Клуб неисправимых оптимистов - Жан-Мишель Генассия

— Я видел вас вчера в «Синематеке».

— Да? В чем?

— Гаранс обращается к вам со словами: «Вы говорите, как ребенок. Так любят лишь в книгах да еще в мечтах. Но не в жизни!» — а вы отвечаете…

— «Мечты и жизнь похожи, иначе и жить не стоит. И вообще, какое мне дело до жизни? Я люблю не жизнь, а вас!»

— Мне ужасно нравится этот фильм.

— Мне тоже.

— Вы не изменились.

— Прошло двадцать лет, так что спасибо.

Внезапно я почувствовал, как кто-то коснулся моего левого плеча. Дебюро оглянулся. Я повернулся и увидел… ее. Она смотрела на меня с радостным изумлением:

— Что ты тут делаешь?

— Ну…

— Невероятно, что мы снова встретились именно здесь!

— Наверное, это было где-то записано.

— Наверное…

— Столько народу пришло.

— Как обычно. Не знала, что ты тоже этим интересуешься.

— Я всем интересуюсь.

— Гениально, да?

— Что?

— Лекция Бержье.

— Согласен, потрясающе.

— Смотри, они мне ее подписали.

Она протянула мне «Утро». Я открыл книгу и увидел посвящение, сделанное фиолетовыми чернилами: «Вместе с Камиллой наступило утро Волшебниц».

— Красивая фраза.

— Они объясняют нам так много тайн! Эти люди — гении. Ты прочел «Утро магов»?

— У меня сейчас очень много других дел, но я завтра же возьму его в библиотеке, и мы сможем обсудить эту книгу.

— Ты что, знаком с Барро?

— Вообще-то, нет.

— Я часто о тебе думала.

— Правда? Я тоже.

— Я много раз приходила в «Синематеку».

— А уж сколько фильмов я посмотрел, даже говорить не стоит. Почему ты не заходила в зал?

— Потому что искала тебя в холле. Но я знала, что мы обязательно увидимся. Кстати, я Камилла.

— Очень красивое имя. Я — Мишель.

Мы, как старые товарищи, пожали друг другу руки.

— Ты один?

— Собирался пойти с другом, он русский, но в последний момент сорвалось. А ты?

— Я была с братом. Увидела тебя, а его потеряла. Я в выпускном классе, в Фенелоне.[175]

— А я в Генрихе Четвертом.

— Мой брат учится там в первом классе. А трое других — в лицее Карла Великого.

— Большая у тебя семья.

— У меня еще и младшая сестра есть.

Театр опустел, но люди не расходились, продолжали обсуждать услышанное, чувствуя общность друг с другом.

— Не знаю, куда он мог подеваться.

— Давай я тебя провожу.

— Он мой старший брат, и я не хочу возвращаться домой без него.

— Ничего страшного, он сам найдет дорогу.

— Дело не в нем, а в нашем отце. Если мы придем порознь, он такое устроит…

Я промолчал, чтобы она не сочла меня навязчивым и слишком любопытным.

— Папа выцарапает нам глаза, если выяснится, что мы ходили на лекцию. Он ненавидит Бержье, Повеля и «Утро магов».

— Он твердолобый ученый?

— Не в том дело. У нас не совсем обычная семья.

— Нам будет что рассказать друг другу.

Она привстала на цыпочки, ища глазами брата, заметила его и махнула рукой. К нам подскочил раскрасневшийся парень:

— Что ты творишь? Где ты была?

— Жерар, это мой друг по «Синематеке». Мишель, это мой брат Жерар Толедано. Он тоже готовится к бакалавриату.

Я протянул руку и лучезарно улыбнулся:

— Мишель Марини. Очень рад познакомиться.

Он послал мне не слишком дружелюбный взгляд, но руку пожал крепко.

— Нам нужно бежать, Камилла! Я потратил уйму времени на твою затею. Как ты можешь верить в подобные бредни? Лучше бы в кино сходили! Что мы скажем папе?

— Правду.

— Ты ри-ихнулась или как?

Мне показалось, что он говорит, как «черноногий», его акцент и жестикуляция наверняка понравились бы алжирским Делоне. Жерар скрылся в толпе, Камилла последовала за ним, на ходу она обернулась и сказала:

— Завтра я освобождаюсь в пять.

Все истории имеют продолжение. Не знаю, из-за кого или благодаря кому это случилось. Звезды ли вмешались, случай, наша воля, наше желание, или некто неведомый развлекается, дергая за веревочки, и они иногда переплетаются. Честно говоря, меня это мало волновало. Я был счастлив. А полгода спустя задавался вопросом, правильно ли поступал, упорствуя в поисках Камиллы? Нужно было прислушиваться к мудрым советам членов клуба и не насиловать судьбу. Я мог сохранить воспоминание о нашей встрече на тротуаре улицы Ульм. Воспоминание об одной из тех прекрасных незнакомок, что прошли мимо, а мы не сумели остановить их, удержать при себе.

