Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Ей нравилось наблюдать за тем, как ночь накрывает парк в Царском Селе. В час, когда окна дворца освещались пере­ливчатым светом от принесенных ламп, графиня Гендрико- ва, или кто-то другой, громко объявляла о времени для ве­чернего чаепития, которое обычно проходило в ее муаровом будуаре, где приглушенность тонов стенных панелей, мяг­кость гобеленов и пушистость ковров, источали атмосферу надежности и благополучия. Сюда к ней часто приходили дети. Ольга относилась к матери с глубокой, искренней не­жностью. Годы шли, и она все быстрее понимала материн­ские заботы, которые требовали к себе большего внимания и терпения.

Кроме все прочего, ее еще упрекали и в том, что она, Александра, предпочитала одиночество жизни двора, кото­рой ей надлежало руководить. У нее было гораздо больше способностей, чем у Николая, к исполнению всех обяза­тельств, связанных с царствованием, и постоянной утоми­тельной демонстрацией своей власти, но она никогда не была твердо убеждена в полезности всех этих процедур.

Его природная склонность к религии, к молитве, только постоянно усиливалась все эти годы, когда она страстно умоляла Господа послать ей наследника престола; но и тут ее постигла трагедия. Ее сын унаследовал страшную болезнь, из-за которой ей приходилось простираться перед образа­ми и, памятуя о бессилии людей, просить у Бога, — этого символа любви и всякой справедливости, — сотворить чудо, чудо исцеления.Она понимала, что скорбь, окрашивавшая все ее дни пос­ле рождения ребенка, не могла ускользнуть от проницатель­ных взглядов членов императорской семьи и некоторых при­дворных, ведь за ней зорко следил весь клан вдовствующей императрицы и многие великие князья. Для чего же ей ра­зыгрывать бесчеловечную комедию, чтобы казаться всем на вершине счастья, удачи, в то время как ее сердце сжималось от тоски?

Ее пытливый ум, конечно, не позволял ей не следить за всеми событиями, происходящими в империи. Она была мало приготовлена к политике, не могла дать нужных ответов на весьма сложные вопросы, связанные с управлением такой громадиной, но она доверялась в этом Николаю, была увере­на, что он приведет в надежный порт корабль их династии.

Разве после рождения Алексея самым главным для нее не стала подготовка счастливого царствования для того, кто сменит на престоле ее мужа?

Когда Алексею становилось лучше, ее взор просветлял­ся. Ей хотелось от радости петь, играть на фортепиано, вы­шивать занятные, красивые узоры на носовых мужниных платках.

Ну, а дружба?

Александра в дружбе требовала только одного—доверия, но сколько разочарований ей пришлось пережить после сво­его брака, со сколькими людьми пришлось расстаться, по­тому что те еще вечером клялись ей в вечной, пламенной дружбе, а на следующий день забывали о данной клятве. У нее не было экспансивного характера, присущего латинянам и славянам. Она, маленькая девочка, воспитывалась в стро­гой лютеранской вере, которая требовала только строгости, подавления всяких легкомысленных порывов. Она могла быть только серьезной девушкой, а потом и женщиной. Кро­ме того, ей такая суровость определенно нравилась.

Одной из первых русских статс-дам, которые вызывали у нее чувство взаимного доверия, была очаровательная кня­гиня Мария Барятинская. Она, к сожалению, не могла про­водить все свое время в Александровском дворце, но она не раз доказывала государыне свою верность. Она вполне мог­ла положиться на эту скромную женщину с доброй душой. Александра довольно долго поддерживала со своей подру­гой переписку. В одном из писем она объясняет ей, что та­кое для нее дружба. «Моя дорогая Мария, вы, конечно, по­няли с самого начала, что я не создана для жизни императ­рицы, в таком ее виде, в каком многие ее себе представляют. Балы, полдники, салонные разговоры, тщета взбалмошно­го света, полные-иронии замечания, педантизм таких лиц, которые живут только для того, чтобы пускать пыль в глаза, и говорить постоянно о себе, чтобы быть всеми замеченны­ми. Нет, такое не для меня, это правда. К тому же я не осме­ливаюсь до конца понять себя, и следовательно, себя кому- то навязывать. Чтобы я оставалась сама собой, нужно, что­бы передо мной находился другой человек, такой, которого я чувствую напрямую, человек достойный, искренний. Я не умею блистать на ассамблеях, для этого у меня нет непри­нужденности, нужных слов, ни духа. Хотите узнать мое со­стояние моей души? То, что я люблю, то, что меня притя­гивает, — это внутренний мир человека. Существа чистого, без пышного наряда, без всех обязательств, положенных ему по рангу- Вы должны в этом отдавать себе отчет! Мне при­ходится отметать множество милых улыбок безразличных людей, потому что я по природе своей — моралистка. Како­ва моя главная мечта? Помогать другим. Помогать им выхо­дить победоносными из их сражения, из беды, из-под крес­та, потому что почти все мы несем этот крест...»

Может, та холодность, в которой постоянно все упрека­ли царицу, была лишь ее постоянной заботой не привязы­ваться ни к кому понапрасну, не транжирить своего чудес­ного дара — умения дружить. Этот дар не покидал ее до са­мой смерти, и она часто демонстрировала его по отношению к тем, кого для этой цели выбирала.

Такая особенность Александры вполне заслуживает вни­мания читателя, потому что ее хулители часто слишком мно­го говорили о ее высокомерии и недостаточном общении с ее окружением.

Она продолжала творить добро и делала все, что могла для тех, кто не требовал от нее глупых улыбок, а лишь мораль­ной или материальной поддержки.

Незадолго до рождения у нее в 1895 году великой княги­ни Татьяны, она испытывала особую привязанность к гру­зинской княгине Соне Орбелиани, которая была на три года ее младше. Эта молодая аристократка, совсем недавно по­явившаяся при дворе, была тут же принята государыней, которая, видимо, догадывалась о ее необычной судьбе.

И она не ошиблась. Эта молодая девушка, блестящий му­зыкант, небольшого роста, живая блондинка, спортивного подтянутого вида с необычной привлекательностью в каждом своем движении, сразу очаровала ее своим задором и веселым характером. Она всегда вела себя с большим достоинством, довольно скромно, что не могла не оценить царица.

Во время отпуска, когда императорская чета находилась в Дармштадте, княгиня Орбелиани, которая сопровождала ее, вдруг серьезно заболела.

Тогда Александра и осознала, какую глубокую дружбу питала она к своей фрейлине. Болезнь Сони не на шутку ее встревожила, она заботливо ухаживала за ней, сидела подо­лгу у ее изголовья и решительно отказывалась принимать участие вместе с другими приглашенными в вечеринках и прочих развлечениях, предусмотренных программой пребы­вания.