Путь мистика - Бхагаван Раджниш

Просто рассмотри эти мгновения: что их вызывает, что их приносит. Им помогает прогулка по пляжу, им помогает сидение у пруда, им помогает сидение в молчании под деревом, им помогает игра на гитаре. Что бы им ни помогало, найди эти элементы, выясни их и позволь им стать сильнее и сильнее. А у памяти нет никакой силы, силы ей придаешь ты. Она исчезнет.

Я не хотел бы, чтобы ты это отбрасывал. Я хотел бы, чтобы это исчезло само собой. Тогда оно не оставит за собой ни царапины. Если ты это отбросишь... прежде всего, никому еще никогда не удавалось что-либо отбросить.

Я категорически заявляю: никому за всю историю человека не удалось ничего отбросить. Те, кто попытался, потерпели поражение. И если каким-то образом им удалось отбросить что-то одно, им пришлось заменить это чем-то сходным. Кто-то бросает курение и начинает жевать резинку. Ничто не отброшено. Люди отбрасывали - по крайней мере, верили, что что-то отбросили, от всего отреклись - но в определенной ситуации то, что они считали отброшенным, всплывает снова.

Раматиртха, очень знаменитый индуистский саньясин, путешествовал по всему миру и везде был очень уважаем. Он был хорошим оратором и красивым человеком. Но получать уважение во всем мире... потому что перед христианами он восславлял Христа, перед евреями - Моисея, перед мусульманами - Мухаммеда, и говорил о Коране. Естественно, он был уважаем. Он думал, что уважаем он, но в этом-то он и ошибался. Если бы он критиковал Мухаммеда, те же самые почитающие его мусульмане убили бы его; тогда он узнал бы, что именно они уважали. Эти мусульмане наслаждались тем, что индуистский саньясин воздает славу Корану, их святой книге, их пророку, их Богу. Естественно, они станут уважать такого человека. Это взаимное явление.

Раматиртха приехал в Индию из кругосветного тура, и глубоко внутри он ожидал, что если ему оказали такое уважение в других странах, в Индии оно будет еще больше. Он хотел начать свое движение с Варанаси, центра индуистской религии.

И когда он поднялся, чтобы говорить, один ученый брамин встал и сказал:

- Прежде чем ты начнешь говорить, я хотел бы задать несколько вопросов. Во-первых, знаешь ли ты санскрит?

Раматиртха вырос в пограничных провинциях Индии, которые теперь находятся в Пакистане и в которых говорят на персидском языке и урду.

Он сказал:

- Нет, санскрита я не знаю, но я читал все санскритские писания в переводе на английский, персидский или урду.

Этот ученый брамин рассмеялся и сказал:

- Сначала изучи санскрит, потому что его невозможно переводить. Это божественный язык, и его нельзя перевести на языки обыденные. Сначала изучи санскрит, потом приходи сюда. Во-вторых, кто дал тебе саньясу?

Раматиртха ни у кого не принимал саньясы. Когда он был профессором Лахорского университета, Вивекананда совершил турне по всей Индии. Вивекананда выступил в Лахорском университете, где Раматиртха был профессором математики, и произвел на него такое впечатление, что тот просто бросил работу и переменил одежду. Раматиртха понятия не имел, что саньясу нужно принимать. Он просто стал саньясином в оранжевой одежде и отправился на Запад, откуда вернулся Вивекананда. Там уже были люди, заинтересованные Вивеканандой, и они немедленно собрались вокруг Раматиртхи.

И Раматиртха сказал:

- Я ни у кого не принимал саньясы.

И люди, собравшиеся вокруг, рассмеялись.

Они сказали:

- Посмотрите на этого идиота. Он не знает санскрита, он никогда не был посвящен. Ты должен стыдиться себя. А ты еще стал мировым посланником индуизма!

Раматиртха много раз оказывался в таких ситуациях за пределами Индии, но они никогда его не трогали. Ничто никогда не становилось для него раной. Люди оскорбляли его, люди противостояли ему, фанатичные христиане выкрикивали против него лозунги, но его ничто не трогало. В этот день что-то случилось. Он пришел в такую агонию, что, придя домой, выбросил свою оранжевую одежду, переоделся в обычную и попросил брамина научить его санскриту.

Если бы он действительно был реализовавшимся человеком, он сказал бы им:

- Ничто не божественно в том, что касается языков. Ни один язык не божествен, хотя все языки претендуют на божественность.

Язык не имеет ничего общего с опытом. Думаете ли вы, что просто знание санскрита делает вас реализовавшими себя? Тогда все эти пандиты - реализовавшие себя люди. Тогда Будда и Махавира - не реализовавшие себя люди, потому что у них не было знания санскрита.

