Рубикон - Наталья Султан-Гирей

Однако визит грека внес немалое беспокойство в мирную жизнь супругов. Однажды, когда уже близился срок "выздоровления", Тиберий среди самых пылких ласк резко отстранил жену.

— Хватит, поговорим о деле. Я лишен огня и воды, но я не умер, не ушел в изгнание. Я живой и живу в Умбрии, то есть в пределах Италии, где мне жить нельзя. Я живу тем, что помогаю одному италику в его виноградниках. Эта семья приютила меня, нищего, безродного бродягу, и ни о чем не расспрашивала. Узнав ближе эти чистые сердца, я открыл им мое настоящее имя и мою горестную судьбу, и они не отвергли меня. У человека, приютившего меня, выросла дочь. Прелестная девушка, чистая, как утреннее облачко в горах. Мы полюбили друг друга, и я женился на ней.

—  А я? — упав лицом в подушки, Ливия горестно и надрывно завыла, как раненый зверь. — А я?

— Я не знал. — Тиберий ласково прикоснулся к ее пышному плечу. — Неужели ты думаешь, что я мог забыть тебя и моего крошку Тиберия? Но живые не принадлежат мертвым. Столько лет разлуки! А эта девушка так прелестна... Юная, любящая...

— Ты любишь ее! Не лги мне, Тиберий Нерон! Зачем ты лгал мне все эти дни? — Ливия вскочила.

— Я любил тебя, люблю и сейчас, но годы прошли, а она носит под сердцем мое дитя.

Его Кая бессильно опустилась на ложе.

— Я не успела сказать... я тоже...

— Что?!

— Твое дитя уже живет во мне. Ребенок, лишенный отца...

— Отчего же? Я не отрекаюсь, оформим развод, ты назовешь дитя именем твоего отца — Друз или Друзилла, кого боги даруют.

— Как ты бессердечен!..

— Совсем нет! Я был бы бессердечен, если б опозорил дочь человека, приютившего меня, покинул бы девушку, полюбившую меня нищим, безродным, хуже того, изгнанником. А ты...

Ливия не отвечала. Большая, сильная, она сидела на ложе, опустив ноги на пол и понурив плечи. Темные спутанные пряди закрывали ее лицо.

— Быстро же ты утешился, потеряв жену и сына!

— Перестань! Подумай лучше о детях! Что может им дать отец, лишенный огня и воды? Ты понравилась триумвиру...

— Как же я стану женой другого, нося под сердцем твое дитя?

— Я заставлю дурачка жениться на тебе, да еще уверю, что это его ребенок.

Ливия сердито качнула головой:

— Вздор! Он не прикасался ко мне! Мне противен этот златокудрый Ганимед!

— Ты станешь женой триумвира! — Тиберий встал и начал одеваться. — Наши дети вырастут в Риме и будут воспитаны, как подобает правнукам сенаторов и консуляров!

Тиберий оделся и подошел к окну. Светало. Над деревьями небо уже наливалось утренней розоватостью, но в комнате еще царил полумрак.

— Подумай о наших детях! — глухо повторил Тиберий. — Мне некуда взять тебя. На виноградниках у меня другая семья. И, наконец, я люблю Ютурну! — выкрикнул он в отчаянии.

— Я повинуюсь. — Ливия наклонила голову. — Но уж добра от меня не ждите — ни ты, ни он, никто на свете, кроме моих детей!

IX

Дом, где жила Ливия Друзилла, окурили серой, пороги и мостовую перед домом вымыли крупной морской солью, и матрона известила триумвира, что чары злых духов, насылающие болезни, убиты. Она ждет высокого гостя и его сестру в любой день и час.

Октавиан пришел в тот же вечер. За это время он уже отвык от Ливии и не очень хотел идти, но сестра уговорила. Надо поскорей получить согласие Ливии Друзиллы на брак. Меценат тоже советовал поспешить с этим союзом. Род Ливиев силен и влиятелен. Женясь на дочери покойного Друза, император приобретет много сторонников во враждебном ему стане старинной римской знати.

Рабыня проводила гостя в триклиниум. Октавиан оглянулся вокруг. Светильник не был зажжен, и в наступивших сумерках смутно темнели очертания двух крупных людей. Ему стало жутко.

Наконец один из них хлопнул в ладоши, и рабыня внесла лампион. Октавиан с удивлением и страхом поглядел на незнакомца, стараясь припомнить, где он мог его видеть...

— Ты обольстил мою супругу, — громовым басом закричал Тиберий Нерон. — Если ты не женишься на ней, Ливия навек обесчещена. Ты соблазнил ее!

— Матрона Ливия. — Октавиан протянул к ней обе руки. — Разве я соблазнил тебя? Разве я позволил себе что-нибудь непристойное?

— А кто поверит? — Ливия с нескрываемым презрением повела могучим плечом. — Кто поверит, что такой сластолюбивый юноша, как ты, сидел у одинокой женщины, в отсутствие ее супруга, чуть ли не каждый вечер до полуночи и слушал ее россказни!

