Великий магистр - Октавиан Стампас

Рыцари, до которых докатывались подобные слухи, лишь посмеивались. Но политический вес тамплиеров в Иерусалимском королевстве неуклонно рос. Гуго де Пейна все чаще стали приглашать и во дворец Бодуэна, и на заседания Государственного Совета. С прибытием же в Палестину молодого, но пользующегося уже значительным авторитетом в католической церкви Бернара Клервоского, который был посвящен аббатом Сито в замыслы Гуго де Пейна, назрела пора об открытом провозглашении нового Ордена. Клюнийский монах, не встречавшийся с мессиром после трагической смерти Филиппа де Комбефиза, тайно известил его о том. Он явился в Тампль вместе с Бернаром Клервоским, и все трое долго обсуждали все возможные процедуры объявления Ордена Бедных Рыцарей Христа и Храма Соломонова и связанные с ним перипетии. Орден Храмовников или тамплиеров должен был провозгласить патриарх Адальберт на своей вечерней службе 19 августа 1113 года, а Бодуэн I, своей светской властью поддержать его. Соответствующее согласие обоих было истребовано.

Бернар Клервоский поселился в Тампле, составляя Устав Ордена. Год назад им уже был создан во Франции быстро разрастающийся Орден цистерианцев, близкий по своей структуре новому братству, а также основаны в различных провинциях четыре бенедиктинских монастыря. Дни и ночи Бернар просиживал за своими записями, сверяя их с мыслями и пожеланиями де Пейна, советуясь с ним по всяким, даже самым пустяшным вопросам. Бернар предложил в основу Ордена общество монахов-солдат, почти мистических рыцарей (пусть они будут числом девять на долгие годы), которые соединят строгую монастырскую дисциплину с военным пылом, близким к фанатизму, и образуют «воинство Христово». Используя правила, написанные им для цистерианцев, он предложил следующее: тамплиеры, храмовники должны быть привержены бедности, целомудрию и послушанию, — все свое личное богатство передать Ордену; они должны стричь волосы, но не брить бороду, а в пище и одежде отражать двойной аспект их идеала — монашеский и военный; носить они будут рясу или накидку-плащ белого цвета с красным восьмиконечным крестом на уровне сердца, символизирующим что член Ордена покидает мрачную жизнь, чтобы посвятить себя своему создателю, ради чистоты и света; попадая в плен, тамплиер не должен просить ни пощады, ни выкупа — он должен биться насмерть, являя пример героизма и храбрости, а отступать ему позволено лишь в том случае, если число нападающих больше в три раза.

Выслушав предложения Бернара Клервоского, Гуго де Пейн, заметил, что Устав можно принять и такой, и другой, и какой угодно… Труднее изменить характер преданных ему рыцарей, да он и не собирается этого делать, поскольку Устав пишется для будущих поколений. Бернар Клервоский, племянник Андре де Монбара, имеющий самые тесные связи с графом Шампанским, согласился с разумными доводами Гуго де Пейна.

Все рыцари, прибывшие с мессиром в Святую Землю, почли за честь встать с ним в одни ряды и войти в члены-основатели Ордена тамплиеров. И наступил день, когда было торжественно провозглашено его создание…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОРДЕН ТАМПЛИЕРОВ

И в нем найдена кровь пророков и святых и всех убитых на земле.

Глава I. КАИРСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ КНЯЗЯ ГОРАДЖИЧА

Бог или хочет уничтожить зло и не может, или может, но не хочет, или не может и не хочет, или хочет и может…

Страшная аравийская болезнь джумма — чума, пришла в Египет. Сотни тысяч диких грызунов, миллионы блох, караваны верблюдов, мясо которых уже было заражено чумными бактериями, принесли людям неисчислимые бедствия. Бубоны не выбирали своих жертв. Падали, охваченные внезапным ознобом и горячкой, корчась от сильнейшей головной боли и пастухи-кочевники, и ремесленники в городах, и приближенные султана Исхак Насира. Покрасневшие лица их искажались страданиями, ноздри раздувались, губы трескались и кровоточили от язв, а из невнятно бормочущих ртов вываливались огромные, сухие языки, напоминающие вяленые куски мяса. Трупы чумных: и нищих, и знатных горожан, сваливали в одни выгребные ямы, обливали нефтью и сжигали, уравнивая, тем самым, в правах. По проселочным дорогам и улицам городов ездили черные повозки; погонщики собирали умерших, выявляли особо опасные очаги болезни, докладывали о том главному целителю Египта Ибн-Зохру — ученику и последователю великого Авиценны. Опытный врачеватель прикладывал все силы, чтобы остановить или локализовать проклятое нашествие чумы, которое было пострашнее беспощадных битв с воинством Годфруа Буйонского и Бодуэна I. Но зараза распространялась, охватывая все больше и больше районов, и победить ее не было никакой возможности.

