Ричард I Львиное Сердце - Ульрика Кесслер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какой остроты достигла ситуация весной 1192 года, можно судить по событиям в Акке. Кульминацией открытого разрыва с Ричардом, о чем мы слышим от Баха ад-Дина еще осенью 1191 года, должно было стать нападение на Акку, но гражданскую войну Конрад хотел развязать только после ратификации Салах ад-Дином договора. Между тем, Салах ад-Дин, должно быть, решил сделать нападение на Акку предварительным условием соглашения с Конрадом. Но в апреле 1192 года он мог обнаружить, что, плетя слишком тонкую интригу с тем, чтобы добиться от Конрада еще больших уступок, он упустил наиболее благоприятный момент для торга. Возможно, из-за своего великодушия он не добился падения Конрада еще в начале осени 1191 года. Во всяком случае, с тех пор Ричард был готов ко всему в Акке, и в феврале 1192 года ему удалось в последний момент подавить там очаг смуты. Теперь самое время обратиться к событиям в Акке, о которых нам повествуют английские летописцы. Но истинное значение происшедшего там раскрывается лишь, если рассматривать его в тесной связи с дипломатической активностью Конрада, о которой сообщает Баха ад-Дин. Тогда становится ясно, что речь идет не об изолированном событии, но, скорее, о согласованном между Конрадом и Салах ад-Дином первом шаге по совместному пути, о своеобразном стимулировании Салах ад-Дина к заключению договора. Союз этот, таким образом, не представлял в тот момент для Ричарда теоретической угрозы, поскольку уже понимался как заключенный, и исходя из этих предпосылок он и изменяет так резко свой политический курс.
И когда мы теперь слышим, что Конрад должен был напасть на Акку, что генуэзцы хотели открыть ему городские ворота и что Ричард выжил французов из города, то сразу же вспоминаем сообщение Говдена о том, что Акка была разделена между королями и, более того, что Филипп передал свою часть маркграфу. Но теперь мы видим, что Конрад не только не имел доступа в город, но и что в начале весны 1192 года там вовсе не было французской военной администрации. Таким образом, «передача» Конраду состоялась, видимо, только на словах, причем тот же автор сообщает, что заложники были переданы под охрану Конрада, — ему и никому другому, — и если Филипп, как бы невероятно это ни звучало, половину Акки все таки «передал», то передача эта так и осталась всего лишь формальным актом, так как фактической передаче сумел воспрепятствовать Ричард. Но и это еще не все: французы, должно быть, в какой-то момент были вытеснены из военной комендатуры города, поскольку после падения Акки раздел между королями, несомненно, включал в себя и командную власть. Но прав ли в этом случае такой автор, как Ансберт, упрекавший Ричарда в заносчивости на том основании, что после падения Акки тот якобы потребовал единоличной власти над завоеванным городом? То, что, как мы увидели, во время присутствия Филиппа было невозможным, сбылось после его отъезда.
В первой половине октября 1191 года Ричард отправляется по различным делам из Яффы в Акку. Он вел за собой отставших от войска, а также, по сообщению Баха ад-Дина, прихватил все, что ему принадлежало в городе. От Амбруаза мы узнаем, что Ричард еще взял с собой в армию Иоанну и Беренгарию. Это наводит на мысль о том, что он больше не считал город безопасным местом, и, так как в то время он, вероятно, узнал о контактах Конрада с Салах ад-Дином, эти меры предосторожности вполне понятны. Самое позднее с этого момента гарнизон, впрочем, очень слабый, — как узнал Баха ад-Дин от бежавших пленных — находится, как нам представляется, исключительно под командованием англичан. Но еще и после выхода армии из Акки 21 августа Говден сообщает нам, кому Ричард передал власть в городе, об участии в командовании французов ничего при этом не говорится. Уже в это время, то есть через три недели после отъезда Филиппа, французское командование по финансовым причинам оказалось в положении, позволившем Ричарду исключить его из военной администрации Акки. Утверждения французских и профранцузских источников о том, что перед отъездом Филипп якобы оставил приличную сумму, следует рассматривать как нелепую басню, равно как и заявления английских источников о том, что щедрость Ричарда простиралась на всех, в том числе и на французов. На самом деле, это могло касаться только отдельных, присоединившихся к нему французских дворян и рядовых солдат, но не верховного французского командования. Герцог Бургундский одобрил казнь заложников, но неполученный за них выкуп существенно сказался на полевой казне французов. Еще летом 1191 года Гуго Бургундский, как сообщает Амбруаз, обратился к Ричарду за займом, в обеспечение которого он якобы должен был выставить тех заложников из французской доли, которых пощадили. Речь шла о 5000 марок серебром. Говден сообщает, что в феврале 1192 года Ричард потребовал у герцога возвратить 1500 фунтов, что соответствовало 2250 серебряным маркам. Поскольку герцог не мог заплатить, то должен был отдать в залог Каракуша, бывшего коменданта Акки. Случайно Баха ад-Дин сообщает нам сумму выкупа, полученного в конце крестового похода Ричардом за освобождение Каракуша — 80000 динаров, а его коллегу, аль-Мацггуба, по утверждению Имад ад-Дина, освободили за 50000 динаров. Эти суммы разительно несоразмерны со скромной величиной займа, но, в конце концов, Амбруаза нельзя признать авторитетом в денежных делах, а Говден информацию о событиях 1192 года получал уже не из первых рук.
