Невеста - Карина Демина

— Оден?

— Жив. Более здоров, чем можно было бы ожидать. И насколько я знаю, весьма зол. Ты же знаешь методы разведки.

Виттар знал. Сам работал.

— Говоря по правде, ситуация и в самом деле подозрительная до крайности. Будь на месте Одена кто-то другой, я бы разрешил действовать… по необходимости.

На стол лег свиток, перевязанный тройной алой лентой. Тончайшая папиросная бумага измялась, а буквы были едва читаемы.

— Это доклад. Протоколы, если захочешь, тебе предоставят.

Доклад был кратким. Емким. И да, Король прав.

Подозрительно.

Странно.

И настолько нелепо, что вполне может оказаться правдой.

Виттар помнил тонкую нить на родовом гобелене, которая день ото дня наливалась силой.

— Я могу забрать брата?

— Естественно. Я распорядился, тебя будут ждать и… Виттар, сам понимаешь, в городе ему показываться не стоит… некоторое время.

Неделя? Месяц? Год?

Это не ссылка. Разумная предосторожность, на которой в любом ином случае Виттар сам бы настоял.

— И портал пусть открывает кто-то другой. Силы тебе пригодятся.

Стальной Король поднялся, опираясь на подлокотники кресла.

Он не был стар.

Но война оставила слишком глубокие раны.

— Я очень надеюсь, — тихо произнес Стальной Король, — что твой ребенок родится здоровым. И поверь, будь иной выбор, я не стал бы подвергать его риску. Да и девочка хорошая… скажи ей.

— Что?

— Что сам хотел этой свадьбы. Женщинам порой нужно говорить очевидные вещи.

Быть может, он был прав, и в любом случае, совет стоил того, чтобы им воспользоваться. Но Виттар спешил, а Тора спала. У нее было такое умиротворенное выражение лица, что будить Виттар не решился.

Коснулся щеки и, наклонившись, поцеловал.

— Ты мое золотце, — сказал он шепотом. Но вряд ли был услышан.

Глава 31

Цветы и камни

Я вернулась домой.

Я открыла глаза и поняла, что вернулась домой.

Я ведь помню… балдахин из розового газа и, просвечивающий сквозь тонкую ткань, потолок с мозаикой из яшмы и малахита. И широкий подоконник, на котором стояла ваза с тонким журавлиным горлом. И прозрачные легкие шторы, что даже в безветренную погоду шевелились. Помню ощущение тепла и чистоты.

Безопасности.

Уюта.

Это моя комната, и моя же кровать, пусть несколько тесноватая на сегодняшний день. Но я касаюсь резной спинки — цветы и листья. Лак потускнел, но пальцы помнят узор.

И на огромной пуховой подушке по-прежнему неудобно лежать.

А одеяло норовит соскользнуть…

— Доброе утро, Хвостик.

Брокк сидит в кресле, которого прежде здесь не было, его наверняка принесли для Брокка, поскольку остальная мебель в комнате была слишком мала для него.

Хвостик… я повсюду за ним ходила.

— Доброе, — мне с трудом удается подавить зевок.

— Тебе удобно? Я подумал, что здесь тебе будет привычней.

— Удобно.

И хорошо. Я жмурюсь, потому что солнце яркое, расплескало по полу лужицы света. Я ходила по ним босиком и радовалась ощущению тепла…

…это было давно.

И спуская ногу с кровати, я до жути боюсь, что все хорошее осталось там, в прошлом.

Но пальцы касаются гладкого разогретого солнцем дерева, и мне хочется смеяться.

И плакать.

— Все хорошо? — Брокк подается навстречу.

— Все замечательно…

Наверное.

Я разглядываю брата, понимая, что неизменными остаются вещи, не люди. Он уже не выглядит таким высоким, Оден…

Не стоит думать про Одена.

— Все иначе, да? — Брокк смущенно пожимает плечами.

— Немного. Ты…

Какой?

С сединой в светлых волосах? Ее почти не видно. А ранние морщины его ничуть не портят. Он красив, и все-таки похож на маму. Мне хочется так думать. И разглядывать немного неловко, но Брокк так же жадно рассматривает меня.

Кого видит?

— Ты стала совсем взрослой, — правой рукой он накрывает левую, которая в перчатке.

— Альвой, да?

Когда он улыбается, морщин становится больше, и почему-то я понимаю, что улыбаться он разучился. Наверное, тоже повода не было.

— Альвой ты всегда была. А сейчас… я ожидал увидеть тощую девчонку с длинным любопытным носом. А она взяла и выросла… как теперь быть?

— Не знаю, — подтягиваю одеяло, пусть бы в комнате и не холодно. — А мне казалось, что ты выше… и больше… Брокк, я…

— Ты дома, Хвостик. Тебе нечего бояться.

За исключением Королевской Разведки, которая наверняка меня ищет, уверившись, будто бы я и вправду вынашивала коварные планы в отношении Короля.

— Поверь, сюда никто не посмеет сунуться, — Брокк расцепил руки. — Давай ты позавтракаешь, и мы поговорим?

— Давай.

Есть захотелось сразу и вдруг, даже в животе заурчало совершенно неприлично.

— Спустишься? Или лучше здесь?

— Здесь.

Я не готова пока выйти из комнаты. И он не настаивает.

Брокк уходит, я же встаю и, как в детстве, по солнечным островкам добираюсь до гардероба. Надо же, мое бальное платье… и атласные туфельки… и сумочка даже, крохотная, отделанная речным жемчугом. Еще наряды, я их не помню, но наверное, мама сочла их не подходящими для побережья. Или после той ссоры не пожелала принимать от деда подарков.

Кукольный домик остался.

И фарфоровая леди в платье с кринолинами… и мой сервиз, точь-в-точь как настоящий… и плюшевый медведь с потертым носом. Я обнимаю его: от шерсти исходит слабый аромат лаванды.

На туалетном столике нашлась щетка из свиной щетины и гребешок… шкатулка, отделанная раковинами… пустой флакон из синего стекла — в нем некогда была розовая вода.

И я понимаю, что надо бы одеться, что пусть на мне и длинная, широкая сорочка, но завтракать в таком виде неприлично.

Да и неудобно: мебель здесь сделана для двенадцатилетней девчонки.

Мы с братом устраиваемся на полу.

И завтракаем. А я вспоминаю кукольные чаепития, которые отличались претенциозной степенностью. Мои дамы вели светские беседы и… и ведь кто-то когда-то сделал эту комнату для меня.

Сохранил.

Уберег ставшие ненужными вещи.

И значит, я действительно нужна здесь. Сейчас и раньше.

— Если бы не запах, я бы тебя не узнал, — Брокк первым нарушает молчание, пусть бы оно не тягостное вовсе.

Он сидит, скрестив ноги, и левую руку, ту, в перчатке, прячет под столом.

— Расскажешь, что произошло?

— С чего начать?

— С начала…

Знать бы, где оно было. И рассказ выйдет долгим, но есть еще чай в высоком чайнике, и фарфоровая ваза со взбитыми сливками, свежая черника, булочки с изюмом… я отражаюсь в зеркале — тощая нечесаная девица в белой сорочке не по размеру. И ничего общего с той девочкой, которая когда-то примеряла платья, утверждая, что слишком взрослая, чтобы носить косы.