Вера и власть - Шервуд Смит

Но всего этого будет недостаточно, если Барродах умудрится устроить очередной эксперимент во время церемониальной встречи новой темпатки. Поэтому Моррийон в момент ее прибытия находился в Палате Хроноса вместе с Лисантером.

— Вы не думаете, что это опасно — иметь на станции двух темпатов одновременно? — спросил он ученого.

— Мы учитываем этот риск, — ответил тот. — Тарканцы в причальном отсеке получили инструкцию расправиться с ней и ее зверями в случае чего-то подозрительного. А Норио накачивается медикаментами у себя в каюте.

Как только он произнес имя темпата, тот пронесся мимо них на ту сторону щита. Где же охрана? Моррийон обернулся позвать тарканцев, зная уже, что опоздал.

В ужасе он набрал у себя на бедре установленный код: один длинный сигнал, один короткий. Норио.

Вийя стояла у двери шлюза, ожидая, когда соберется вся команда, — все, кроме келли. Люцифера взяла с собой на станцию. Он прижимался к ноге Вийи, подергивая хвостом.

— Гляньте на них, — проворчала Марим, показывая на маленький экранчик над пультом. На нем виднелась часть шеренги черных, стоящих навытяжку тарканцев. — На кой они здесь выставились? Я думала, нас один слизень Барродах будет встречать.

— Либо королевский прием, либо публичная казнь, — протянул Локри, оперируя наружным имиджером. — Вот и слизняк... чего ты?

Монтроз шлепнул его по руке.

— Предполагается, что мы их союзники, а ты водишь туда-сюда этим шпионским глазом у них на виду.

— Но я хочу поглядеть на Эсабиана, — запротестовала Марим.

— Его ты не увидишь, — сказал Жаим, который один сохранял спокойный вид. — Его такие подонки, как мы, не интересуют. К счастью. — Марим неохотно отошла от экрана, а Жаим заметил: — Корабль уже разрядился. Пора выходить.

— Скорей бы уж. — Марим привстала на цыпочки. — Хей! А эти верзилы ничего из себя.

Локри со стоном прикрыл рукой глаза.

— Кто о чем, а ты о сексе.

— Или об игре, — ввернул Монтроз.

— А о чем еще думать, кроме как о жратве? — ухмыльнулась она, и Вийя в наступившей тишине открыла замок.

Створки двери разошлись, и выдвинулся трап. Седри Тетрис быстро коснулась себя в четырех местах — лоб, сердце, одно плечо и другое, — и Вийя вспомнила Нью-Гластонбери на Дезриене.

Люцифер заворчал. Вийя опустила руку на его большую голову, мысленно успокаивая его, и двинулась вниз по трапу. Эйя шли за ней по пятам.

В отсеке стояла полнейшая тишина. Должарианцы застыли неподвижно на фоне красных, светящихся криволинейных стен, частично загороженных серыми щитами. Барродах стоял у конца шеренги с электронным блокнотом в руке, тоже не шевелясь, но его взгляд чуть дольше, чем нужно, задержался на эйя.

— Уфф, — выдохнула Марим, ступив босыми ногами на пол станции. — Тепло.

Ивард, закрыв глаза, испустил долгий вздох.

— Как тут красиво.

— Тихо, — прошипел Локри краем рта. — Телос, а это еще кто?

На месте командира стоял человек ростом выше большинства тарканцев, одетый, как и они, в черное, в высоких черных сапогах, но без оружия.

Сделав пару длинных, неспешных шагов, он вышел навстречу Вийе.

Ей пришлось чуть приподнять голову, чтобы взглянуть ему в лицо, которое она сразу узнала по своим снам. Анарис окинул ее саркастическим взглядом.

— Добро пожаловать на родину предков, — сказал он по-должарски. — Тех, кто служит нам с умением и отвагой, ждет высокая награда.

Вийя сразу поняла, что эта речь предназначена для передачи по гиперсвязи всем союзникам Эсабиана. Это увидят везде — и на Аресе тоже.

— Моя награда, — на том же языке ответила она, — это соблюдение договора.

Внезапная вспышка его гнева поразила ее, как удар, но миг спустя гнев сменился страхом, и она поняла, что это не было ответом на ее слова. Станция вокруг них задрожала, напомнив о давно забытых землетрясениях на Должаре. От тарканцев било ужасом и напряжением. По красным светящимся стенам побежал муаровый узор, и свет стал мигать.

— Сказать стюарду, чтобы подал еще кофе?

Ваннис вполне сознательно использовала свои незаурядные светские таланты, чтобы вести завтрак в анклаве с изяществом, учтивостью и мягким ненавязчивым юмором, задавая тон на весь последующий день.

Как часто случалось после бунта, предатели-заговорщики собрались здесь, чтобы предложить Брендону свою молчаливую поддержку. Присутствовал Себастьян Омилов, постоянно навещавший анклав, и с ним его сын; сегодня их ряды пополнила еще и Верховная Фанесса. Это обстоятельство отнюдь не порадовало Ваннис, но она держала свои чувства относительно духовных сановников при себе и заботилась, чтобы гостям было удобно.

