ему свою душу; ее угрызения совести, письмо, вырванное у нее духовником, позволяют оценить, какое расстояние пришлось преодолеть этой пылкой и искренней душе, чтобы вырваться из темницы, где держало ее общество, и вознестись к небесам счастья. У Клелии конфликт более осознанный; она колеблется между честностью перед отцом и своей жалостью, рожденной любовью; она ищет себе оправданий; торжество ценностей, в которые верит Стендаль, кажется ему тем более явным, что жертвы лицемерной цивилизации воспринимают его как поражение; он с восторгом наблюдает, как они хитрят и кривят душой, чтобы помочь страсти и счастью одержать верх над ложью, в которую верят: Клелия, давшая обет Мадонне
не видеть больше Фабрицио и на протяжении двух лет принимающая его ласки и поцелуи при условии, что глаза ее будут закрыты, одновременно смешна и бесподобна. С той же нежной иронией смотрит Стендаль на колебания г-жи де Шастеле и непоследовательность Матильды де ла Моль; все эти окольные пути, возвраты к старому, угрызения совести, победы и поражения, скрываемые ради достижения простых и законных целей, – для него самая очаровательная комедия на свете; драмы эти не лишены юмора, потому что актриса одновременно и судья, и одна из сторон в процессе, потому что она обманывает самое себя, потому что она вынуждает себя идти запутанными путями там, где одного приговора было бы довольно, чтобы разрубить гордиев узел; но между тем они свидетельствуют о самой почтенной заботе, какая только может терзать благородную душу: она хочет остаться достойной собственного уважения; свое мнение о себе она ставит выше мнения окружающих и тем самым реализуется как абсолют. Эти одинокие, безответные дебаты важнее правительственного кризиса; когда г-жа де Шастеле спрашивает себя, отвечать ей или нет на любовь Люсьена Левена, она решает свою судьбу и судьбу мира: можно ли доверять другому? Можно ли полагаться на свое сердце? Какова цена любви и человеческим клятвам? Верить и любить – это безумие или великодушие? Вопросы эти касаются самого смысла жизни, жизни всех и каждого. Так называемый серьезный мужчина на самом деле пустой человек, потому что принимает готовые обоснования собственной жизни, тогда как страстная и глубокая женщина ежеминутно подвергает пересмотру общепринятые ценности; ей знакомо постоянное напряжение свободы, не имеющей точки опоры; а потому она беспрестанно чувствует себя в опасности: в единый миг она может выиграть все или все потерять. И этот риск, на который она с тревогой идет, придает ее истории колорит героизма и подвига. А ставка как нельзя более высока: сам смысл того существования, что есть достояние каждого, единственное его достояние. Выходка Мины де Вангель в каком-то смысле может показаться нелепой, но за ней стоит целая этическая система. «Была ли ее жизнь результатом неверного расчета? Счастье ее продлилось восемь месяцев. Это была слишком пылкая душа, чтобы довольствоваться реальностью жизни». Матильда де ла Моль не столь искренна, как Клелия или г-жа де Шастеле; она поступает скорее в соответствии с собственным представлением о себе, а не с очевидностью любви и счастья: в чем больше гордости и величия – в том, чтобы уберечь себя или погубить, в том, чтобы унизиться перед любимым или оказать ему сопротивление? Она тоже одна со своими сомнениями и тоже рискует уважением к себе, которым дорожит больше жизни. Именно пламенный поиск истинного смысла жизни во мраке невежества, предрассудков, мистификаций при колеблющемся, лихорадочном свете страсти и постоянный риск достигнуть счастья или смерти, величия или позора придают судьбам этих женщин романтическую славу.
Разумеется, сама женщина не подозревает, что она соблазнительна; наблюдать за собой, играть роль – это всегда неподлинное поведение; когда г-жа Гранде сравнивает себя с г-жой Ролан, она тем самым доказывает, что на нее не похожа; а Матильда де ла Моль привлекательна именно потому, что путается в своих комедиях и зачастую оказывается во власти своего сердца в те самые минуты, когда полагает, будто управляет им; она трогает постольку, поскольку неподвластна собственной воле. Но самые чистые героини вообще не осознают себя. Г-жа де Реналь не подозревает о своем изяществе, а г-жа де Шастеле – о своем уме. В этом и состоит одна из величайших радостей возлюбленного, с которым отождествляют себя автор и читатель: он свидетель, которому дано обнаружить эти потаенные богатства; только он может любоваться той живостью, что проявляет вдали от посторонних глаз г-жа де Реналь, тем «живым, подвижным, глубоким умом», какой неведом окружению г-жи де Шастеле; и хотя все отдают должное уму герцогини Сансеверины, он глубже всех проникает в ее душу. Рядом с женщиной мужчина вкушает радость созерцания; он упивается ею, как пейзажем или картиной; она поет в его сердце и придает небу особые оттенки. Это откровение помогает ему открыть самого себя: невозможно понять тонкость, чувствительность, пылкость женщин, если самому не стать в душе тонким, чувствительным и пылким; женские чувства создают целый мир нюансов, мир требований, открытие которого обогащает возлюбленного: подле г-жи де Реналь Жюльен уже не тот честолюбец, которым решил быть, он сам себя выбирает заново. Если мужчина испытывает к женщине лишь поверхностное желание, он сможет позабавиться, соблазнив ее. Жизнь преображает настоящая любовь. «Любовь в стиле Вертера открывает душу… для всякого чувства прекрасного и наслаждения им, в какой бы форме оно ни проявлялось, хотя бы одетое в грубый холст. Такая любовь позволяет находить счастье даже при отсутствии богатства…» «Это новая жизненная цель, которой все подчиняется, которая меняет облик всех вещей. Любовь-страсть величественно преображает в глазах человека всю природу, которая кажется чем-то небывало новым, созданным только вчера»[254]. Любовь разбивает повседневную рутину, разгоняет скуку – скуку, в которой Стендаль потому видит величайшее зло, что она есть отсутствие всяких причин жить или умереть; у любящего есть цель, и этого довольно, чтобы каждый день стал приключением: какая радость для Стендаля провести три дня запертым в погребе Менты! Веревочные лестницы, окровавленные сундуки воплощают в его романах этот вкус к необычайному. Любовь, то есть женщина, выявляет истинные цели бытия: прекрасное, счастье, свежесть чувств и мира. Любовь вырывает у человека душу и тем самым дает ему власть над нею; любовнику ведомы то же напряжение, тот же риск, что и его возлюбленной, и он подвергает себя более подлинному испытанию, чем делая продуманную карьеру. Когда Жюльен медлит у подножия поставленной Матильдой лестницы, он ставит на карту свою судьбу: именно в эту минуту раскрывается его подлинный масштаб. Жюльен, Фабрицио, Люсьен познают мир и самих себя с помощью женщин, под их влиянием, реагируя на их поведение. Испытание, награда, судья,
