Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием - Мария Симонова

– Что вы себе позволяете, Гор?!

И тут в разговор вмешался еще один персонаж:

– Ба! Да это же наш железный Алекс! Ну–ка, Андрей, дай–ка изображение на меня. – Фокус сместился, и теперь стал виден развалившийся в кресле с бокалом в руке Наследник господина Президента Белобородько собственной персоной. Он был в изрядном подпитии.

«Бурбон». Эта сволочь любит «Бурбон». Выдержка не менее сорока лет», – пронеслось в голове инспектора. Захвата он не ослабил.

– Ну что там у вас, Гор?

– Господин Левински, – официально и совершенно спокойно произнес Гор, – только что старший опер Каменский доложил мне, что ваши люди отменили планировавшуюся акцию на Аламуте. Меня же в известность никто не поставил. Считаю недопустимым вмешательство в мои приказы кого бы то ни было, тем более что план работ был утвержден лично вами. Подобные действия не способствуют укреплению функциональной готовности моей бригады. В таких условиях считаю невозможным продолжать выполнение своих обязанностей.

Левински лениво хлебнул из бокала:

– Отпустите несчастного Корчагина, инспектор. Ему же больно. – Он провел ладонью по седому ежику волос. Гор отлично знал, что у Грязного Гарри это является признаком высокой степени концентрации или раздражения. Поза Наследника оставалась тем не менее благодушной.

Гор медленно ослабил хватку, на прощание прижав Корчагину сонную артерию, и убрал руки только тогда, когда его тело ощутимо обмякло. Наймит повалился лицом в стол. Однако Гор позиции рядом с ним не покинул, памятуя, что в любой момент в кабинет могут ворваться охранники. А Корчагин хоть какая, но все же баррикада. Тот пока оставался неподвижен.

– Он жив, инспектор? – поинтересовался бастард.

– Да. Через несколько минут придет в себя.

– Отлично, – как ни в чем не бывало заявил Левински, прихлебывая драгоценную влагу. – Значит, вы собрались в отставку, инспектор? – поинтересовался он, безошибочно попав пальцем в незажившую душевную рану.

– Господин Наследник. Акция на Аламуте несла в себе не только сиюминутную выгоду. Она была бы полезна и всему нашему государству.

– Да, я знаю, знаю, что вы, инспектор, – большой государственник. За что вас всегда и ценили в Администрации. Но сейчас вы – мой наймит, и вашу отставку я не приму. Вы нужны мне, Гор. То, что вас не поставили в известность об отмене приказа, – это моя личная ошибка, и я приношу вам свои искренние извинения.

«Ого! Бастард извиняется перед госпреступником! Вот это да!» Кажется, Гор неожиданно сумел добиться своего. Левински продолжал объяснения:

– Дело в том, что нашим дипломатам удалось договориться с правительством Купола Москва–Ч33. Они согласны впустить в Купол ограниченный контингент метрополии. Нашу следственную группу в том числе. Кроме того, они подтвердили свою верность законам Восточно–Европейского Союза, а значит, мы сможем провести на планете все необходимые действия по выявлению и задержанию особо опасного преступника, именуемого Ричард Край. Как вам эта новость, инспектор?

Гор молчал, обдумывая новый расклад, но следующие слова Наследника развеяли вспыхнувшую было надежду:

– Возглавить группу я с самого начала планировал поручить вам, но, принимая во внимание ваши несколько неуравновешенные действия, придется эту задачу поручить господину Иванову.

«Твою мать! Он перехитрил тебя, как мальчишку!»

– Желаю всего хорошего, инспектор. Продолжайте выполнять свои обязанности. – Экран погас. Последнее, что смог увидеть Гор, это победная улыбка молокососа Иванова, и адресовалась она именно ему.

– Что вы сделали, Александр Васильевич? – тихо и изумленно подал голос молодой опер, со страхом глядя на начальника. – Это же госизмена!

– Ничего страшного, Игорек. Ты по–прежнему можешь мне верить. Мы, госнаймиты, не способны к предательству. Просто для нас государство, которому служим, – это гораздо больше, чем отдельные люди. И его мы не предадим. Никогда.

Инспектор озвучил то, что еще недавно составляло его систему ценностей, его кодекс чести. Недавно, но не сейчас.

Теперь многие карты раскрыты, и игра становится сильно похожей на проигранную партию. С А4 его теперь никто так просто не выпустит, а в лице Корчагина и Иванова он имеет смертельных врагов. Осторожность придется утроить.

