Великий магистр - Октавиан Стампас

— Он еле избежал виселицы в Ульме, — произнес Гораджич. Думаю, вы теперь также в опасности.

— Бензуф, мы завтра же покинем Каир! — сказала Катрин, обратившись к евнуху. — Соберите в дорогу все необходимые вещи и испросите разрешение на проезд у султана Насира.

— Куда вы намерены направиться? — спросил Агуциор.

— В Иерусалим. Если это удастся.

— Торговля между Египтом и Палестиной не прекращается, — сказал Гораджич. — Было бы прекрасно, если бы в список сопровождающих вас были внесены еще три слуги, — намекнул он.

— Вы поняли, Бензуф? — произнесла графиня.

— Вы слишком милосердны, — проворчал старый евнух. — Трое мужчин возле вас — вряд ли это понравится султану Юсуфу…

— Мы можем переодеться женщинами, — придумал Гораджич, подмигнув Агуциору. — И ваш ревнивый султан может спать спокойно.

— Ну, хорошо, — согласился Бензуф, качая головой. — Чувствую, что меня повесят за ноги на воротах Алжира.

— А теперь — рассказывайте, — нетерпеливо потребовала графиня, посмотрев на рыцарей. — Где вы познакомились с Гуго де Пейном? Когда-то давно, я была… дружна с этим человеком…

Графиня де Монморанси слушала Милана Гораджича, затаив дыхание. Все, связанное с Гуго де Пейном, пробудило в ее душе далекие воспоминания, кольнуло ее сердце той непреходящей болью, которая всегда сопутствует первой любви, счастливой ли она была или несчастной. И хоть прошли годы, жизнь ее изменилась, и сама она была не прежней беззаботной девушкой — невестой сероглазого юноши, а матерью одного из наследников магрибского трона, но чувства ее не угасли, не обратились в пепел, разнесенный над Тирренским морем, а продолжали слабо гореть, неподвластные ни времени, ни расстоянию. Она не могла поверить, что Гуго де Пейн, которого Катрин представляла себе таким же, как в дни своей юности, находится не так уж и далеко от Каира — в Иерусалиме, куда она должна была вскоре направиться. Ощущение близкой встречи наполнило ее грудь тревогой и ожиданием. Как встретит ее рыцарь, что скажет, какие слова найдут они друг для друга?..

Гораджич, видя, что графиня не слушает его, поглощенная своими думами, умолк. Его привлекла ее красота, присущая зрелой женщине, печальный взгляд голубых глаз, кольца светлых волос и какая-то особая таинственность, окружавшая ее, европейку, ставшую наложницей могущественного султана Северной Африки. Сербский князь, повидавший в своих странствиях немало женщин, относился ко всем к ним, в основном, как к лишней обузе в дороге, вроде прихваченного по ошибке столового серебра, тогда как можно обойтись простой деревянной ложкой, которую легко в случае ненадобности и выбросить или одолжить товарищу. Но тут — он словно бы впервые столкнулся с непонятной ему силой, тревожно и ласково коснувшейся его закаленного во многих испытаниях сердца.

— Вы, верно, хотите услышать и мою историю? — очнувшись, произнесла она и рассказала все, утаив лишь имя своего жениха.

— Думаете ли вы окончательно вернуться на родину? — волнуясь, спросил Гораджич, непроизвольно сжимая ее руку, сочувствуя ее страданиям и втайне мечтая о том, чтобы ни Юсуф ибн-Ташфин, ни далекий жених больше не отягощали ее память.

— Я еще не решила, — ответила графиня. — Однако, уже темнеет и вам надо позаботиться о ночлеге.

— Мы, как солдаты, привыкли спать на сырой земле, — сказал Гораджич. — Но если вы позволите нам укрыться в той беседке, где встретили вас, то лучшей перины и не придумать!

— Располагайте ею полностью, — отозвалась Катрин. — По правде говоря, мне бы хотелось, чтобы в эту ночь вы были где-то неподалеку. Со смертью посла дворец почти опустел, а этот человек, Пильгрим… он вызывает у меня страх.

— Мы придем к вам на помощь по первому зову, — горячо сказал Агуциор. В это время вернувшийся Бензуф сообщил, что разрешение на выезд получено, и к утру можно собирать вещи и отправляться. Ядовито улыбнувшись, он швырнул Агуциору целый ворох женской одежды, купленной им по дороге на рынок.

— Облачайтесь, — потребовал он. — Нечего вам разгуливать по саду в мужских штанах!

— Это разумно, — со смехом поддержала его Катрин. — Думаю, сегодня вы переодеваетесь не в первый раз, — забрав с собой сына, она удалилась в задние комнаты, а спустя некоторое время из флигеля в ночной полумрак выскользнули три женские фигуры под чадрой; две — с крутыми плечами, а одна — миниатюрная, семенящая позади них.

