Ричард I Львиное Сердце - Ульрика Кесслер

Когда в страстную неделю он вернулся в Аскалон к армии, то узнал, что французы решили с ним распрощаться, и ничто не могло склонить их к продлению своего пребывания. Ричард выделил им обещанный эскорт, но запретил пускать их в Акку. На Пасху в лагере у всех было подавленное настроение, ибо все понимали военное значение этого «кровопускания». По распоряжению Ричарда праздновали только один день — воскресенье 5 апреля, после чего сразу же возобновили работы по возведению укреплений. Сам же Ричард все чаще стал выезжать на рекогносцировку на юг от Аскалона в направлении Газы и ад-Дарума. Даже если все теперь складывалось против похода в Египет, приготовления к нему шли полным ходом.

15 апреля приор Роберт Херефордский принес в армию вести из Англии о жалобах Лоншана на Иоанна. Амбруаз широко распространяется о том, что Ричард понял: пора возвращаться домой, представляя это как реакцию на эти новости. Но жалобы смешенного с его согласия Лоншана, свидетельствовавшие, что смена власти в пользу Уолтера Руанского прошла гладко, могли только порадовать Ричарда, тогда как известия о последних шагах Филиппа и готовности Иоанна сотрудничать с последним не были для него неожиданностью. В итоге, несмотря на столь, на первый взгляд, тревожные вести, Ричард остался в Святой Земле еще на полгода. Таким образом, миссия приора должна была стать поводом для наметившегося теперь радикального изменения политического курса. Отмечалось, что ответ на вопрос, который Ричард 16 апреля поставил на общевойсковом совете, а именно, кому быть королем, Гвидо или Конраду, был уже предрешен. Опроса по Гвидо проводить не понадобилось — он все еще оставался официальным кандидатом, — по Конраду его невозможно было бы провести: тот уже вел переговоры и выбор большинством Гвидо не смог бы помешать Конраду заключить договор с Салах ад-Дином. Таким образом, речь шла не о желании, а о необходимости. Кроме того, после Пасхи начинался сезон мореплавания, и надо было помешать французам отплыть, поскольку после того, как они покинули бы страну, и речи не могло быть о каких-либо крупных военных операциях. Таким образом, вопрос надо было решить немедленно, и Ричард предпочел уступить уговорам и согласиться на кандидатуру Конрада.

После избрания Конрада королем Иерусалима, Ричард посылает к нему своего племянника, Генриха Шампанского, чтобы передать тому известие об этом. Для Конрада и французов наступил миг торжества, блистательного оправдания совершенно эгоистичной политики. Граф Генрих затем задержался примерно на неделю в Акке якобы по денежным делам и, стало быть, в момент убийства находился где-то поблизости. После смерти Конрада он отправляется в Тир, и так как не только Амбруаз, но и весь народ видел в нем красивого молодого человека, тут же оказалось, что он неплохо подходит Изабелле; в тексте Itinerarium «populus»[108] Тира избирает его правителем страны. Но тот не хочет принимать решение без согласия Ричарда. Последний одновременно узнает о смерти Конрада и избрании своего племянника его приемником. Брак с Изабеллой в тот момент показался Ричарду не совсем своевременным, но к избранию Генриха королем он отнесся весьма одобрительно. Оно и понятно. После того, как еще несколько недель тому назад положение представлялось катастрофическим, решение нашлось почти идеальное. Новый правитель был признан всеми сторонами, Ричард лично присягнул ему и передал в его распоряжение войска страны. Когда через месяц тот снова пришел к Ричарду, он привел с собой и французскую армию. Внутренние конфликты отняли много времени, но сейчас, казалось, сложились предпосылки для того, чтобы дать крестовому походу великий поворот.

Но сначала бросим взгляд назад и попытаемся разобраться, не принимал ли Ричард личного участия в этом столь благоприятном для него повороте событий.

Само убийство описывается единообразно. 28 апреля 1192 года маркиз заехал пообедать к епископу Бовэскому. Когда он возвращался домой верхом в сопровождении небольшого эскорта, на узкой улочке в рядах менял на него набросились двое мужчин и нанесли ему множество ножевых ран. Это были ассасины, члены секты исмаилитов, распространенной на территории Персии и Сирии. Их сирийский глава, Рашид ад-Дин, Старец Горы, как называли его христиане, еще задолго до этого события внедрил обоих в окружение Конрада, где они, как мнимые христианские обращенные, благодаря набожности пользовались всеобщей любовью. Одного из убийц, должно быть, прикончили на месте, другой под пытками признался, что заказчиком убийства был английский король. Считается, что на допросе присутствовал епископ Бовэский. Понятно, что вытянуть желаемые показания не составило большого труда, но еще вероятнее, что этим мнимым признанием преследовалась цель вновь посеять раздор между врагами. О Старце Горы рассказывали, будто своих последователей он превращал с помощью наркотиков — слово ассасин было выведено христианами от слова гашиш — в послушные орудия своей воли, беспрекословно выполнявшие все приказания своего вождя, не заботясь о своей собственной безопасности и в ожидании вознаграждения на небесах за мученичество на земле. А вождем в ту пору был Синан, и только с его благословения можно было воспользоваться таким средством террора. И если это служило политическим целям вождей исмаилитов, политическое убийство могло быть применено и к врагам союзников, причем определенную роль должны были играть денежные подношения. Так что, если убийца сказал правду, то Ричард должен был не только связаться с Синаном, так как сам нанять ассасинов он не мог, но и указать их предводителю какую-нибудь политическую выгоду в устранении Конрада; при этом пришлось бы допустить, что простого исполнителя посвятили в политические планы его вождя.

Поэтому так называемое признание, на котором французы впоследствии построили целую клеветническую кампанию против Ричарда, представляется несостоятельным. Поскольку свидетелей обвинения сразу же убрали со сцены, возникает подозрение, что французов интересовало не столько выяснение истины, сколько неопровержимое обвинение. В любом случае, епископ Бовэский упустил возможность оптимально использовать обоих убийц. Незатейливость признания, удовлетворявшая очевидцев преступления, способствовала тому, что приведенные доказательства по причине своей недостаточности не дали нужных результатов: история не предъявляет Ричарду никаких обвинений в причастности к смерти Конрада. Абсурдным утверждением, что он будто бы вынашивал планы убийства Филиппа, клеветники перегнули палку. Известно, что французская верхушка не упускала ни единого случая, который можно было бы использовать против Ричарда, и данное обвинение в убийстве Конрада просто становится в ряд с другими, что уже само по себе губительно сказывается на его правдоподобности. Поспешной казнью убийцы французы не только лишили себя пропагандистского средства, но и источника, из которого можно было бы почерпнуть правду. Другими словами: даже если бы Ричард действительно приложил свою руку, французы сделали все, чтобы никогда нс докопаться до истины. То, что они не обратили внимания на обстоятельства, которые, на наш взгляд, могли действительно указывать на его участие, остается их просчетом, но никоим образом не доказывает невиновность Ричарда. Перед нами открывается два пути: рассмотреть кампанию против Ричарда, построенную на старых образцах, с одной стороны, и, отвлекаясь от нее, проанализировать ее достоверность, с другой.