Россия и русские в мировой истории - Наталия Нарочницкая

Без сомнения, все союзники, особенно европейские державы-победительницы, желали закрепить на длительное время и обретенные сферы влияния, и свою роль победителей и вершителей судеб мира. Все были заинтересованы в слабой, не способной на новую агрессию и даже подконтрольной им Германии. СССР вовсе не представлял здесь исключения. Более того, в вопросах репараций СССР был настроен наиболее непримиримо. Пришедший к концу войны необычайно усиленным лишь в военном и геополитическом отношении, но в крайней степени экономического истощения и диспропорций всего государственного хозяйства и невиданной в XX веке нищеты населения, СССР был наиболее жизненно заинтересован в максимальном объеме репараций и изъятий, рассчитывая за счет вывоза германского оборудования и товаров восстановить разрушенные мощности и модернизировать экономику.

Однако настойчивость Британии в вопросе «упразднения Прусского государства» носила буквально религиозно-фанатический характер и явно уходила корнями в историческое мышление времен карты из журнала «Truth» и пира победителей на Парижской мирной конференции 1919 года. Что касается советской делегации, то она демонстрировала порой искреннее непонимание этого мышления, но в целом тормозила принятие такого решения. В интерпретации советской стороны была нужда в упразднении того германского государства, которое развязало Вторую мировую войну, то есть гитлеровского рейха, чтобы будущее немецкое государство не стало продолжателем личности нацистской империи, что уже было обеспечено принципом полной и безоговорочной капитуляции, упраздняющей прежнее государство как субъект международного права. Британия же, не удовлетворенная крахом государственной машины гитлеризма, попыталась ликвидировать немцев как преемственного субъекта мировой истории. США были лояльны Британии в этом вопросе, но, судя по документам, не были инициаторами.

Поскольку ни на одной из важнейших встреч в верхах, ни в Ялте, ни на Берлинской конференции вопрос об «упразднении Прусского государства» не ставился, британская делегация не выдвигала его на сессиях Совета министров иностранных дел, то есть на высших уровнях послевоенного механизма. Документы свидетельствуют, что британская делегация попросту пыталась незаметно провести такую историческую формулировку на уровне третьестепенных органов — в Комитете гражданской администрации Директората внутренних дел Контрольного совета. Стенограммы заседаний Директората внутренних дел, а также Политического директората Контрольного совета, куда Британия передала свой меморандум после того, как советская делегация уклонилась от принятия решения, весьма показательны. Они со всей очевидностью демонстрируют уловки Британии «не мытьем, так катаньем» навязать эту формулировку. При этом британская делегация то притворялась, рассчитывая на наивность русских военных, что «упразднение Прусского государства» простой шаг по «реализации принципа децентрализации Германии, принятого на Ялтинской и Потсдамской конференциях», то, наоборот, делала широкие обобщения негативной роли Пруссии и самого наименования в немецкой истории и войнах Германии.

«Слово «прусский» имеет нарицательное значение во всем мире, и было бы значительным вкладом… указать в официальном заявлении об уничтожении Прусского государства, — настаивала британская делегация в Комитете гражданской администрации (КГА), представляя свой меморандум. — В течение двухсот лет Пруссия была угрозой для безопасности Европы. Продолжение существования Прусского государства, хотя бы только в названии, может дать повод для ирредентистских притязаний, которые немецкий народ может в дальнейшем попытаться выдвинуть, может укрепить немецкие милитаристские тенденции, а также может способствовать возрождению авторитарной, централизованной Германии, что желательно предотвратить».

Бесхитростный в философии мировой истории генерал Курочкин «в принципе не возражал», но, будучи искушенным в политике, почуял неладное и заявил, что вопрос относится к компетенции СМИД. Маршал Соколовский указал, что «упразднение» касается будущего государственного устройства и «должно решаться не командующими зонами, а правительствами». Но яснее всего позиция советской делегации была выражена в протоколе 31-го заседания КГА 31 мая 1946 г. СССР стоял за упразднение государственной машины гитлеровского рейха и полагал, что «Прусское государство было уже уничтожено безоговорочной капитуляцией, поэтому советской делегации не ясна целесообразность проекта». На следующем, 32-м заседании советский представитель прямо заявил, что «этот Комитет призван регулировать вопросы внутренней государственной структуры, а не уничтожать государства»[419] 419.

