Стриптиз перед смертью - Анна Малышева

Когда Ибрагиму стало известно, что девочка нашлась, он пожал плечами и равнодушно сказал:

– Я же говорил – убежала или ее украли. Откуда я знаю как?

Следователь был потрясен тем, что девочка нашлась, и сам теперь не знал – верить этому человеку или нет? В конце концов, тот сам во всем признавался. Его приговорили к высшей мере.

Документы Арифа быстро привели в порядок. Правда, для этого ему пришлось на время вернуться в Дамаск, зато, когда он снова приехал в Москву, Мухамед встретил его на своей роскошной белой машине и поцеловал, когда тот подошел к нему. Все-таки они родственники.

Ариф стал работать на том складе, где сперва торговал Сафар, а потом – Гамат. О Сафаре иногда спрашивали покупатели, приехавшие из провинции за товаром. О Гамате почти никто не спрашивал, возможно потому, что работал он всего несколько дней и к нему не успели приглядеться. И Ариф был этому очень рад. Только как-то раз на склад зашла вдова Сафара, Марина. Она еще больше располнела, приоделась, ее волосы были теперь обесцвечены до самых корней, держалась она уверенно. Выпила кофе с финиками, рассказала, что работает в магазине, не в арабском, нет. Копалась в товаре, выбирая для себя приличный костюм, и Ариф не смел ей ничего возразить, хотя у него было указание торговать только оптом. Уже уходя, она спросила:

– Где же Гамат? Уволили? Странно. В чем же он провинился?

И Ариф, вместо того чтобы ясно и четко ответить: «Да, Гамат уволился, уехал на родину», что-то забормотал и долго еще ощущал неприятную слабость в спине. Вспоминать было тяжело и страшно, и ему казалось, что о Гамате она спросила с умыслом. Впрочем, она больше на склад не приходила.

О жене он вспоминал часто. Хотел позвонить в Питер, но не решился. Он боялся всего: Лены, ее матери, Мухамеда, даже собственного сына. Но больше всего – воспоминаний. Иногда он давал себе слово: когда заработает побольше денег, съездит в Питер, пойдет по тому адресу, который записан в блокноте, позвонит в дверь. Она откроет, ахнет, он подарит ей хороший подарок, может быть даже золото. А потом… Но вот это «потом» как раз и заставляло его отказываться от этой идеи. Что будет потом – он боялся даже думать.

Ариф и сам не знал, насколько эти планы неосуществимы. Лена в Питер не вернулась. Из тех денег, которые оставила ей Фатиха, она расплатилась с долгом и сняла комнату в Москве. Решение пришло само собой. Ей даже казалось, что она действует не по собственному разумению, а по чьей-то подсказке. Несколько дней она отъедалась, утром делала усиленную гимнастику, посетила парикмахерскую, сделала маникюр. Как-то после обеда надела подаренный Инной костюмчик, тщательно подкрасилась и поехала в ночной клуб «Черная стрела». Дождалась менеджера, попросила работы. Он ответил, что вакансий пока нет. Девушка, которую взяли на место Инны, работает старательно. Если у нее получается пока несколько суховато, то по неопытности. Кроме того, Лена и сама никогда не работала стриптиз, и если она думает, что это банальная аэробика., нет, он ее взять не может, но кое-что придумал… Он переговорил по телефону и отправил ее в ресторан где-то на окраине.

Там Лену взять согласились. Условия, правда, были похуже. Ей обещали максимум триста долларов в месяц. Правда, в обязанности входил только танец. Она не должна была спускаться в зал и общаться с подвыпившими клиентами. Лена помнила, сколько слез проливали девушки в «Черной стреле» именно из-за этого общения, и согласилась.

Первый месяц она протанцевала закрыв глаза. И в прямом смысле, и в переносном. Когда она смотрела из-за кулис на танец Инны, ей казалось, что это игра, сказка, немного пугающая своей откровенностью и все же красивая. Разницу она поняла, когда впервые вышла перед залом и исполнила стриптиз. На нее навели свет, звучала музыка, и она чувствовала себя припертой к стенке, как на расстреле или допросе. И все же надо было танцевать. Она импровизировала, не зная, насколько это получается сексуально, но ею остались довольны. Разница между рестораном и «Черной стрелой» была ощутима. Зал был оформлен без фантазии – весь в зеркалах, и только. Музыка была не «живая» – шла запись. Публика попроще и пошумнее, но как раз на публику она старалась не смотреть. «Круг света и я – убеждала она себя. – За этот круг света на сцене никто не проникнет, никто меня не достанет… Открой глаза! Не надо бояться!»

Она изображала райскую птичку – юбочка из разноцветных газовых перьев, символический лифчик в блестках, перышки на голове. Красилась она для сцены ярко и умудрялась так изменять внешность макияжем, что была уверена, когда она, умывшись, выходит из ресторана через служебный ход, ее никто не может узнать. Но как-то узнали. Ее спасло подвернувшееся такси. Пока посетители, пьяные, затискивались в свою машину, они потеряли ее из виду. Таксист смеялся, но в конце поездки заломил баснословную цену.

– За что такие деньги? – возмущенно спросила она, крепко сжимая сумочку.

– За риск, красавица, – убежденно ответил шофер. – В меня и пальнуть могли бы.

Пришлось платить. Она уже столкнулась с тем, что при ее нынешней профессии за все приходится переплачивать. Квартирная хозяйка (ее комната была через стенку от Лены) пока не догадывалась, чем занимается ее жиличка, и Лена тщательно хранила тайну. Она боялась, что ее либо сгонят с квартиры, либо заставят платить больше. При ее доходах она себе этого позволить не могла.

– Заведи себе друга с тачкой, – посоветовала ей одна из девушек, которая тоже работала стриптиз в ресторане. – Иначе на такси разоришься!

– А на друге? – усмехнулась Лена. – Осточертели мне эти «друзья»!

Девушки были классом пониже, чем в «Черной стреле», – не такие красивые, не такие профессионалки. Танцевали кое-как, лишь бы уложиться в отведенные десять минут. В перерывах между танцами говорили о деньгах, о тряпках, сплетничали, завидовали. Золотая мечта каждой – снять богатого клиента и удерживать его подольше. Многим это удавалось. Лена ловила на себе недружелюбные взгляды – она явно была не их поля ягода. Как-то ей даже бросили.

– А ты не такая же дешевка, как мы?

Все произошло только из-за того, что она отшила очередного поклонника, который рвался в уборную. Тогда Лена ничего не ответила, но, вернувшись на рассвете домой, проплакала почти час, пока уснула. Она старалась просидеть в ресторане до половины шестого, пока откроется метро, деньги Фатихи подходили к концу, машина была уже не по карману.

Тяжело приходилось и с ребенком. Она уходила на работу в восемь часов вечера, приходила на рассвете. Сашку запирала, чтобы не шлялся по квартире и не раздражал хозяйку, – та еле согласилась взять жиличку с ребенком.