Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

...Тем временем друзья Распутина и еще больше его вра­ги, возноси ли его до небес, говорили о его неоспоримом гро­мадном влиянии, оказываемом им на императорскую чету. Болезнь маленького Алексея, болезнь настоящая, не вы- мышленная, стала главным сюжетом этой трагедии. Мож­но еще раз повториться. Вполне понятно, что напутанная слабостью здоровья сына мать выражала всю свою благодар­ность этому одному человеку, который спасал мальчика от смерти и обещал ей в скором времени полное его выздоров­ление. Поэтому она верила ему и хранила ему верность, как своему большому другу.

Вся драма как самой Александры, так и всех последних лет царствования Николая, проистекала из страстной борь­бы матери, которая противостояла смерти, угрожавшей ее ребенку, прежде всего, потому что она его любила искренней материнской любовью, чего не могли отрицать даже самые злостные ее хулители, и еще потому, что он для нее был сим­волом продолжения династии, которая, как она была увере­на, была нужна святой России, нужна, как никогда прежде, для поддерживания ее высокого престижа и репутации.

Александра с таким громадным уважением, с таким по­виновением относилась к священным основам религии, что ничто и никто на свете не смог бы поколебать ее в суждени­ях по этим вопросам.

Верила ли она на самом деле в чистоту помыслов Распу­тина? Те кто всегда считали ее женщиной недалекой, стара­лись доказать, что этот хитроумный монах-авантюрист мог запросто выдавать себя перед ней за святого человека.

Однако это н е столь убедительно. Стыдливое целомудрие Александры, стыдливое целомудрие, которое будет сопут­ствовать до последнего дыхания этой великомученице, зас­тавляло ее, несомненно, закрывать глаза на те безумные плотские утехи на стороне «старца», в которых все его обви­няли.

Несмотря на всю свою власть, безграничную веру в этого оболганного всеми человека, она была вынуждена подчи­ниться решениям, принятым Думой в то время под предсе­дательством Михаила Родзянко, и сама просила царя их одобрить.

В начале сентября 1912 года проходили Бородинские тор­жества по случаю столетней годовщины великого сражения под Москвой, когда русские войска под командованием ге­нерал-фельдмаршала Кутузова встретились с армией Напо­леона в решительной схватке.

Торжества продолжались потом в Москве, которая сто лет назад была сожжена на глазах у Наполеона. Николай при­нимал участие в церковных службах, приемах, парадах, раз­личных процессиях, произносил речи, присутствовал на балах, концертах, в общем делал все, чтобы усилить народ­ный патриотический порыв. Александра, несмотря на ост­рый приступ ревматизма, старалась через силу улыбаться, благодарить всех, принимать многочисленных важных пер­сон и беседовать с ними. Балы проходили ежедневно. Вели­кие княгини по возможности вносили лепту.

Император принимал большой парад, в котором участво­вало 75 тысяч солдат и 72 тысячи кадетов.

Александра Федоровна вся измучилась, стараясь выдер­жать такой напряженный распорядок. Наконец, она с мужем и детьми села в императорский поезд, чтобы отправиться на отдых, провести несколько недель в охотничьем домике в Беловежской пуще, в Спаде, где царь так любил бывать вда­ли от придворного этикета.

В пути они сделали лишь одну остановку в Смоленске. После утомительных церемоний Бородинских торжеств все члены семьи чувствовали безграничную легкую сво­боду.

Там, в Смоленске, императорская чета встречалась с ме­стным дворянством. Все желали царским особам и их детям приятного путешествия и хорошего отдыха. Со стола, зава­ленного угощениями и сладостями, Алексей незаметно ута­щил бокал с шампанским и выпил его. После этого он разве­селился, стал шумно вести себя и даже... ухаживать за дама­ми, обращаясь к ним со словами, похожими на объяснения в любви... Все с любопытством за ним следили. Императри­ца, несмотря на боли в спине, улыбалась. Когда все вер­нулись в поезд, он всех занимал шумными разговорами о состоявшемся приеме и жаловался, что у него урчит в жи­воте...

Охотничьи угодья в Беловежье, в Восточной Польше, на­считывали пятнадцать тысяч гектаров дремучих лесов, в ко­торых было полным-полно дичи. Это было единственное место в Европе, где кроме лосей и оленей, еще обитал и зубр, который вот уже пятнадцать веков как исчез из лесов цент­ральной Европы. В Беловежье для царской семьи настало, наконец, время отдыха, полное покоя и радостных развле­чений.

День здесь наступал гораздо раньше, чем в Москве, да и дни казались короче. Солнце обжигало благодатным своим жаром лесную поросль, а протяженные облака, набегавшие с севера, были похожи на серебристый пепел на розоватом небе.

Цесаревич развлекался в этом громадном лесном помес­тье, где никто не отдавал чести, а пожилые господа во фра­ках с портфелями в руках не появлялись на тропинках, что- бы поприветствовать императора. Все четыре великие кня­гини с братом совершали импровизированные прогулки, без заранее установленного маршрута по дорожкам в лесу, а слу­га почтительно следовал на определенном расстоянии от них, не спуская с них внимательных глаз.

Александра предпочитала этому влажному теплому осен­нему климату мягкий климат Крыма, а дремучему лесу — свой ливадийский сад. Но ее муж, ее дети, были так счаст­ливы оказаться на дикой природе, и им здесь нравилось го­раздо больше, чем где-нибудь еще.

Вечерами все катались на лодке на прудах, по берегам которых стояли плакучие ивы, уже ронявшие свои золотис­тые листочки на водную, застывшую гладь. Александра уме­ла в такие минуты расслабиться. Слуги приносили большие одеяла, меховые подушки, устраивали из них среди высокой травы для нее ложе, на котором отдыхала фея-императри­ца. К ней приезжали гости, но обычно ненадолго, чтобы ее не утомлять. Анна Вырубова иногда читала ей вслух, но, видя, что императрица дремлет, поднималась и тихо, чтобы не потревожить ее сна, удалялась.

По утрам царь со своими дочерьми катался верхом по красивым лесным тропинкам. Он очень любил эти утренние вылазки со своими детьми. Цесаревич все время был рядом с матерью и катался на ближайшем пруду на лодке. Ему не разрешалось далеко уходить, чтобы не заставлять волновать­ся царицу и тех людей, которые были к нему приставлены для наблюдения.

Александре, как и ее бабушке Виктории, нравилось об­метывать кружевами белье, и у нее был свой секрет ремесла. Если она оставалась одна, и никто ей не мешал, она начи­нала вышивать на носовых платках мужа его инициалы и маленькие царские короны. Этот усердный, поистине пче­линый труд ее успокаивал, погружал ее в благодатную тиши­ну, и она в такие минуты переживала две свои самые боль­шие радости на земле: размышлять о своих интимных отно­шениях с мужем, который заключал ее в свои крепкие объятия, и внимательно следить за шалостями ее дорогого маленького сыночка, этого хрупкого Алеши, который, ка­залось, последнее время себя гораздо лучше чувствовал.