Тем не менее Британия не оставляла попытки и поочередно представляла свой меморандум с законопроектом из следующих формулировок:

«… Уничтожение государства Пруссии.

Поскольку желательно обеспечить децентрализацию политической структуры Германии, упростить администрацию немецкой территории и уничтожить прусский дух, поскольку центральное правительство и администрация государства Пруссии фактически прекратили свое существование и прусские территории управляются оккупационными державами в настоящее время как ряд отдельных административных единиц. Контрольный совет проводит следующие меры:

«I. Государство Пруссия вместе с его центральным правительством и администрацией уничтожается.

2. Прусская территория будет управляться как ряд таких административных единиц, которые от времени до времени будут создаваться соответствующими командующими зонами.

3. Такие отдельные административные единицы будут называться штатами (ландер, ланды)…».

Тем не менее, как говорит протокол заседания Координационного комитета, «утверждение закона было задержано советским представителем». Благодаря позиции советской делегации вопрос этот не продвинулся и в Политическом директорате и был передан в Контрольный совет. К этому времени Британия приступила к односторонним мерам по переименованию и реорганизации подконтрольных ей территорий. «Военная администрация в Германии Британской зоны контроля» издала указ, в котором, ввиду того что центральное правительство и администрация Прусского государства (ланд Пройссен) фактически перестали существовать и поскольку имеется намерение в будущем реорганизовать администрацию прусских территорий, расположенных в Британской зоне оккупации… приказывается следующее:

1. Не предрешая любой последующей реорганизации, провинции Прусского государства или его части, расположенные в британской зоне… и поименованные в первой части приложенного… списка, настоящим упраздняются как таковые и в настоящее время получают статут федеральных земель (ландер) и будут носить названия, изложенные во второй части указанного списка…».

Проект был также отклонен на Контрольном совете, где британский маршал Дуглас представлял односторонние действия британской стороны как «чисто административную меру», на что советский маршал Соколовский указал, что речь идет о «крупнейшем государственном вопросе, не записанном в решениях Берлинской конференции, который подлежит рассмотрению четырьмя державами», с чем согласился и американский генерал Макнарни. Соколовский также указал, что британцы переводят прусские провинции в ланды, но исторически в Германии ланды означают полунезависимые государства, что предрешает будущее федеративное устройство Германии, а вопрос этот еще не решен правительствами оккупирующих держав»[420]. Переданный на рассмотрение Совета министров иностранных дел, этот вопрос так и потонул вместе со всем комплексом германской проблемы, которой было суждено стать стержнем раскола Европы. Приведенные попытки Британии стереть историческое лицо Германии и почти мистическое желание раздробления немцев, пронесенное через XX век со времен «нового курса» принца Эдуарда и карты Г. Лабушера, а также цитированный* выше британский документ «Безопасность Британской империи» демонстрируют Realpolitik без идеологических клише XX века и извечное стремление Британии воспрепятствовать преобладающему влиянию какой-либо европейской державы. Эти действия и документы даже не содержат попытки прикрыть собственные интересы рассуждениями о правах человека и демократии.

Через несколько месяцев после фултонской речи Черчилля, накануне 3-го сессии СМИД прозвучала другая речь — Государственного секретаря США Джеймса Бирнса в Штутгарте. Она была, как это принято со времен Вудро Вильсона, закодирована общедемократическими фразами куда больше, чем выступление герцога Мальборо, но отнюдь не в меньшей степени задавала вполне реальную политическую и геополитическую программу. В либеральную доктрину не вписывалось накладывание ограничений на «демократическую Германию», ее надо было связать и растворить, а немцев перевоспитать. В значительной мере этой цели послужили панъевропейские и интеграционные процессы и механизмы, инициированные параллельно с НАТО. США уже не надо было «притягивать». Они заявили о том, что не уйдут из Европы и делают ставку на Германию. США сами подготовили почву для своего лидерства в новой политике и в новой идеологии — атлантической.