Нейтрально-враждебный - Сергей Арьков

Но всякий раз, как только эта мысль возникала в его голове, Стасик тут же приводил контраргумент. У него он был, и неплохой. И заключался в собственном горьком опыте общения с местными силами добра и зла. Ведь он, Стасик, не был никаким монстром, а являлся обычным человеком, как по сути своей, так и по паспорту. Но как же жестоко с ним обошлись! Возможно, что и узница, отбывающая вечный срок в подземелье древней крепости, как и он, пострадала ни за что. Стасику хотелось верить именно в это. Потому что если заточенная девушка на самом деле окажется кровожадным и коварным чудовищем, он просто не переживет этого облома. Сколько можно-то? У него ведь здоровье не железное. Его в этом мире только и делали, что кидали да обманывали. Стасик уже начал чувствовать себя каким-то профессиональным лохом, который раз за разом вкладывает свои кровные в одну и ту же финансовую пирамиду, стабильно остается без штанов, но ничему не учится и продолжает обогащать мошенников. Не о такой роли он мечтал, когда грезил правильным миром. Хотелось могущества, силы, уверенности в себе и гарема влюбленных в него без ума красавиц. А получил череду страданий, мук и поруганных надежд, плюс из него еще несколько раз пытались приготовить гуляш.

Миновав лестницу и войдя в коридор, Стасик предусмотрительно опустил шар на пол, чтобы вновь случайно не разбить его. Затем он выпрямился и поглядел на дверь. Та была столь же ужасна, как и всегда. От нее веяло непостижимой, вгоняющей в трепет, мощью.

— Эй? — позвал Стасик негромко.

Он выждал, но ответа не последовало.

— Эй, ты там? — спросил он, слегка возвысив голос.

Вновь тишина.

Стасик помедлил, а затем сделал крошечный шаг вперед. При этом он неотрывно и со страхом смотрел на дверь. Парень всерьез опасался того, что эта огромная железная плита, покрытая жуткими колдовскими письменами, может внезапно ожить, надвинуться на него всей своей многотонной тушей, рухнуть сверху и размазать по полу кровавой лепешкой.

— Привет, — позвал он.

Голос его противно задрожал.

— Если я тебя в прошлый раз чем-то обидел, то извини, — заговорил он. — Я не нарочно.

И вновь тишина.

Стасик все понял: он находился слишком далеко от двери. Требовалось подойти ближе, иначе обитательница подземелья не сможет его услышать.

Он стал подбираться к ней смешными короткими шажками, а сам думал лишь о том, успеет ли он унести ноги, если ужасная дверь оживет и набросится на него. Когда до нее оставалось метра два, Стасик встал, как вкопанный, и понял, что подойти ближе его не заставит никакая сила на свете. Он и так значительно превысил предел своего мужества.

— Давай поговорим, — предложил он громко. — Хотя бы скажи, что слышишь меня. Мне тут вообще-то не по себе.

Он стал ждать. И с каждой следующей секундой Стасика все сильнее охватывало отчаяние. Узница либо не слышала его, либо слышала, но намеренно игнорировала.

Стасику почувствовал подступивший к горлу ком. Никто в этом поганом мире его не любил, все избегали его и презирали. Добряки обрекли на жалкую участь свинопаса и подвергли публичному унижению путем вручения на глазах всего города отвратительного свинского носа. Злодеи тоже издевались, как могли, плюс пытались съесть. И вот теперь его отверг даже запертый в подземелье монстр. А ведь у него и в прошлой жизни не было друзей. Стасик вечно пытался убедить себя в том, что отсутствие друзей, это его осознанный выбор. Дескать, ему и без них хорошо. Он одиночка, и его это полностью устраивает. А вот теперь понял, что нет, не по своей воле он стал отшельником. Просто он никому не нравился, ни в том мире, ни в этом. И даже если судьбе будет угодно протащить его за шиворот через сотню разных миров, в них повторится та же самая история.

Стасик сам не заметил, как из глаз его хлынули слезы. Привалившись спиной к твердому камню стены, он зарыдал в голос, упиваясь жалостью к себе. Каким несчастным, каким ничтожным он казался себе в этот миг. Горько причитая, Стасик вслух вопрошал у безжизненных каменных стен, что же с ним не так, раз никто в целых двух мирах не хочет видеть его своим другом. Даже Гамал, и тот приютил его лишь потому, что старику требовался работник в огороде. А не требовался бы, так и остался бы Стасик валяться в той луже, пока жуткая черная жижа не прикончила бы его окончательно.

С головой уйдя в свое горе, Стасик не заметил, как свет вокруг него начал меркнуть, трусливо прижимаясь к лежащему на полу шару. Поэтому прозвучавший из-за двери голос застал его врасплох:

— Что случилось?

Стасик подпрыгнул и громко взвизгнул от неожиданности. Он инстинктивно попятился от двери, но на третьем шаге нашел в себе силы остановиться.

— Это ты? — спросил он, и громко шмыгнул носом.

— Я, — донеслось из-за двери. — Ты, кажется, плакал?

— Что? Нет-нет, что ты! Совсем не плакал. Я же мужчина.

— А мне показалось, что я слышала рыдания.

Тут Стасик подумал — какого черта? Перед кем он пытается изобразить альфа самца?

— Да, это я плакал, — сознался он.

— Тебе грустно? — участливо спросила незнакомка.

— Было грустно, — подтвердил Стасик.

— Почему?

— Долго рассказывать.

— Ты уже уходишь?

В голосе собеседницы прозвучала тревога.

— Нет, я никуда не ухожу, — поспешил успокоить ее Стасик.

И добавил с грустным смешком:

— Куда мне идти? Мне идти некуда.

— Тогда расскажи, что тебя опечалило, — попросила незнакомка. — Или еще что-нибудь. Мне ужасно скучно. Я хочу узнать что-нибудь новое.

— А ты не разволнуешься и не уйдешь, как в прошлый раз? — спросил Стасик.

— Нет, не уйду. Только подойди чуть ближе, тебя плохо слышно.

— Я тебя слышу хорошо, — заметил Стасик, которым овладела подозрительность. Уж не заманивает ли его узница сладкими речами? Вот подойдет он к двери, а она как схватит его, да как утащит во мрак. И сделает с ним то, что так мечтала сделать Грыжа Антрекотовна.

— Или говори громче, — предложила девушка.

Стасик решил, что лучше сделает лишний шаг к двери. Так хоть не придется орать во все горло.

Он шагнул ближе, стараясь не смотреть на страшную поверхность металлической плиты. Шар едва светил, тьма сгустилась вокруг него, погрузив в себя весь коридор. Но магические символы на поверхности двери по-прежнему были хорошо видны. Стасику почудилось, что они светятся самостоятельно.

— Так лучше? — спросил он.

— О, так намного громче! —