Бич Божий настиг египтян, когда в Каире находились князь Гораджич и графиня де Монморанси. Постоялый двор, где остановились разведчики Бодуэна I, наполовину опустел: кого настигла и сжала в своих смертельных объятиях чума, кто бросился в родные земли, пытаясь уйти от нее и миновать выставленные на границах города кордоны. Правда, немногим удавалось пробраться сквозь дежурившие днем и ночью цепи стражников. Советником султана Пильгримом, был отдан строжайший приказ не пропускать никого, а особо упорных закалывать на месте. Безлюдно выглядел, как и многие другие дома в Каире, посольский дворец Юсуфа ибн-Ташфина, где жгли смолу и тутовое дерево, стараясь завесой дыма отгородиться от страшной болезни. Чума уже унесла самого посланника магрибского султана и всех слуг и служанок Катрин де Монморанси, оставив ей лишь маленького сына и преданного евнуха Бензуфа. Оставалось лишь молить Бога — Спасителя Христа, вере которому графиня не изменяла даже в самые тяжкие времена, и надеяться на Его милосердие…

Между тем, выведенные за пределы города и избежавшие заразы отборные части египетской гвардии — мамлюки, концентрировались на границе с Палестиной. К ним подтягивались союзные войска из Ливии, Судана, Эфиопии и Иордании. На подходе были выступившие из Мевра сельджуки под командованием самого принца Санджара, который никак не мог успокоиться после поражения возле Керака. Все это было известно Милану Гораджичу и Рихарду Агуциору, исправно исполняющих обязанности слуг у маленького китайца Джана, который, впрочем, не обременял их поручениями. Анализ сложившейся обстановки показывал, что несмотря на тяжелейшее внутреннее положение в стране, султан Насир, в сговоре со своими союзниками, готовит вторжение в пределы Палестинского государства.

— Отчаянный малый, этот Исхак Насир, — заметил по этому поводу князь Гораджич. — Если у него в тылу, когда он увязнет в Палестине, вспыхнут чумные бунты, ему не поздоровится!

— Каждый султан или монарх обычно начинает свое правление с хорошенькой заварушки с соседом, — ответил на то Агуциор, который вместе с князем нес тяжелый мешок с товарами, следуя за своим «китайским господином» в двух шагах. — Или режет тех, кто выдвинул его на престол.

— Значит, нашему приятелю Пильгриму вскоре придется уносить ноги… Куда он подастся на сей раз?

— Прямиком в ад! — произнес Агуциор. — Ну вот, вы и накликали его! — он незаметно показал в сторону въехавшей через центральные ворота на рынок группы всадников. Среди них выделялся один, в золоченых, украшенных знаками высшего достоинства одеждах, обросший черный бородой и зорко поглядывающий по сторонам. Это был тайный советник султана Насира — Пильгрим, не брезговавший совершать под видом проверки полуразбойничьи наезды на рынок и отбирать у купцов и торговцев приглянувшиеся ему товары. Зная эту его «слабость», по рынку прошла первая легкая волна паники; ювелиры и оружейники стали поспешно запирать свои лавки, проклиная ненасытного, свалившегося им на головы Пильгрима. Взгляд лже-рыцаря скользнул по двум бедуинам и стоящему между ними китайцу, прижавшимся к кирпичной стене. Что-то щелкнуло в его памяти, но он проехал еще несколько десятков метров, прежде чем вспомнил, где видел эту троицу. Конечно же! У селения Арад, где произошел бой с христианским патрулем…

Поспешно развернув коня, Пильгрим крикнул сопровождавшим его мамлюкам:

— Закрыть ворота! Оцепите весь рынок! Здесь вражеские лазутчики, я узнал их! — выхватив меч, он помчался за своими врагами, которые не стали терять времени даром. Поднырнув под лотки с фруктами и опрокинув арбузы и дыни под копыта лошадей мамлюков, они понеслись по рядам, толкая и сшибая людей. Подскальзываясь на арбузных корках, лошади заваливались, падали, давя торговцев и зевак. На рынке началась настоящая паника, когда от громких криков и визга все начинали метаться и бежать не зная куда. Но центральные ворота уже были закрыты и возле них встали два рослых мамлюка с обнаженными мечами. Пильгрим, между тем, преследовал троих беглецов, пытающихся затеряться в толпе. Позади них опрокидывались лотки с черносливом, летели на землю подносы с орехами и курагой, щелкали под копытами лошадей фрукты, летели по воздуху шелковые покрывала и занавеси, облепляя мамлюков и Пильгрима.