И кто, по-вашему, дал посвящение Будде? Посвящение или нет, саньяса - это твое собственное решение. Ты можешь получить ее от кого-то другого, а можешь принять ее сам.

Но он не умел говорить простых вещей. Ему стало стыдно перед простыми знатоками санскрита, которые ничего не знали ни о реализации себя, ни о саньясе. Он переехал оттуда в Гималаи, и это потрясение было так велико, что, в конце концов, он совершил самоубийство - прыгнул с горы в Ганг.

Он пришел с великими ожиданиями, что ему окажут уважение, что он будет восславлен как величайший индуист века, - но случилось прямо противоположное.

Последователи Раматиртхи говорят, что он принял самадхи в Ганге. Это было не самадхи; самадхи возможно, только когда ты просветлен и чувствуешь, что тело больше не нужно, что оно выполнило свою работу и должно отдохнуть. Это решение осуществленности, не исходящее ни из разочарования, ни из отчаяния, ни из чувства поражения. Но в это время Раматиртха не был блажен. Все его блаженство исчезло. Он чувствовал большую горечь, большой гнев и из стыда совершил самоубийство.

И по-прежнему есть небольшая группа, которая продолжает следовать книгам Раматиртхи. Я видел эти книги, в них ничего нет. Он был просто хорошим оратором. Ни одно его утверждение не дает ни малейшего указания на то, что он был просветленным.

И то, что произошло в конце, проясняет, что его жизнь была просто... он был хорошим профессором, обладал силой выражения - умел говорить. Видя, что Вивекананду принимают как великого человека, он стал амбициозным. Это было амбицией.

Люди говорят, что он отрекся от своей семьи. Я не скажу этого, потому что когда его жена пришла повидать его в Гималаях, он сказал своему компаньону Пуурану Сингху:

- Закрой дверь. Я не хочу видеть эту женщину.

Даже Пууран Сингх не мог поверить своим ушам. В своем дневнике он написал: «Я сказал ему, если ты отрекся от своей жены, как же ты тогда ее узнаешь? Если ты отрекся, нет речи об узнавании, все женщины одинаковы. Ты виделся со всеми возможными женщинами, а с этой, пришедшей издалека, не можешь увидеться?

Она продала все свои украшения - ты совсем не оставил ей денег, - чтобы добраться до тебя, просто коснуться твоих ног, а ты ведешь себя так грубо. Поэтому если ты мне говоришь, что хочешь, чтобы я закрыл дверь, тогда я тебя покидаю. С меня довольно! Того, что ты сделал в Варанаси и делаешь теперь, для меня достаточно, чтобы понять, что ты только позировал, играл. Иначе позволь этой женщине войти».

И немедленно после этого Раматиртха прыгнул в Ганг.

Если ты отрекся от женщины как от своей жены, тогда она снова становится обычной женщиной, такой же, как и все остальные, и для тебя не существует никакого разграничения. Если существует разграничение, это означает, что отречение было ложным.

И вот мое понимание: каждое отречение ложно, пока вещи не отпадают сами собой, - будут ли это деньги, или воспоминания детства, или какая-то умственная проблема. Не пытайся их отбросить. Отбрасывая их, ты придаешь им важности. Их следует игнорировать.

Вложи всю свою энергию в то, что в тебе есть взрослого, что растет больше и больше. Когда не останется энергии для того, чтобы эти детские воспоминания оживали, они исчезнут. Не нужно никаких прямых действий.

Позволь мне повторить снова: никакого прямого действия против негативной вещи, иначе ты всегда будешь оставаться пойманным в ее сеть. Сфокусируйся на позитивном, на утвердительном. Если это позитивно, утвердительно, это принесет тебе свободу, свободу от этих проблем.

Любимый Ошо,

Если сердце не умеет задавать вопросов, тогда не ум ли мой кровоточит как сердце, когда я спрашиваю тебя об определенных вещах?

Сердце не может задавать вопросов, но может спровоцировать ум задать вопросы о себе. У самого сердца нет языка, но есть собственный способ провоцировать ум задавать свои вопросы. Конечно, в этой передаче от сердца к уму вопрос меняет форму, он больше не точно такой же. Иногда он может даже стать противоположным.

Именно поэтому сердце может плакать и рыдать. Оно чувствует беспомощность. Оно не умеет спрашивать. Ему приходится использовать ум, но ум умеет спрашивать только таким способом, который принадлежит уму, а не сердцу.

Это все равно, что дать поэзию математику и предложить ему перевести поэзию в математику. Если математик разумен, он откажется: «Это чепуха. Этого нельзя сделать. Как можно перевести поэзию в математику?» Но если это какой-то эксцентричный математик, он может взяться за эту работу. Это будет работа мясника.