Герои Гражданской войны - Теодор Гладков

На заседании Совнаркома утвердили текст заявления. Раскольников прошел в зал, подал председательствующему записку с просьбой предоставить слово для внеочередного заявления. И вот он на трибуне. Смотрит в лица депутатов. В них — озлобление, страх, ненависть. Спокойным голосом прочел заявление об уходе большевиков. Зал застыл в оцепенении.

Покидая Таврический дворец, Владимир Ильич сказал Раскольникову:

— Я сейчас уезжаю, а вы тут присмотрите за вашими матросами. Разгонять Учредительное собрание не надо. Пусть все выговорятся до конца и свободно разойдутся по домам. А завтра никого в Таврический не пускать.

В караульном помещении весело. Матросы шутят, смеются. Время незаметно переваливает за полночь. Раскольников с Урицким не спеша пили чай по-флотски — густой, горячий. В комнату как ураган ворвался Дыбенко и, громко хохоча, рассказал о том, как, наслушавшись вволю скучных речей говорунов-социалистов, Анатолий Железняков, весь перепоясанный пулеметными лентами, в лихо сдвинутой на затылок бескозырке, не прерывая очередного оратора, молча поднялся на сцену, подошел к председательскому креслу и, положив тяжелую матросскую руку на плечо сразу онемевшего Чернова, строгим, приказным тоном объявил:

— Караул устал! Предлагаю закрыть заседание и разойтись по домам!

Караульное помещение наполнилось дружным, раскатистым матросским хохотом. Раскольников взглянул на часы: было сорок минут пятого.

Тревожным и тяжелым для молодой Советской республики было лето восемнадцатого года. В Москве шли холодные дожди. Покрытые сотнями зонтов, у магазинов толпились очереди за хлебом. Не кричали по утрам заводские гудки. Плакаты РОСТА звали добровольцев на защиту революции.

В один из дождливых дней июня Раскольникову позвонил Ленин и попросил немедленно прибыть в Кремль.

В светлом кабинете Владимира Ильича было просторно. Ленин сидел за письменным столом на деревянном стуле с круглой спинкой. По другую сторону стола два кожаных кресла для посетителей. Сбоку— вертящаяся этажерка с книгами. В шкафах, что прижаты к стене, тоже книги. У входной двери на полустенке карта России.

Владимир Ильич пожал руку Раскольникову, предложил сесть. И сразу же начал:

— Я вызвал вас потому, что в Новороссийске дела идут плохо. Потопление Черноморского флота встречает неслыханное сопротивление со стороны части команд и всего белогвардейски настроенного офицерства. Многие настаивают на уходе в Севастополь. Но увести флот в Севастополь — это значит отдать его в руки германского империализма. Этого никак нельзя допустить. Необходимо во что бы то ни стало потопить флот, иначе он достанется немцам.

Ленин вышел из-за стола, сделал несколько шагов, вернулся, снова сел и продолжал:

— Вот только что получена шифровка из Берлина… Наш представитель телеграфирует, что германское правительство требует перевода Черноморского флота из Новороссийска в Севастополь…

Он разыскал в груде бумаг расшифрованную телеграмму.

— Прочтите, пожалуйста.

В самой категорической форме кайзеровское правительство требовало не позже 18 июня перевести флот в Севастополь, где он будет интернирован до конца войны. В случае невыполнения ультиматума немцы грозили начать военные действия, захватить Новороссийск и забрать флот силой.

— Вам придется сегодня же выехать в Новороссийск, — решительно заявил Ленин. — Непременно возьмите с собой матросов. Между Козловом и Царицыном неспокойно.

Владимир Ильич встал, направляясь к карте. Раскольников последовал за ним.

— Вот здесь, — он указал на карту, — донские казаки перерезали железную дорогу.

Ленин снова сел за стол.

— Сейчас я напишу вам мандат… Сегодня воскресенье, и Бонч-Бруевича здесь нет. Зайдите к нему на квартиру, и он поставит печать. — Он взял чистый бланк с надписью «Председатель Совета Народных Комиссаров РСФСР» и, низко склонившись над бумагой, быстро начал писать.

Подавая мандат, сказал;

— Желаю вам успеха.

В Новороссийск Раскольников прибыл на рассвете 18 июня. Прямо с вокзала поспешил в Порт. Солнце еще не поднялось над морем, а в порту было шумно. На пристанях матросы, грузчики, какие-то чиновники. Они о чем-то спорят, ругаются. Некоторые из них нагружены большими узлами, вооружены винтовками.

Раскольников, помня о секретности своей миссии, несмотря на личное желание, не мог броситься в этот человеческий водоворот. Он спешил к причалам, у которых стояли военные корабли. «Значит, не ушли, — думал Раскольников, хотя видел, что некоторых кораблей нет. — «Свободная Россия» стоит. А где же «Воля»? И миноносцы не все». И он чуть не бегом бросился к причалам.

Чтобы понять происходящие здесь события, вернемся на несколько недель сначала в Севастополь, потом в Новороссийск.

Германские войска находились на подступах к Крыму. Они со дня на день ожидались в главной базе. Как же быть с кораблями? Ведь немцы захватят их. Этот вопрос волновал не только моряков эскадры. Этим жил весь Севастополь.

Жаркие споры шли на кораблях. Одни настаивали на уходе в Новороссийск. Другие были против. А немецкие войска подходили уже к Севастополю. Двойственную игру вел и командующий флотом бывший царский адмирал Саблин. Его поддерживало контрреволюционное офицерство. Эти люди считали: пусть уж лучше немцы, чем большевики. Но открыто высказать свои мысли остерегались. Боялись матросов.

И вот настал последний день, пробил «двенадцатый» час. Войска кайзера находились буквально в нескольких километрах от Севастополя.

Темной ночью, с притушенными огнями, часть кораблей покинула рейд и взяла курс на Новороссийск.

В Севастополе остались подводные лодки и надводные корабли старой постройки. Сразу же по приходу немецких войск на них были подняты германские флаги.

Немцы были ошеломлены уходом флота в Новороссийск. Министерство иностранных дел Германии в ультимативной форме требовало возврата кораблей Черноморского флота в Севастополь. Этот вопрос обсуждался на Высшем военном Совете и в Совнаркоме. Ленин на докладной записке начальника Морского генерального штаба наложил следующую резолюцию:

«Ввиду безысходности положения, доказанной высшими военными авторитетами, флот уничтожить немедленно».

В Новороссийск на имя командующего флотом и главного комиссара была послана секретная директива:

«В виду явных намерений Германии захватить суда Черноморского флота, находящиеся в Новороссийске, и невозможности обеспечить Новороссийск с сухого пути или перевода в другой порт, Совет Народных Комиссаров, по представлению Высшего военного Совета, приказывает Вам с получением сего уничтожить все суда Черноморского флота и коммерческие пароходы, находящиеся в Новороссийске.