Фиэрин Кендриан, в отличие от заговорщиков, так до сих пор и не знала, почему ее брат исчез без предупреждения. Однако к опеке, которую принял над ней Дом Феникса на два года, оставшиеся до ее совершеннолетия, она отнеслась философски.

Это обусловило ее переселение в анклав — и Брендон, чтобы оградить девушку от сплетен, пригласил также и Ваннис. Она сдала свою виллу вновь прибывшему семейству, нуждавшемуся в жилье, и переехала в резиденцию Аркадов.

В светском отношении это означало успех, но в политическом, по крайней мере на данном этапе, — тупик. Она присутствовала здесь в качестве родственницы — и только.

Это доставляло ей как радость, так и страдание, но она ни того ни другого не проявляла наружно. Она взяла на себя роль хозяйки, готовила и проводила официальные приемы и управляла домом, где прибавилось жильцов. Заметив, что Брендон не любит, когда вокруг мельтешат слуги, она стала изучать его расписание, чтобы производить уборку, когда его нет дома. Она по-новому оборудовала террасу, и стол теперь накрывался там в определенные часы. Поначалу Брендон редко являлся вовремя, но она тем не менее занимала свое место за столом и всегда приглашала одного-двух интересных людей помимо Фиэрин, не забывая и о хорошей кухне. Последнее время Брендон стал чаще обедать дома.

Только здесь, за столом, они и виделись. Он был вежлив, приветлив, охотно участвовал в разговоре, но его внутренняя жизнь была отгорожена от нее щитом хороших манер.

Ваннис улыбнулась Себастьяну Омилову, сидевшему наискосок от нее. Он держался очень мило, но его взгляд задерживался на ней, словно оценивая. Может быть, сегодня какой-то особый день?

— Спасибо — пожалуй, воздержусь. У меня и так со вчерашнего вечера музыка китари гудит в голове. Еще немного вашего превосходного кофе — и она, боюсь, примется сверлить мне череп.

Осри, сидевший рядом с Фиэрин, хмурился. Линия его плеч и стиснутые челюсти выдавали напряжение.

— По мне, так это вообще не музыка. Она, конечно, теперь в моде, но я люблю, когда музыканты играют одну и ту же пьесу — или по крайней мере нечто связное. Поначалу они так и делали, а потом каждый начал гнуть свое. Что за какофония!

Элоатри тихо засмеялась:

— Вы просто не расслышали темы среди этого шума.

Фиэрин положила вилку — а ее длинные серебристые глаза глядели серьезно — и сказала:

— Это был Рифт. Рифт, а посреди него — Пожиратель Солнц.

Ваннис сдержала вздох. Интересно, добрались ли уже рифтеры до Пожирателя Солнц.

Спрашивать она не хотела, а поскольку никто не заговорил об этом, она сочла уместным перевести разговор на другое.

— Мне на этом вечере самое большое удовольствие доставило зрелище танцующих келли. Даже голова закружилась, когда они принялись вертеться каждый в свою сторону.

— Под барабан, — подхватила Фиэрин, попытавшись при помощи ножа и ложки изобразить сложный тройной ритм, но это ей не удалось, и она заявила: — Тут нужны три руки!

Все рассмеялись, и тут к столу вышел Брендон, улыбающийся, безукоризненно одетый и отдохнувший. Общее веселье сразу зажгло его голубые глаза. В анклаве он не допускал придворного этикета, отчего все поначалу чувствовали себя скованно, но это быстро прошло, сменившись чувством полной свободы.

— Это из-за меня? — спросил он, оглядывая свой костюм в белых и голубых тонах с тусклой золотой отделкой. — Поскольку я ничего умного не сказал, то, должно быть, сделал что-то глупое.

Фиэрин, улыбаясь, повторила ему то, что говорилось о келли. Брендон тут же схватил вилку и начал отбивать келлийский ритм. Когда и он потерпел неудачу, они с Фиэрин попробовали объединиться, и у них почти получилось. Благодаря этому смех не умолкал, и Ваннис молча сделала стюарду знак подать Брендону горячее блюдо.

«У меня есть все, чего мне раньше хотелось, — подумала она, улыбаясь вместе с остальными. — Но все это только на поверхности, а дверь к тому, что я хочу по-настоящему, остается закрытой».

Она устранилась от разговора и стала наблюдать, как продолжают его другие. Они делали это как будто бы без усилий, но не для внимательного глаза. Глаза гностора Омилова оставались мрачными, несмотря на смеющийся рот, его сын словно аршин проглотил, а Верховной Фанессе достаточно было просто присутствовать. Все они несли на себе бремя, невидимое, но реальное. Хотела бы Ваннис знать, что им снится по ночам. В ее снах никогда не прекращался бунт, а на его фоне вставало лицо Брендона в тот миг, когда он узнал, что рифтеры покинули Арес.