Через два часа, когда по восточному мягкая, с молочно-шоколадным отливом луна осветила спящий Каир, с его вытянувшимися к небу минаретами, дворцами и арками, под стук колотушек сторожей к калитке в стене, окружавшей дом магрибского посла, прокрались пять темных фигур; их лошади с повозкой ждали на соседней улице. Пильгрим сильно рисковал, намереваясь похитить одну из наложниц Юсуфа ибн-Ташфина — в политическом смысле это грозило серьезными осложнениями в отношениях двух могущественных султанов. В худшем случае, его голова могла оказаться на столе Юсуфа ибн-Ташфина, присланная в знак примирения. Но внезапная страсть к графине помрачила его разум. Кроме того, он надеялся, что ему удастся спрятать концы своего злодеяния в воду. Отобрав особо верных ему воинов, Пильгрим решился на столь отчаянный шаг. Отпустив дежуривших у калитки караульных мамлюков, он достал длинный нож и через решетку отодвинул запор. Путь к флигелю был свободен. Взяв с собой одного из наемников, Пильгрим поспешил к своей цели.

Во флигеле было несколько комнат, но во всех них было темно, а окна закрыты крепкими решетками. Дверь также не поддавалась. Пока мамлюк возился с ее запором, Пильгрим обдумывал, как на следующий день он будет докладывать султану Насиру о похищении графини и какие титанические усилия он прилагает к ее поискам. Улыбка блуждала по его лицу, а рука сжимала длинный кинжал. Наконец, дверь поддалась, и стала со скрипом открываться.

— Не шуми ты так! — толкнул в спину мамлюка Пильгрим. — Иди первым.

Но лишь только наемник переступил порог, как прячущийся в темной прихожей евнух, со словами: «Получи же, негодяй!», пронзил его острым ножом. Тело мамлюка навалилось на Пильгрима, но он толкнул его вперед, на старика, и Бензуф, вместе с убитым им наемником, упали на пол. Подскочивший Пильгрим тотчас же оказался рядом и воткнул кинжал в горло евнуха, пригвоздив его к деревянному полу.

— Вот так! — проговорил Пильгрим, с трудом вытягивая кинжал обратно: голова Бензуфа при этом стукнулась об пол. Пильгрим замер, прислушиваясь к тишине вокруг; глаза его постепенно стали привыкать к темноте. Потом он шагнул в коридор, прошел одну комнату, покосившись на огромный сундук, другую, и вступил в покои графини.

Разбуженная неясным шумом и подозрениями, Катрин в белой ночной рубашке сидела на постели, прижимая головку сына к своей груди. Увидев Пильгрима, вошедшего в комнату с кинжалом в руке, она вскрикнула.

— Спокойно! — прошептал бросившийся к ней Пильгрим. Он выхватил из ее рук мальчика и прижал острие кинжала к его горлу. — Если вы закричите — то жизнь вашего сына в ту же минуту оборвется! Можете мне поверить, что я не бросаю слов на ветер!

Смертельно побледневшая Катрин широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на кончик кинжала, коснувшийся бьющейся артерии.

— Одевайтесь! — приказал Пильгрим, зажимая плачущему мальчику рот. — Вы поедете со мной.

— Куда? — пересохшими губами прошептала графиня.

— Не задавайте лишних вопросов. Я гарантирую жизнь и вам, и вашему сыну. Поторопитесь, время не ждет!

Послушная его воле, Катрин набросила на плечи плащ, обулась в легкие туфли, незаметно спрятав в складках маленький нож — подарок султана Юсуфа.

— Я готова, — произнесла она.

— Идите вперед, — потребовал Пильгрим, любуясь ее станом. Сейчас, смертельно напуганная, она еще больше возбуждала его страсть. Выйдя в коридор и наткнувшись на мертвого, преданного старика-евнуха, Катрин вновь вскрикнула. Ненависть к убийце Пильгриму обожгла ее.

— Ничего, ничего, — проворчал сзади лже-рыцарь. — Он сам напоролся на кинжал. Не надо быть таким заботливым охранником. Спал бы себе тихо и ничего не случилось.

— Вас покарает небо! — обернулась к нему Катрин.

— Оно меня столько раз карало, — рассмеялся Пильгрим, — что я становился с каждым разом все здоровее и здоровее. Не оглядывайтесь!

Пройдя через сад, они вышли из калитки и направились к ждущим неподалеку лошадям. Катрин и ее сына усадили в повозку и приказали лечь на дно, накрывшись покрывалом. Пильгрим и трое мамлюков вскочили на лошадей и неторопливо поехали на северо-запад, где на окраине Каира находился его дом и где все было готово к брачной ночи. Но на полпути к нему Пильгрим остановил коня, словно вспомнив о чем-то.

— Джаба! — попросил он одного из наемников-мамлюков. — Вернись назад и вытащи из флигеля труп Сандро. Нехорошо, если утром его обнаружат слуги посла — его могут опознать. Брось его в канаву.