Но все-таки сведения об этом займе весьма показательны: они согласуются с тем, что писал Ричард 1 октября 1191 года аббату Клерво — французы, дескать, уже поистратились, — и с недружелюбным замечанием Девиза об их весьма скромной экипировке, а также с участливым замечанием Амбруаза об ужасающей бедности французского рыцарства, принимавшего участие в восстановлении Аскалона и напрасно обращавшегося к герцогу Бургундскому с требованием выплатить причитавшееся им жалование. О численности французского рыцарского контингента мы достаточно хорошо информированы. Нам известно не только о тех 650 «milites»[106] и вдвое большем количестве пехотинцев, для перевозки которых в Святую Землю Филипп в свое время зафрахтовал генуэзские корабли; французские источники довольно единодушно твердят также о 500 рыцарях, которые остались в Палестине после отъезда Филиппа — и у Говдена можно встретить упоминание об отряде из 100 рыцарей, который Филипп, подобно Ричарду, перед своим отъездом передал в распоряжение князя Антиохского. Говоря о 700 французских рыцарях, Амбруаз, по всей видимости, весьма близок к истине. Благодаря Говдену, по антиохскому контингенту мы обладаем достоверными данными о размере жалования во времена его пребывания в Аккс. 100 рыцарям и 500 «servientes»[107] на полгода Ричард выдал 4000 марок. Это составляет на одного рыцаря вместе с пятью servientes по 3 шиллинга в день. Поскольку по записям в нормандских платежных ведомостях за 1195 год дневное жалование рыцаря составляло от 3 до 4 шиллингов, выдавая три шиллинга, Ричард добавлял еще половину этой суммы в качестве подарка — на 1198 год Говден сообщает о трехшиллинговом дневном жаловании рыцаря, а в Англии в 1180 году рыцарь обходился в 8, а пехотинец в 1 пфенниг; с учетом этого соотношения во время крестового похода мы выходим на такую цифру, которая подтверждает сообщения Говдена. Это означает, что названной Амбруазом и Говденом суммой займа можно было бы профинансировать лишь часть жалования французов. Добыча вновь появится только после нападения на караван в июне 1192 года, так что жить приходилось на то, что оставил Филипп и на остатки от аккской добычи. А этого едва-едва хватало. Естественно, Ричард вовсе не был обязан финансировать своего союзника-интригана, и он, очевидно, и не стремился сделать больше, чем поддерживать его на плаву. Чего он хотел этим добиться, не вызывает сомнений — переманить на свою сторону как можно больше дворян; и после шестинедельного пребывания в Аскалоне Ричард, по утверждению Амбруаза, соблазнил многих высоким жалованием — так что в распоряжении французских военачальников, герцога Бургундского и епископа Бовэского для проведения политики обструктивизма остались поредевшие ряды их воинства. Расчет, однако, не оправдал себя: французскому контингенту удалось сохранить завидную сплоченность рядов. Не подлежит сомнению, что Ричард купил бы французское руководство, если бы ему представилась такая возможность. Но политическая нетерпимость его с самого начала превратилась в навязчивую идею. Раскольническая политика Филиппа и пляшущих под его дудку герцога Бургундского и епископа Бовэского позволяют исключить, что Ричард мог бы своей финансовой предупредительностью улучшить отношения с французами. Вначале его финансовые отношения с Филиппом не отличались даже особой сдержанностью. Но решимость Филиппа использовать любой подходящий момент для возвышения династии Капетингов невозможно было сдержать никакими денежными подачками. И Ричард был не настолько глуп, чтобы продолжать финансировать подобную политику.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});