Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Райан Корнелиус

Вскоре оба тела завернули в одеяла и положили в мелкую яму у входа в бункер рядом с брошенной бетономешалкой. На трупы вылили горючее и подожгли. Эрих Кемпка, шофер Гитлера, заметил, что даже после того, как тела предали огню, «Гитлер как бы подавлял нас своим присутствием». Запах горящих тел через воздухозаборники засасывался в помещения бункера. «Нам некуда было деваться от этого запаха, — сказал Кемпка. — Пахло, как подгоревшим беконом».

К наступлению сумерек новый канцлер Йозеф Геббельс принял свое первое главное решение с момента вступления в должность: он решил начать переговоры о капитуляции города… на собственных условиях. По радио на частоте, которой пользовались советские войска, передали просьбу о встрече. Вскоре русские ответили; они согласились принять эмиссаров и определили место, где немецкие офицеры могли пересечь их позиции.

Незадолго до полуночи генерал-лейтенант Ганс Кребс и начальник штаба Вейдлинга Теодор фон Дуффинг (которого только что произвели в полковники) в сопровождении переводчика и двух солдат вошли на занятую Советами территорию. Встретившие их солдаты попросили предъявить документы и сдать пистолеты. Кребс, прекрасно говоривший по-русски, холодно произнес: «Мужественному противнику позволяют сохранить оружие на время переговоров». Смутившиеся русские разрешили немцам оставить при себе личное оружие. Парламентеров отвезли в автомобиле к дому в Темпельхофе и провели в маленькую столовую. Обстановка еще хранила следы бывших хозяев: длинный стол, несколько стульев, большой гардероб у одной стены, а на другой стене литография Леонардо да Винчи «Тайная вечеря». В комнате также было несколько полевых телефонов.

Кребсу и фон Дуффингу показалось, что весь дом полон старших офицеров. Никто с немцами не поздоровался, и русские не представились. Кребс понятия не имел, что мужчина, сидевший напротив него, знаменитый генерал-полковник Василий Иванович Чуйков, защитник Сталинграда и командующий 8-й гвардейской армией. Он также не знал, что другие русские «офицеры» — это два военных корреспондента, адъютант (и шурин) Чуйкова и два переводчика.[64] Дело в том, что Чуйкова неожиданное предложение захватило врасплох, и он не успел собрать весь свой штаб. Сначала Кребс попросил о личной встрече с «главным советским переговорщиком». Чуйков, вынув из коробки длинную русскую папиросу, разжег ее, указал на собравшихся вокруг офицеров и сказал: «Это мой штаб… мой военный совет».

Кребс продолжал возражать, но в конце концов сдался. «Моя миссия, — произнес он, — состоит в том, чтобы вручить послание чрезвычайной важности и совершенно конфиденциальное. Я хочу, чтобы вы знали: вы первый иностранец, узнавший о том, что 30 апреля Гитлер совершил самоубийство».

Для Чуйкова это действительно было новостью, но, не моргнув глазом, он заявил: «Мы это знаем».

Кребс был поражен: «Откуда? Гитлер совершил самоубийство всего несколько часов назад. Двадцать девятого апреля Гитлер женился на Еве Браун; она тоже покончила с собой. Их тела сожгли и похоронили. Это случилось в бункере фюрера». И снова Чуйков скрыл удивление. Ни он, ни кто-либо другой из советского командования понятия не имели о существовании бункера и никогда не слышали о Еве Браун.

Затем начались трудные переговоры. Кребс сказал Чуйкову, что Гитлер оставил завещание, в котором назвал преемников, и передал копию этого завещания русским. Проблема заключается в том, пояснил Кребс, что полная капитуляция невозможна, поскольку Дениц, новый президент, находится за пределами Берлина. Кребс предложил первый шаг: договориться о прекращении огня или подписать частичную капитуляцию, после чего правительство Деница, вероятно, начнет переговоры напрямую с русскими. После звонка Жукову Чуйков решительно отверг попытку расколоть союзников. (Позже это решение было подтверждено Москвой.)

Переговоры продолжались всю ночь. К рассвету Кребс добился от русских одного: требования немедленной и безоговорочной капитуляции города и личной капитуляции всех обитателей бункера.

