Марина Цветаева. Письма. 1928-1932 - Марина Ивановна Цветаева

8-го декабря 1930 г.

Дорогая Раиса Николаевна! Представьте себе: мой Броун — нашелся! И, представьте себе: один его издатель прогорел, а другой обокраден своим компаньоном, после чего уединился в деревню — со всеми рукописями и иллюстрациями. Там его навестил Броун — который сейчас в Норфольке — и, посочувствовав, извлек у него свой перевод и гончаровские картинки. Броун утешает, что через годик-другой…

И — мысль: нет ли у Юрия Владимировича знакомого издательства в Америке? Американцы, когда платят, чудесно платят (NB! не всегда платят, особенно если это русские американцы).

Не может быть, чтобы все американские из<дательст>ва прогорели?!

В книге сто с чем-то страниц текста (стихотворного) и 16 отдельных иллюстраций, не считая заставок и концовок. Мирский (знаток) броуновским переводом очень доволен, говорит: замечательно.

Нынче своего Мо́лодца (французского) несу к пастернаковскому другу, писателю Шарлю Вильдраку, пьеса которого на днях пойдет в Comédie Française [1227].

Как будто — все козыри: Гончарова сейчас (декорации к «Petite Catherine» [1228]) ГРЕМИТ, Вильдрак (предстоящая постановка в Comédie) ГРЕМИТ, — на таких двух выездных конях — ужели мне не выехать?? Меня французы не знают, но это ничего.

У нас опять дивная погода: весна. Солнце, сквозь окна, жжет. Как иногда хочется, бросив всё (рукопись Мо́лодца, штопку чулок, варку бараньей головы (сегодня, например!) — СТРАШНОЙ — С ЗУБА-АМИ! — С ГЛАЗА-АМИМ!) бросив всё с утра поехать в Версаль, который от нас — рядом.

Жизнь, это то место, где ничего нельзя [1229].

Читаю сейчас жизнь Кромвеля. Человека этого ненавижу [1230].

Просыпается Мур от дневного сна. Бегу будить.

Целую

                             МЦ.

Пишите про сына. Как, должно быть, нестерпимо ему так долго лежать!

— Что Вы думаете про американского Мо́лодца?

Впервые — Минувшее. С. 241-242. СС-7. С. 327. Печ. по СС-7.

56-30. А.А. Тесковой

Meudon (S. et О.)

2, Avenue Jeanne d'Arc

<23 декабря 1930 г.> [1231]

Дорогая Анна Антоновна!

Только два слова приветствия к наступающим праздникам — таким чудесным и таким вечным.

В Париже Рождество — витрины. Нынче видела вывеску игрушечного магазина: «А Jésus adolescent» [1232]. Если бы не наивность — было бы кощунством.

К новому Году напишу еще.

А пока — нежно целую.

                             МЦ.

Впервые — Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 137. Печ. по тексту первой публикации.

57-30. Жану Шюзевилю

           Дорогой Жан Шюзвиль! [1233]

Вы еще помните обо мне? Вы были так молоды, мы оба были молоды. Это было в Москве. Было Рождество. Шел снег. Вы писали стихи. Я писала стихи. Мы читали их мадемуазель Hélène Guedwillo [1234].

Вы любили Франсиса Жамма, я любила Эдмона Ростана [1235]. Но мы хорошо понимали друг друга. Мадемуазель Guedwillo любила стихи и молодость.

Приехав в 1925 г. в Париж, я уже не возобновила связей ни с кем из моего детства. Прошлое всегда в прошлом, а это прошлое (война, революция) было абсолютно прошлым, никогда не существовавшим.

Но я все же никогда не могла услышать Ваше имя без того, чтобы в моем воображении не возникли Москва — снег — Рождество — очки —молодость — это видение тотчас вызывало улыбку, которая устанавливала между моим собеседником и мной большую дистанцию, чем та, что отделяет 1909 г. от 1930 г. Вас я впускала в свое детство, а мой собеседник оставался за его пределами.

_____

Дорогой Жан Шюзвиль, когда мадам Г<ородецк>ая [1236] передала мне Ваш сувенир [1237], — не будем бояться громких слов, которыми все равно невозможно выразить наши ощущения, — я испытала чувство, похожее на воскрешение: не Ваше воскрешение, а именно мое, я воскресла такой, какой была в прошлом.

То, что не засвидетельствовано, никогда не существовало. Я — это то, что не засвидетельствовано.

Дорогой Жан Шюзвиль, в жизни я, как правило (сама того не желая), приносила сама себе больше вреда, чем добра. Особенно своими письмами. Я всегда хотела быть собой, собой целиком. Часто я зря преувеличивала.

Итак, может быть, я себе причиняю вред тем, что сейчас пишу Вам это письмо, вместо того, чтобы написать другое, приятное, «простое» и ненужное [1238].

_____

Дорогой Жан Шюзвиль, вот и Рождество. Приезжайте ко мне. Это в пригороде — Meudon — напишите, и я буду Вас ждать.

Маршрут такой: садитесь в маленький поезд на станции Invalides —или Pont de l'Alma — или Champs de Mars — или Mirabeau — выходите на станции Meudon — Val-Fleury — пройдете через мостик — поднимитесь по улице Louvois и, не сворачивая ни направо, ни налево, Вы окажетесь прямо перед моим домом — 2, Avenue Jeanne d'Arc, первый этаж слева, постучите.

Предпочтительно к 4 часам.

Вы увидите моих детей, Вы меня видели ребенком.

                             МЦ.

Рождество 1909 г. —

Рождество 1930 г.

Москва — Медон

Впервые — Русская мысль. Париж. 1991. 10 мая (публ. Л.А. Мнухина, перевод с фр. А. Цетлин-Доминик). СС-7. С. 419-420. Печ. по СС-7. См. также перевод данного письма, выполненный Ю.П. Клюкиным в 1989 г. для предполагавшегося тома «Литературного наследства» М. Цветаевой (НСТ. С. 623-624).

58-30. А.А. Тесковой

С Новым Годом, дорогая Анна Антоновна! От души желаю Вам в нем: здоровья, силы на жизнь, здоровья Ваших, а главное — хотя бы скромных двух часов тишины в день.

И нам обеим — встречи.

Есть у меня для Вас маленький новогодний подарок, который получите несколько позже, когда