать очень многое, чтобы оттуда соскочить. Ну, а если кто-то готов много отдать, то хотелось бы, чтобы отдал он это не кому-нибудь неизвестному, а самому Лечку. Только вот предложить свои услуги кагманцу возможности не было — слишком уж быстро он покинул Плесков.