Пока Кребс продолжал спорить с Чуйковым, фон Дуффинг предпринял рискованное путешествие назад через линию фронта, был обстрелян эсэсовцами и спасен русским подполковником. В конце концов ему удалось добраться до бункера, где он рассказал Геббельсу, что русские настаивают на безоговорочной капитуляции. Геббельс разволновался и воскликнул: «На это я никогда не соглашусь!» Возбужденный спор прервался начавшейся в бункере паникой. Всем теперь казалось, что все советские пушки в районе нацелены на имперскую канцелярию. Фон Дуффинг позже сделал вывод, что это — прямой результат того, что Кребс выдал расположение бункера. Для обитателей осажденного бункера остались лишь две возможности: самоубийство или прорыв. И все начали строить планы: маленькими группами покидать бункер через лабиринты тоннелей под территорией имперской канцелярии, оттуда подземкой до станции «Фридрихштрассе» в надежде присоединиться к сражающемуся отряду, который выведет их на север. «Мы были уверены, что как только вырвемся из окружения к северу от Шпре, то будем в полной безопасности», — сказал впоследствии Вернер Науман.

Некоторые выбрали другой путь. Для Геббельсов единственным выходом из положения было самоубийство. Вернер Науман неделями пытался переубедить Магду Геббельс, но она была непоколебима. Теперь время пришло. В половине девятого 1 мая Науман разговаривал с Геббельсом и его женой, когда Магда вдруг «встала и вышла в комнаты детей. Через некоторое время она вернулась, бледная и взволнованная. Геббельс начал прощаться. «Он сказал мне несколько личных слов — ничего о политике или о будущем, просто попрощался», — вспоминал Науман. Покидая бункер, Геббельс попросил своего адъютанта Гюнтера Швагермана сжечь тела его и его семьи, он вместе с женой медленно поднялся по лестнице и вышел в сад. Он был в фуражке и перчатках. Магда «дрожала так сильно, что еле передвигала ноги». Больше живыми их никто не видел. Дети тоже были мертвы, и сделал это человек, подозрения на которого могли пасть в последнюю очередь. «Единственным человеком, кто входил в детские в последние минуты перед самоубийством Йозефа и Магды, была сама Магда», — свидетельствовал Науман.

Не всем, кто прорвался из бункера, повезло. Многие погибли. Другие — не прошло и нескольких часов — попали в руки русских; телохранитель Гитлера Отто Гюнше двенадцать лет проведет в советской тюрьме. Некоторые вскоре были тяжело ранены: пилот Ганс Баур, бежавший с маленьким портретом Фридриха Великого, подарком Гитлера, потерял сознание, когда осколком снаряда ему оторвало ногу, и очнулся в русском госпитале уже без картины. Кто-то, как Мартин Борман, таинственно исчезли. Немногим удалось бежать или, что было ничуть не хуже, попасть в руки англо-американцев.

Трое остались в бункере и покончили с собой: адъютант Гитлера генерал Бургдорф; начальник штаба ОКХ генерал Ганс Кребс и капитан СС Франц Шедле из охраны бункера.

И теперь — с исчезновением всякой другой власти — вся ответственность за безопасность города, его защитников и жителей легла на плечи одного человека: генерала Карла Вейдлинга. Берлин был объят огнем. По Унтер-ден-Линден и Вильгельмштрассе двигались танки. Бои бушевали по всему Тиргартену и зоопарку.

Русская артиллерия обстреливала город с оси восток — запад. Войска скопились на станциях метро на Александерплац и Фридрихштрассе, ожесточенный бой продолжался в рейхстаге. Вейдлингу не оставалось ничего, кроме как капитулировать, однако он понимал, что должен посоветоваться со своими офицерами. Он созвал военный совет и объяснил ситуацию. По его собственным словам, он «проинформировал их обо всем, что произошло за последние двадцать четыре часа, и о своих планах. В конце я предложил им принять собственные решения, но альтернативы они не видели. И все-таки те, кто хотели сделать попытку прорваться, могли попробовать».

Днем 2 мая 79-я гвардейская стрелковая дивизия Красной армии перехватила радиосообщение: «Внимание, внимание. Говорит 56-й танковый корпус. Просим прекратить огонь. В двенадцать пятьдесят по берлинскому времени мы высылаем парламентеров на Потсдамский мост. Опознавательный знак — белый флаг. Ждем ответа». Русские ответили: «Вас поняли. Вас поняли. Передаем вашу просьбу начальнику штаба». Получив это сообщение, генерал Чуйков немедленно приказал прекратить огонь. В двенадцать пятьдесят 2 мая полковник фон Дуффинг, начальник штаба Вейдлинга, и еще два офицера вышли на Потсдамский мост с белым флагом. Их доставили в штаб-квартиру Чуйкова. Вскоре приехал и Вейдлинг. Позже в тот же день мощные громкоговорители по всему городу сообщили об окончании военных действий. «Каждый час конфликта, — гласил приказ генерала Вейдлинга, — усиливает страшные страдания гражданского населения Берлина и наших раненых… Я приказываю немедленно прекратить огонь».