На перекрестке больших дорог - Жюльетта Бенцони

К развилке приближался возвращавшийся с полей крестьянин с мотыгой на плече. Готье, не слезая с лошади, спросил его:

– Знаешь ли ты, добрый человек, где находится дом для прокаженных?

Крестьянин поспешно перекрестился и показал на одну из дорог.

– Спуститесь к реке… Увидите большой дом, огороженный стеной. Это там. Но после не заезжайте в деревню.

И он удалился быстрым шагом в сторону деревни. Катрин повернула лошадь в указанном направлении.

– Поехали, – сказала она.

Дорога спускалась к Амбене, небольшой речке, огибавшей холм Карлат. Полоска ивовых кустарников обозначала ее русло. Катрин ехала впереди, молча покачиваясь в седле. В большом смятении она приближалась к тому месту, о котором часто думала, но никогда не осмеливалась приблизиться к нему. Скоро она будет рядом с Арно, в нескольких шагах от места, где он живет. Может быть, ей удастся увидеть его? От этой мысли сердце билось сильнее, и все равно она не могла избавиться от предчувствия, поселившегося в ней с самого утра…

Дорога пролегала теперь через заросли плохо проходимого кустарника. Кочковатая, вся в выбоинах, со следами старой колеи и глубокими ямами, дорога эта использовалась, видимо, редко. Катрин и Готье затратили гораздо больше времени, чем предполагали, и солнце начинало уже садиться за высокие кроны деревьев. Лес имел вид естественного барьера, установленного между людьми и этими отверженными из Кальвие. Потом неожиданно в конце спуска всадники объехали островерхую скалу и очутились на берегу речки. Представшая перед ними долина, откуда доносилась монотонная песня реки, являла собой грустную, отталкивающую картину.

Катрин резко остановила свою лошадь у опушки леса. Подъехал Готье, и они застыли, пораженные увиденным. На небольшом расстоянии поднималась каменная ограда… но только ограда, потому что внутри ее не было ничего, кроме обгоревших развалин и сохранившейся арки, служившей ранее входом в часовню. Сорванные створки ворот болтались на уцелевших петлях; внутренний двор лепрозория был завален обгоревшими обломками… Только зловещие стаи ворон, кружившиеся в небе, нарушали мертвую тишину.

Катрин побледнела, закрыла глаза и свесилась с седла, готовая упасть в обморок.

– Арно погиб, – причитала она. – Это его призрак являлся ко мне ночью!

Одним прыжком Готье очутился на земле. Его мощные руки сняли молодую женщину с лошади. Он положил ее, бледную, дрожащую, на траву у дороги и стал растирать похолодевшие руки.

– Госпожа Катрин! Ну же… Придите в себя! Смелее! Прошу вас!

Но сознание уходило от нее под аккомпанемент ощущения, что жизнь, словно вода, вытекает из ее тела. Тогда Готье осторожно пошлепал ее по щекам, стараясь не причинить сильной боли своими лапищами, способными снести голову с плеч. Побледневшие щеки стали пунцовыми. Катрин открыла глаза и посмотрела недоумевающе. Он смущенно улыбнулся ей.

– Извините, у меня не было другого выбора. Подождите, я принесу свежей воды.

Обойдя сгоревшее здание, он побежал вниз к речке, наполнил водой кружку, которую всегда носил на поясе, и, вернувшись, напоил Катрин, как заботливая мать. Реакция не замедлила последовать: молодая женщина разрыдалась. Стоя перед ней, он дал ей выплакаться, потому что верил в успокоительное действие слез. Он не произнес ни одного слова, не сделал ни одного жеста, чтобы остановить ужасные рыдания. Постепенно Катрин успокоилась, подняла бледное лицо с покрасневшими глазами и бросила на нормандца взгляд, полный отчаяния.

– Надо узнать, что тут произошло, – сказала она довольно твердым голосом.

Готье протянул ей руку, помог подняться. Она не отпустила эту сильную руку, радуясь ее теплоте, надеясь на ее поддержку в любой жизненной ситуации. Они дошли до разрушенного портала, в верхней части которого виднелся герб аббатства Сен-Жеро д'Орийяк, в чьем ведении находился лепрозорий. Но ее сердце не могло не замереть, едва они переступили порог, некогда отделивший Арно от всего мира.

Слезы снова текли по ее мокрым щекам, но она не обращала на них внимания.

Внутри двора все было разорено… Остались только почерневшие, жалкие руины, напоминавшие Катрин развалины Монсальви. Огонь сожрал все. Лишь толстые каменные стены сохранились нетронутыми. Не было видно ни одной крыши, ни одной двери, ничего, кроме развалившихся камней.

Готье склонился к ним.

– Пожар был недавно, – заметил он. – Камни еще теплые.

– Боже мой, – стонала Катрин. – Неужели он остался лежать под ними… мой дорогой, любимый супруг… моя любовь.

Она упала на колени перед развалинами и пыталась поднять камни дрожащими неловкими руками.

– Уходите, госпожа Катрин, пойдемте со мной.

Но она стала отбиваться от Готье с неизвестно откуда взявшейся силой.

– Оставь меня… Я хочу остаться! Он здесь, я тебе говорю.

– Я в это не верю и… вы тоже. Но если даже это и так, то зачем вам ранить руки о горячие камни.

– А я тебе говорю, что он мертв, – кричала Катрин, выходя из себя. – Я тебе говорю, что я видела его призрак сегодня ночью! Он пришел в маске, вошел в комнату моей свекрови, склонился над ней, а потом исчез.

– Но он не вошел в вашу комнату! А что, госпожа Изабелла спала или бодрствовала?

– Она спала и ничего не видела. Я вначале подумала, что вижу все это во сне, но теперь я знаю, это был не сон, я видела призрак Арно.

И она снова стала всхлипывать. Готье взял ее за плечи, встряхнул и закричал:

– А я вам говорю, что вы видели не призрак! Вы не спали и видели его не во сне! Призрак подошел бы к вам. А мессир Арно не мог знать о вашем возвращении и, следовательно, не искал вас.

– Что ты хочешь этим сказать?

Успокоившаяся Катрин стояла, раскрыв рот, и смотрела на Готье как на ненормального.

– Я хочу сказать, что призраки знают все о живых людях. Он бы подошел и к вам. И еще. Почему он был в маске?

– Ты предполагаешь, что я видела Арно?.. Самого Арно?

– Я ничего не знаю, но происходят какие-то странные вещи. Допустим, что Фортюна подошел к Арно и сообщил ему о том, что его мать умирает? На пороге смерти проказа не страшна… Может быть, он не подошел, так как не знал о вашем возвращении. Фортюна ведь тоже не знал об этом.

– Где же он, по-твоему, теперь? И что произошло здесь? Откуда эти руины, тишина, опустошение?

– Я не знаю, – ответил Готье задумчиво, – но я попытаюсь узнать. Я думаю, что, где он и куда делись Моргана и Ролан, может сказать Фортюна.

Потихоньку он уводил ее от руин. Катрин вцепилась в него, как испуганный ребенок, и смотрела на него с обожанием.

– Ты действительно так думаешь?

– Разве я говорил о чем-нибудь, не подумав? Особенно вам.