— Но ведь ты знаешь, — в отчаянии повторил триумвир, — я был почтителен к тебе, и потом, я думал, что ты вдова!

— Она не вдова, — жестко перебил Тиберий. — Ты соблазнил мою супругу, а может быть, взял ее силой!

— Я? Ее? Силой? — Октавиан даже подскочил. — Да ты ослеп, что ли?

— Мог пригрозить слабой женщине, да это и неважно, как ты овладел моей женой, но ты обязан жениться. Оформим развод, а там и свадьба!

— Зачем же разрушать ваш очаг?

— Ты его уже разрушил! — Тиберий и Ливия разом шагнули вперед, и Октавиану показалось, что два огромных, могучих, пышущих подземным жаром титана надвигаются на него, жалкого тощего божка.

— Я женюсь! — выкрикнул он, прижимаясь к стене. — Ливия, я согласен!

— Вот и отлично! — Тиберий Нерон расхохотался, блеснув крупными белыми зубами. — Иначе мой кинжал, как некогда кинжал Коллатина...

— Я же сказал, что женюсь. — Октавиан моргнул. — Что вам еще надо? Силой затащить меня на ложе?

— Да, я забыл тебе сказать, — издевательски прибавил Тиберий, — она носит под сердцем мое дитя, и ты дашь клятву, что, пока ребенок не родится, ты не прикоснешься к Ливии!

— А это я с удовольствием. — Октавиан криво усмехнулся. — Хоть всю жизнь до самой смерти... Особенно после такой приятной новости!

— Уже поздно, — оборвала торг Ливия. — Тиберий Нерон сам проводит тебя, дорогой гость. — Увидя, как вздрогнул Октавиан, с горькой усмешкой уронила: — Не бойся моего супруга. Он в восторге, что у него есть соперник и он может пристойно избавиться от меня. Ведь я, слабая женщина, спасла ему жизнь, а сейчас ему представился случай отблагодарить меня за все!

Она с гордо поднятой головой стремительно вышла из триклиниума.

— Я провожу тебя до форума. — Тиберий подобострастно улыбнулся и взял в руки факел. — Осторожней, здесь ступенька. — Он поддержал Октавиана под локоть: — Вот сюда, сюда! По боковой улочке ближе. Ты не бойся, Ливия — хороший человек и отличная жена. Сумеет и дом вести, и за детьми смотреть.

Октавиан молчал. Он уже ненавидел и Ливию, и Тиберия, но страшился скандала в Сенате. Какой вопль поднимут все эти благородные мужи! И зачем он по какой-то невероятной глупости распускал слухи о своем несуществующем женолюбии? А если еще хуже? Если Ливия и Тиберий выльют в Сенате на его голову еще более грязные сплетни и потребуют суда за преступления против нравственности? Сам виноват — сам ведь издавал законы об укреплении этой проклятой нравственности!

X

Пологие берега Африки гостеприимно встретили римский флот. Лепид превзошел самого себя. Туши гигантских быков, увенчанные гирляндами жареной дичи, нашпиговывались пряностями. Огромные водоемы, наполненные до краев сладкими крепкими винами, ждали мореходов.

Едва Агриппа успел ступить на землю, гонец вручил ему личное письмо императора. Октавиан сообщал, что, к сожалению, не может исполнить просьбу друга. Жена Помпея тоже должна быть обезглавлена. Казнить пирата и его сообщницу следует тайно. Республиканцы готовы примириться с наследником Цезаря и раздражать их видом Помпея в цепях неблагоразумно. В конце письма Октавиан нарисовал четыре кружочка. Один из них был перечеркнут, следующий обведен волнистой чертой.

Агриппа понял — очередь за Лепидом. Но правитель Африки являл собой воплощение лояльности, и обвинить его в измене было нелегким делом.

Пицен упрекнул триумвира, что его лигуры не участвовали в поимке Помпея. Лепид же учтиво напомнил, что его флот охранял побережье. Флотоводец императора только потому одержал победу, что его союзник сумел оцепить все бухты. Сицилии его войска вместе с легионами Мессалы, легата императора, окружили и обезоружили свыше тридцати тысяч рабов. Они сдались, с тем чтобы им была сохранена жизнь.

— Знаю, я обещал им!

Лепид ответил похвалой человеколюбию молодого вождя и предложил тост за мир.

Вечером Сильвий доложил, что, несмотря на все усилия, ему не удалось обнаружить ни одного намека на заигрывания Лепида с египтянкой. Старик боялся союза Клеопатры с Антонием и преданно держался сына Цезаря. И все же убрать Лепида было необходимо. Иначе вся победа над пиратами свелась бы к нулю. Если Лепид примкнет к Антонию, то перед императором Запада встанет новый, еще более опасный соперник на море и сама казнь Помпея превратится в бессмысленную жестокость.