Ацтек. Том 2. Поверженные боги - Гэри Дженнингс

По словам гонца, жители Края Изобильных Красот, не пытаясь воспрепятствовать высадке чужеземцев, послали о ней весть господину Пацинко в столицу тотонаков город Семпоалу. Пацинко, в свою очередь, направил к белым бородатым пришельцам знатных послов с богатыми дарами и приглашением посетить его двор. Таким образом, пятеро самых важных чужеземцев отправились в гости к правителю тотонаков, прихватив с собой сошедшую вместе с ними на берег женщину. Не белую и не бородатую, а принадлежавшую к одному из племен ольмеков. Во дворце Семпоалы гости преподнесли Пацинко подарки: трон необычной конструкции, множество разноцветных бус и шляпу из какой-то тяжелой ворсистой красной ткани. После чего объявили, что они явились как послы от правителя по имени Коркарлос — бога, именуемого Наш Господь, и от богини по имени Пресвятая Дева.

Да, почтенные писцы, не сомневайтесь, я знаю, как следу ет говорить правильно. Я просто воспроизвожу те слова, которые не раз повторил в тот день невежественный тотонак.

Потом гости настоятельно расспрашивали Пацинко обо всем, касающемся его земли и его подданных. Какого бога почитают он и его народ? Много ли в этих краях золота? Кт° он сам — император, король или наместник?

Пацинко, хотя и весьма растерялся от такого множества незнакомых понятий, отвечал в меру своего разумения. Из многочисленных существующих богов он и его народ признают верховным и почитают более всех Тескатлипоку. Сам он является правителем всех тотонаков, но подвластен владыкам трех более могущественных народов. Самый сильный и богатый из этих народов — мешикатль; им правит Чтимый Глашатай Мешико Мотекусома. Пацинко не скрыл, что пятеро представителей казначейства Теночтитлана как раз находятся в Семпоале, поскольку прибыли проверить список товаров, которые тотонакам предстоит отдать в этом году Мешико в качестве дани.

— Я хотел бы знать, — неожиданно произнес один из старейшин Совета, — как происходил этот разговор? Мы слышали, будто кто-то из белых людей говорит на языке майя, но ведь ни один из тотонаков не знает никаких языков, кроме своего собственного и науатль…

Гонец на мгновение замялся, а потом откашлялся и начал заново:

— В день Восьмого Аллигатора, господин Глашатай…

Мотекусома бросил на прервавшего гонца старейшину раздраженный взгляд и сквозь зубы процедил:

— Теперь мы, пожалуй, все здесь умрем от старости, прежде чем этот остолоп доберется до конца рассказа.

Тотонак снова прокашлялся:

— В день Восьмого Аллигатора…

Присутствующие просто изнывали от досады и нетерпения, пока гонец пересказывал все с самого начала, добираясь до новых сведений. Зато сведения эти оказались столь важными, что стоили нашего ожидания.

Пацинко сказал белым людям, что пятеро надменных мешикатль — сборщиков дани для Мотекусомы весьма разгневаны на него за то, что он пригласил к себе чужеземцев, не Испросив предварительно разрешения у их Чтимого Глашатая. Вследствие чего тотонакам пришлось добавить к требуемой дани десять своих юношей и десять молоденьких девственниц. Вместе с ванилью и прочим их отправят в Теночтитлан, где впоследствии принесут в жертву местным богам.

Услышав это, вождь белых людей выразил негодование и потребовал от Пацинко, чтобы тот не только не посылал в Мешико дань, но и взял всех пятерых мешикатль под стражу и посадил в заточение. Когда же Пацинко весьма неохотно приставил к представителям могущественного Мотекусомы караул, белый вождь пообещал, что его белые солдаты в случае чего защитят тотонаков.

Хоть и потея от страха, Пацинко все же отдал соответствующий приказ, и, по словам гонца, накануне своего отбытия в Теночтитлан он видел всех пятерых сборщиков дани посаженными в тесную клетку из связанных лианами деревянных прутьев. Их нарядные накидки из перьев взъерошились и топорщились, придавая мешикатль сходство с подготовленными к отправке на рынок птицами, а в головах их, надо полагать, царила не меньшая растерянность.

— Это возмутительно! — вскричал Мотекусома, забывшись. — Чужеземцев можно извинить лишь тем, что они не знают наших законов о дани. Но каков этот безмозглый Пацинко! — Тут правитель вскочил с трона и погрозил кулаком говорившему тотонаку. — Пятеро моих людей подверглись столь оскорбительному обращению, а ты рассказываешь мне об этом как ни в чем не бывало! Клянусь богами, я велю скормить тебя заживо большим котам в зверинце, если твои следующие слова не объяснят и не извинят безумную измену Пацинко!

Гонец сглотнул, глаза его выкатились, и… он завел свою песню с самого начала:

— В день Восьмого Аллигатора…

— Аййа, оуйа! — взревел Мотекусома. — Умолкни! — Он опустился на трон и в отчаянии закрыл лицо руками. — Я забираю назад свою угрозу. Ни одна уважающая себя кошка не станет пожирать столь никчемную и безмозглую тварь.

Один из старейшин Совета дипломатично решил слегка разрядить обстановку и приказал говорить другому гонцу.

Хот немедленно, явно не понимая многих заученных слов, принялся тараторить на смеси нескольких языков. Очевидно, он лично присутствовал хотя бы на одной встрече с заморскими гостями и теперь повторял все, что на этой встрече обсуждалось. Было также очевидно, что белый вождь говорил на испанском языке, после чего другой гость переводил его слова на майя, а затем они переводились еще и на науатль, становясь доступными пониманию Пацинко. В свою очередь ответы вождя тотонаков по той же цепочке доводились до белого вождя.

— Хорошо, что ты здесь, Микстли, — сказал мне Мотекусома. — Его науатль не слишком разборчив, но при многократном повторении мы можем понять, что к чему. Что же касается других языков, тут вся надежда на тебя.

Мне бы очень хотелось похвастаться быстрым, бойким переводом, но, по правде говоря, из сумбура слов я понял немногим больше, чем все остальные. Посланец тотонаков говорил с чудовищным акцентом, да и сам его правитель не слишком хорошо владел науатль. Язык этот был для него неродным и использовался не в повседневной жизни, а лишь в дипломатии и торговле.

К тому же диалект майя, на который переводилась беседа, был диалектом племени ксайю. Я владел им неплохо, но этого никак нельзя было сказать про белого переводчика. Да и до беглого владения испанским мне в ту пору было, конечно, далеко. Осложняло задачу также и употребление таких слов, как «император» или «вице-король», соответствие которым было затруднительно найти и на майя, и на науатль, а потому они повторялись при каждом новом пересказе без перевода, на попугайный манер. Не без смущения мне пришлось признаться Мотекусоме в возникших затруднениях: