Жребий принцессы - Джудит Тарр

— Я видел так много женщин, Зха'дан. Для принца это неизбежно. Династия существовала до него, и он обязан продолжить ее. Если женщина не замужем, если у нее нет изъянов, если она способна родить ребенка, она предлагается мне как надежда на продолжение рода. Даже то, что я ношу обруч, не имеет значения. Это только запрещает забавляться, пока я не найду свою королеву. — И ты нашел ее?

— Не знаю! — Сареван закрыл лицо руками. — Я был полон вина и обыкновенного упрямства. Однако никогда прежде мне не было так легко. И я никогда не чувствовал себя настолько непринужденно. Мне было все равно, что я делаю или чем мне придется заплатить за это; и тем не менее я вовсе не спешил попробовать это. Это было похоже на то… как если бы мы оказались за гранью мира и не осталось ничего, что могло бы потревожить нас там. — Магия?

— Не магия, — криво улыбнулся Сареван. — Скорее, очарование. Она не только красива, Зха'дан. У нее есть личность. Она как золотой орел, которого посадили в клетку. Я мог бы освободить ее. Я… мог бы… освободить ее.

И он погрузился в сон, унеся с собой эту поющую уверенность. Джания оставалась с ним в его снах, и оба они были там свободны: он освободился от своего обруча, а она — от своей вуали. Она была воплощением красоты. Она сказала:

— Если бы мой брат был девушкой, ты не удостоил бы меня и взглядом.

Сареван медленно вынырнул из глубин сна. Он чувствовал в своих объятиях теплое тело, слышал чей-то шепот. Сон во сне. Новый сон оказался более хрупким, но на диво реальным. Он сонно поцеловал его.

Вкус поцелуя оказался странным. Странно знакомым. Рука Саревана скользнула в поисках округлости полной груди, но ничего не нашла. Зато ниже выпуклость оказалась достаточно ощутимой.

Пальцы Саревана сомкнулись. Он хотел разжать их. Хирел сонно мигал, все еще во власти сна, но уже начиная хмуриться. Он был чересчур плотным для сновидения.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Сареван резким от испуга голосом.

Брови Хирела сдвинулись.

— Ты знаешь какие-нибудь другие слова, кроме этих? — А тебе известны какие-нибудь другие шутки, кроме этих? — Разве я положил твою руку туда, где она лежит? Рука тотчас же отдернулась.

— Я спал, — сказал Сареван.

— А, — протянул Хирел. — Ну разумеется. И снился тебе явно не я.

Внезапно Сареван расхохотался. Это было безумием, но он не мог сдержаться. Это было просто невыносимо. — Ты завидуешь мне. Ты завидуешь ей. Хирел ударил его. Совсем не сильно, так что Сареван почти не почувствовал удара. Хирел отвернулся от него, свернулся в комочек и стал выкрикивать в стену:

— Мужчина, у которого никогда не было женщин, — это противоестественно. Принц в такой ситуации вызывает отвращение. Она выполнила свой долг перед тобой; она сделала тебя опытным мужчиной. Ты мой брат, ты равен мне, и мой долг не только способствовать этому, но и поощрять это. Но я вовсе не обязан этому радоваться. — Хирел… — начал Сареван. — Она — жемчужина гарема. Мне не нужно спрашивать, понравилась ли она тебе. Она во всей полноте познала искусства внутренних комнат; она научила меня многому из того, что я знаю. И все время, пока ты лежал с ней, я, принц крови, который по своему рождению должен был стать твоим врагом и которого ты должен считать воплощением разврата и осуждать, — я не мог успокоиться, потому что ты был с ней, а не со мной. — Хирел прерывисто вздохнул. Это прозвучало как сдавленное рыдание. — Я дарю ее тебе. Ты был рожден для нее, для ее красоты и женственности.

— Асукирел, — сказал Сареван, и на этот раз Хирел не остановил его. — Хирел Увериас, я не лежал с ней.

— Ну конечно. Ты стоял перед ней на коленях и обнимал ее. А может быть, ты овладел ею, как это делают жеребцы?

На мгновение Сареван ослеп от ярости. Когда он снова обрел способность видеть, Хирел был придавлен его телом, а на его щеке горел отпечаток ладони.

— Никогда, — процедил он сквозь зубы. — Никогда. Хирел не сопротивлялся. Сареван начал остывать, и ему стало мучительно стыдно.

— Прости меня, — сказал он. — Прости меня за все. За твоих братьев, за твою сестру… за все.

Хирел ничего не ответил. Его лицо застыло и было одновременно и надменным и несчастным. Его кожа в свете лампы казалась мягкой и нежной как у ребенка. После такого удара на ней обязательно появятся синяки. С невероятной нежностью Сареван коснулся того места, где отпечаталась его ладонь.

— Выслушай правду, маленький брат. Джания очень красива. Я думаю, что с радостью пожертвовал бы своим обручем и своими клятвами ряди того, чтобы она оставалась со мной. Я с радостью сделал бы ее моей королевой. И все же эта радость живет во мне не только потому, что Джания — женщина, наделенная красотой и возвышенной душой. Я испытываю эту радость еще и потому, что Джания — точная копия своего брата. — Хирел молчал. Сареван горячо продолжал: — Я не могу быть твоим любовником, Хирел. Я не создан для этого. Но к моей душе и ее желаниям Джания не имеет никакого отношения. Хирел — это совсем другое дело. — Сареван сглотнул. — Боюсь, я люблю тебя, маленький брат.

Хирел резко отстранился от Саревана. Его глаза горели, щеки были мокры от слез. — Ты не должен!

— Вряд ли это от меня зависит, — сказал Сареван. — Ты не должен! — Голос Хирела сорвался. — Не должен!

— Хирел, — сказал Сареван, протягивая к нему руки. — Львенок. Мы можем быть друзьями. Мы можем быть братьями. Мы можем…

Хирел оставался неподвижным в его руках. Он снова стал холодным и слишком спокойным.

— Мы ничего не можем. — Он не обращал внимания на слезы, заливающие его лицо. — Я не сказал тебе правду. Пока я изображал из себя ревнивого влюбленного, пришла весть. Его армии вторглись в Асаниан. Сареван нахмурился.

— Этого не может быть. Он не стал бы… — Он сделал это. Ты должен умереть, и даже если бы я мог помешать этому, то не стал бы этого делать. А обычай повелевает, чтобы казнью королевских заложников командовал Высокий принц.

Это еще не стало реальностью. Сареван пока еще не осознал полностью, что его замысел провалился и все обстоит даже хуже, чем он опасался. Он еще не понял, что война началась и что ему предстоит умереть. Реальной и ощутимой была лишь боль Хирела. Он обнял его и принялся укачивать, не говоря ни слова. Хирел не сопротивлялся: так глубока была его боль. — Твой отец, разумеется, не верит в то, что мы убьем тебя. Он ждет, что мы отступим, испугавшись угрозы мести, что мы начнем торговаться, извлекая выгоду из твоей жизни. И поэтому, — сказал Хирел, — ты должен умереть. — Завтра? Хирел задрожал.

— Я не знаю. Клянусь всеми богами, не знаю. — У нас еще осталась эта ночь, — сказал Сареван. — Ты не веришь! — вскричал Хирел. — Ты думаешь, что мы не решимся на это. Но мы решимся, Сареван. Я уверен в этом точно так же, как и в том, что буду сидеть на Золотом троне.