На перекрестке больших дорог - Жюльетта Бенцони

Потихоньку он уводил ее от руин. Катрин вцепилась в него, как испуганный ребенок, и смотрела на него с обожанием.

– Ты действительно так думаешь?

– Разве я говорил о чем-нибудь, не подумав? Особенно вам.

Она улыбнулась и, вздрогнув, была готова снова заплакать. Нормандец почувствовал, как его сердце сжимается от жалости. Он любил ее, но подавлял свою любовь и хотел видеть ее радостной и счастливой! Увы! Судьба, кажется, отвернулась от нее за случившуюся минутную слабость, в которой она считала себя виновной, и сколько еще принесет ей страданий и слез в будущем!

– Не оставляй мне слишком много надежд, – просила Катрин. – Знаешь, я могу от этого умереть.

– Оставайтесь мужественной, какой были всегда. И постараемся узнать… Поехали отсюда. Надо найти кого-нибудь, кто знает, что произошло.

Они сели на лошадей и покинули эту долину смерти, поднимаясь вверх к обжитым местам и чистому небу… Теперь впереди был Готье. Он искал признаки жизни в этом заброшенном месте. Катрин следовала за ним, опустив голову, пытаясь привести в порядок свои мысли, метавшиеся между надеждой и горем. Все, что до этого имело для нее значение, отступило на задний план. Самое главное сейчас узнать, жив Арно или нет. Она не успокоится, пока не получит ответа на этот вопрос.

Когда выехали из темного леса, Готье приподнялся в стременах и показал рукой на юг.

– Вот! Я вижу дымок над хижиной, там, на холме… Оттуда, сверху, должны быть видны крыши лепрозория… должны были быть видны раньше!

Это оказалась маленькая скромная хижина, крытая соломой. Чтобы не пугать хозяев, Катрин и Готье оставили лошадей, привязав их к дереву, и пешком по тропинке поднялись к самому дому.

На шум их шагов вышла старая крестьянка в желтом чепчике, державшая в руке плетеную ивовую корзиночку с пучком кудели в ней. Она была очень старая, и время согнуло ее. Свободной рукой она опиралась на сучковатую палку. Но глаза, поднятые на пришельцев, выглядели живо и молодо, выделялись, словно две незабудки на смуглом, морщинистом лице.

– Не бойтесь, матушка, – сказал Готье, смягчая, насколько можно, свой голос, – мы вам не сделаем ничего плохого, мы только хотим спросить.

– Входите, люди добрые, мой дом открыт.

– Мы не хотели бы вас беспокоить, – сказала Катрин, в свою очередь, – и у нас мало времени.

Она повернулась и посмотрела на местность, расстилавшуюся у ее ног. И правда, там, за черной полосой деревьев, были видны руины лепрозория. Показав на них рукой, Катрин спросила:

– Знаете ли вы, что там произошло?

Ужас появился на лице старушки, которая, не переставая креститься, бормотала какие-то слова, а потом ответила:

– Это место проклято… Не следует о нем говорить, а то может произойти несчастье.

– Кому как, – подхватила Катрин, вынимая золотую монету и вкладывая это блестящее солнышко в скрюченную руку старушки. – Рассказывайте, мамаша, и получите еще.

Старуха недоверчиво взглянула на монету и попробовала ее на зуб.

– Золото! – пролепетала она. – Настоящее золото! Давно я не видела такого. Так что вы хотите знать, молодой человек?

– Когда сожгли приют для прокаженных?

Даже за золото старуха не хотела рассказывать и отвернулась в сторону. Она колебалась, сжимая монету в руке, потом все-таки решилась.

– В ночь на четверг прокаженные перебесились. Надо сказать… монах, который охранял и заботился о них… святой человек… умер накануне от укуса змеи. Так какой переполох они там устроили! Целый день были слышны плач, стоны… ну, просто как черти! Горы тряслись от этого! Как будто вдруг открылся ад. Люди в деревне переполошились. Они решили, что прокаженные разбегутся и нападут на них. Побежали за подмогой в Карлат. Ну, тогда пришли солдаты…

Она остановилась, посмотрела в сторону руин беспокойным взглядом и снова перекрестилась.

– Дальше, – нетерпеливо потребовала Катрин.

– Солдаты пришли ночью. Прокаженные все еще плакали от горя… Было страшно. Но потом – еще страшнее!

Катрин почувствовала слабость. Она села на каменную скамейку у дома и вытерла со лба пот рукавом.

– Солдаты вели себя как настоящие головорезы, просто варвары, – вдруг выпалила старушка с ненавистью. – Они забаррикадировали вход в лепрозорий… а потом подожгли его.

Жутким криком ответила ей Катрин. Ей стало плохо, и она прислонилась к стене дома.

– Арно! – стонала она. – Боже мой!

Но старуха уже не могла остановиться:

– Солдаты были пьяны. Их напоили крестьяне из деревни… Для храбрости… Они кричали, что нужно уничтожить это гнездо отверженных… что долину нужно очистить от скверны… Всю ночь пылал костер. Но к полуночи крики стихли и ничего не было слышно, кроме завывания пламени.

Она замолкла. Замолкла вовремя, потому что Катрин потеряла сознание.

Готье поспешил к ней, наклонился и взял под руку.

– Пойдемте, – сказал он тихо. – Нам надо ехать.

Но она почти ничего не чувствовала и была ко всему безразлична. Старушка смотрела на нее с любопытством.

– Молодой сеньор, кажется, страдает? Он знал кого-то из этих несчастных?

– Молодой сеньор – женщина, – коротко ответил Готье. – Да, она действительно знала одного из них.

Катрин ничего не слышала. Ее тело окаменело, голова опустела, и только одна мысль билась в ней, как язык колокола: «Он мертв! Они его убили!»

Она забыла все, о чем рассуждал с ней Готье. Перед ее невидящими глазами стоял огромный ночной костер, болело сердце, словно его ухватили железными клещами и пытались вырвать из груди.

Старушка молча вернулась в дом и вышла оттуда с кружкой в руке.

– Возьмите, несчастная женщина, выпейте. Это настой трав на вине. Вам будет лучше.

Катрин выпила, почувствовала себя немного лучше и хотела встать, но старая женщина остановила ее.

– Нет, оставайтесь. Скоро ночь, а на дорогах опасно. Если вас никто не ждет, оставайтесь до утра… Мне нечего вам особенно предложить, но чем богаты, тем и рады.

Готье посмотрел на бледное лицо Катрин, которая едва держалась на ногах: она не могла в таком состоянии возвращаться ночью в Монсальви.

– Мы остаемся, – сказал он. – Спасибо вам.

Всю ночь Готье провел у изголовья Катрин, безуспешно пытавшейся заснуть на соломенном тюфяке. Всю ночь он старался доказать ей правоту своих рассуждений. Он снова и снова терпеливо повторял уже сказанное: Катрин видела не призрак. Она видела самого Арно, избежавшего погрома с помощью Фортюна… и они убежали, забрав лошадей. Но она не хотела ему верить. Арно, по ее мнению, незачем было бежать из Монсальви. Там он, по крайней мере, мог искать пристанища у Сатурнена, который, несмотря на боязнь, принял бы его.