7

У меня был всего один шанс. Я понятия не имел, как себя вести, и спросить было не у кого. О чем с ней говорить? Что она обо мне подумает? На следующий день, в 17.00, я ждал ее на углу улицы Сюже, стоя в воротах дома напротив лицея Фенелона. Вид сотен девочек разного возраста, вышедших из здания после занятий, поразил мое воображение. В моем лицее каждый год ходили разговоры о том, что обучение станет совместным, но дело с мертвой точки не двигалось. Я вышел на улицу Л’Эпрон, и на меня обратились взгляды всех «фенелонок». Я сделал вид, что заблудился, и направился к бульвару Сен-Жермен. Лицеистки постепенно разошлись в разные стороны, и я ее увидел: она стояла у дверей и крутила головой, высматривая меня, а я всякий раз отшатывался и прятался за углом. Она решит, что я — полный идиот, не способный произнести ни одной вразумительной фразы. Когда я рискнул выглянуть еще раз, она удалялась в другую сторону. Я рванул через Пассаж, промчался вверх по улице Сент-Андре-дез-Ар и трижды обежал квартал, но Камиллу не увидел. И тут у меня за спиной раздался ее голос:

— Мишель!

Она стояла перед витриной магазинчика.

— Прости, поздно вышел, — извинился я, стараясь отдышаться.

— Рада тебя видеть.

Я не знал, как продолжить разговор, но она меня опередила:

— Ты не проголодался? Сейчас четыре, пора перекусить.

Мы зашли в булочную на улице Бюсси, Камилла купила хлебец с изюмом и настояла, чтобы я тоже взял один, сказав, что никто в квартале не делает выпечки вкуснее. Потом мы отправились в бистро дю Марше, что на углу улицы Сены, устроились за столиком и заказали два кофе. Камилла наклонилась вперед и поманила меня пальцем:

— Видел, кто сидит у стойки?

— Не обратил внимания.

Я обернулся.

— Тот, что в бархатной куртке и водолазке, — это Антуан Блонден,[176] — шепотом сообщила Камилла.

— Кто он такой?

— Я думала, ты спец по французской литературе.

— Вовсе нет. Я увлекаюсь русскими авторами.

— И греческими.

— Из греков я читаю только Казандзакиса. А вот Блондена не знаю. Хороший писатель?

— Неужели ты в прошлом году не видел «Обезьяну зимой»?[177]

— Я редко хожу в кино, в основном в «Синематеку». Один мой друг работает киномехаником на улице Шампольона, я смотрю фильмы, когда он крутит их в своем зале.

— А вчера что тебе больше всего понравилось?

Это был коварный вопрос. Мне следовало дать уклончивый, но ловкий ответ. Я напустил на себя серьезность:

— Я еще не прочел «Утро магов», но вчера был там с одним русским, он мой друг и очень интересуется… магами, волшебством, ну, ты понимаешь.

— Алхимией.

— Вот-вот. Это его ремесло. Он проявляет и печатает фотографии. А ты интересуешься алхимией?

— Прочти «Утро магов» и хотя бы несколько номеров «Планеты», иначе разговор у нас не получится.

— Я очень быстро читаю, так что на следующей неделе буду готов.

— Тебе понадобится время, чтобы переварить прочитанное.

— Не волнуйся, я за два дня могу прочесть роман в четыреста страниц и сразу его запоминаю. Ты готовишься к бакалавриату?

— Это запретная тема.

— Учту. А почему?

— В жизни есть и другие важные вещи, разве не так? Я с утра до вечера слушаю разговоры об экзаменах на степень бакалавра. Терпеть не могу ровесников. Они скучные и ограниченные. Думают только о родителях и учебе. Мне иногда кажется: если дверь распахнется, их выметет ветром.

— Мы тоже ровесники.

— С тобой все иначе.

— Это правда, степень для меня не фетиш.

— А вот мне жизненно необходимо получить ее.

Она поняла, что я не решаюсь спросить почему, и пояснила:

— Это сложно объяснить… Все дело в семейных традициях. Как у тебя дела в лицее?

— С тех пор как я перешел в «А», все неплохо. Обещаю, мы не будем об этом говорить. Что ты сейчас читаешь?

Она достала из кармана куртки книгу в мятой обложке, с истрепанными, загнутыми уголками страниц и протянула мне:

— «On the Road». Джек Керуак.

— «На дороге»? Не слышал.

— Да ты что?!

— Увы…

— Прочти немедленно. Керуак — Рембо нашего времени.

— Я недостаточно хорошо знаю английский. А ты читаешь в оригинале?