Корчагин зашевелился, откинулся на спинку кресла. Он еще не до конца очухался, но усмешка больше не таилась в уголках его глаз. Она открыто и свободно расползлась по физиономии. Однако во взгляде плещет неприкрытая ненависть. Гору захотелось свернуть шею цербера немедленно. Но лучше пусть он думает, что инспектор сломлен и подавлен.

– Игорь, иди к себе, – спокойно, словно ничего не произошло, произнес Гор, и только он сам знал, чего стоило ему это спокойствие.

* * *

Отношения с Корчагиным превратились в смертельную игру. Но не кошки с мышью, а двух голодных котов, каждый из которых считает мышью другого. Гор обратил внимание на то, что Корчагин старается не подставлять ему спину. Инспектор, заметив такую предусмотрительность, только ухмылялся, впрочем, и себе расслабляться не позволял ни под каким видом. Хоть и на положении живой отмычки, но Корчагин стал свидетелем унижения инспектора. И, наконец, не замедлило проявиться самое главное унижение: механический секретарь вызвал Гора и сообщил, что господина инспектора ждут в аналитическом отделе резиденции с целью провести поверхностное ментоскопирование.

Отказаться Гор не мог – подобные внезапные проверки составляют часть контракта наймита. Быстро натянул комбинезон и высокие десантные ботинки и вышел из своего жилого отсека. Пси–техник его уже ждал.

Скоро они уже входили в стерильное и абсолютно пустое нутро камеры стерилизации. Гор, следуя примеру своего проводника, взошел на чуть заметно выступающий из пола круг и замер. Раздалось чуть слышное жужжание, и круг совершил полный оборот, предоставив возможность дезизлучателю обработать посетителей со всех сторон.

Потом они подошли к очередной двери, и она гостеприимно раскрылась навстречу.

– Так–с, – бодренько произнес пухлячок в зеленом костюме. – Господин Гор, если я не ошибаюсь. Вы, конечно, меня не помните, а ведь это именно я проводил вам кодирование. Ведь не помните, правда?

– Да, не помню.

– Оно и понятно. Нам пришлось применить медикаментозный метод для усиления восприимчивости вашего сознания к нашим установкам. Сегодня мы постараемся обойтись лишь легким гипнозом. Господин Левински самолично просил меня не усугублять процедуру…

– Понимаю.

Психологи всегда вызывали у Гора отчетливую неприязнь. В их отношении сквозило нечто от отношения бога к своим неразумным творениям. Инспектора это раздражало. Но любая негативная реакция во время ментоскопирования отслеживается. Поэтому Гор давно уже выработал у себя погранично–отрешенное состояние во время проверок и старался отвечать по возможности коротко.

– Ну вот–с и отлично. Меня зовут Юрий Дмитрич. Прошу. – Говорил психолог несколько неразборчиво, присюсюкивая, словно налитые жирком щеки мешали правильной артикуляции. – Проходите, раздевайтесь. Сейчас мои помощники установят датчики, и приступим–с…

Пухлячок потер ручки и широким жестом указал инспектору на узкую кушетку у стены. Груша гипноизлучателя висела над тем местом, где будет располагаться темечко. Гор вздохнул и принялся расстегивать комбинезон.

Стоило ему лечь, психолог поднес к его лицу черную гибкую ленту, держа ее самыми кончиками толстых пальцев. От ленты к изголовью тянулась целая вереница проводов. Гор невольно напрягся – все же он имел в мозгу некоторые планы, которые, мягко говоря, отдавали неблагонадежностью по отношению к Наследнику. А вдруг этот липкий толстяк все же прочитает его пси–карту в верном ракурсе? И что тогда? Конец?

Но усилием воли Гор подавил легкое смятение, и лента плотно легла ему на глаза, полностью закрыв видимость.

Плотная темнота и чуть заметный запах антисептика. Чернильная мгла тут же была прорезана четкими вспышками стробоскопа. Гору даже показалось, что он слышит легкий треск, какой издают под напряжением плохо зачищенные контакты. Но это – лишь фикция, никаких разрядов на самом деле нет, просто сознание услужливо рисует некоторые неконтролируемые образы…

Он полностью расслабился, постаравшись по возможности очистить мысли от малейших предательских намеков. Хотя понимал, что это тоже естественная защитная реакция сознания.

Вспышки участились, потихоньку переползая на внутреннюю сторону век, как бы оттесняя сущность инспектора в глубь черепной коробки. Неприятные щупальца начали потихоньку заполнять мозг, ухватывая не успевшие укрыться мысли, словно охотничья актиния мальков на рифах. Сопротивляться этому инспектор был не в состоянии – он мог только бессильно видеть, словно со стороны, как это инородное нечто бесцеремонно хозяйничает в его черепе, просеивая его память.