Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Скэддер был так доволен этим объяснением, что горячо пожал генералу руку и даже встал для этого с качалки. После чего он пригласил «близких друзей» генерала войти в контору. Сам же генерал заметил с обычной своей благожелательностью, что не хочет мешаться в их дела, поскольку состоит в земельной компании, и, усевшись в качалку, стал смотреть на дорогу, подобно доброму самаритянину, поджидающему путника[67].
— Ого! — воскликнул Мартин, заметив большой план, занимавший всю стену конторы. Впрочем, в конторе, кроме этого плана, не было почти ничего, если не считать ботанических и геологических образцов, двух-трех засаленных конторских книг да некрашеной конторки и стула. — Ого! Это что такое?
— Это Эдем, — сказал Скэддер, ковыряя в зубах чем-то вроде микроскопического штыка, выскочившего из перочинного ножика при нажатии пружинки.
— Я понятия не имел, что это целый город!
— Не имели? Да, это целый город.
И цветущий город! Застроенный город! Тут были банки, церкви, соборы, фабрики, рынки, гостиницы, магазины, особняки, пристани, биржа, театр, общественные здания всякого рода, вплоть до редакции ежедневной газеты «Эдемский скорпион», — все это было очень точно нанесено на план.
— Боже мой! Да ведь это в самом деле большой город! — воскликнул Мартин, оборачиваясь.
— Да, очень большой, — заметил агент.
— Боюсь только, — сказал Мартин, опять разглядывая общественные здания, — что мне там нечего будет делать.
— Ну, он не весь отстроен, — возразил агент. — Не совсем еще.
Мартин вздохнул свободнее.
— Например, вот этот рынок? — спросил Мартин. — Он построен?
— Вот этот? — сказал агент, тыча зубочисткой во флюгер на крыше. — Позвольте-ка! Нет, этот еще не построен.
— Недурно было бы начать с него. А, Марк? — прошептал Мартин, толкая своего компаньона локтем.
Марк, который с самым невозмутимым видом, поглядывал то на агента, то на план, ответил только:
— Еще бы!
Наступила мертвая тишина; мистер Скэддер, по временам давая отдых зубочистке, насвистывал «Янки Дудл»[68] и сдувал пыль с крыши театра.
— Я думаю, — сказал Мартин, делая вид, что пристально разглядывает план, но с дрожью в голосе, которая показывала, с какой тревогой он ожидает ответа, — я думаю, там… уже есть архитекторы?
— Ни единого, — сказал Скэддер.
— Марк, — прошептал Мартин, дергая его за рукав, — вы слышите? Но кто же тогда строил все это? — спросил он вслух.
— Земля там очень плодородная, так постройки, может, сами из нее лезут? — предположил Марк.
Он стоял рядом с агентом, с незрячей его стороны, но Скэддер мгновенно повернулся и устремил на него свой зрячий глаз.
— Пощупайте мои руки, молодой человек, — сказал он.
— Зачем? — спросил Марк, отклоняя это предложение.
— Грязны они или чисты, сэр? — протягивая руки, вопросил Скэддер.
В прямом смысле слова они были решительно грязны. Но было очевидно, что мистер Скэддер предлагал исследовать их в переносном смысле, в качестве символов его нравственности, и потому Мартин поторопился объявить, что они чище только что выпавшего снега.
— Прошу вас, Марк, — сказал он с раздражением, — не вмешиваться с такими замечаниями; хотя они и безобидны, однако совершенно неуместны и вряд ли интересны для посторонних. Я вам удивляюсь.
«Вот «и Кo» и села в лужу, — подумал Марк. — Видно, придется «и Кo» быть без голоса, все равно как болвану в картах».
Мистер Скэддер ничего не ответил, но прислонился спиной к плану и раз двадцать подряд ткнул зубочисткой в конторку, глядя на Марка, словно он его пронзал этим оружием.
— Вы не сказали, кто все это строил? — отважился, наконец, заметить Мартин кротким, примирительным тоном.
— Ладно, кто бы ни выстроил! — недовольно сказал агент. — Вам-то какое дело? Может, он укатил с целой кучей долларов, а может, не заработал ни цента. Может, он был лодырь, а может, и делец, каких мало. Да!
— Это все вы наделали, Марк! — сказал Мартин.
— Может, — продолжал агент, — эти растения вовсе не из Эдема. Да! Может, эта конторка и стул не из эдемского леса. Да! Может, туда не поехала целая орда поселенцев. Может, и совсем нет такого города в великих Соединенных Штатах! Все может быть!
— Надеюсь, вы довольны успехом вашей шутки, Марк? — сказал Мартин.
Но тут, как раз вовремя, вмешался генерал. Он с порога крикнул Скэддеру, чтобы тот дал его друзьям подробные сведения о небольшом участке в пятьдесят акров с домом, который раньше принадлежал компании и теперь снова вернулся в ее руки.
— Вы уж слишком расщедрились, генерал, — ответил агент. — На этот участок надо бы повысить цену. Да, да!
Тем не менее он, ворча, раскрыл свои книги и, все время повертываясь к Мартину зрячей половиной лица, каких трудов это ему ни стоило, показал ему одну страницу. Мартин прочел ее с жадностью и спросил:
— А где же это место на плане?
— На плане? — переспросил Скэддер.
— Да.
Агент повернулся к плану и с минуту раздумывал, как будто, задетый за живое, он решил быть точным до микроскопической доли волоска. Наконец, медленно описав зубочисткой несколько кругов в воздухе, словно только что выпущенный почтовый голубь, он вдруг ткнул зубочисткой в чертеж, пронзив посредине главную пристань.
— Вот! — произнес он, оставляя в стене дрожащий ножик. — Вот это где!
Мартин оглянулся на своего компаньона сияющими глазами, и тот понял, что дело кончено.
Заключить сделку оказалось, однако, не так легко, как можно было ожидать, потому что Скэддер был не в духе, ко всему придирался и то и дело ставил им палки в колеса: то просил еще подумать и зайти опять через неделю-другую; то предсказывал, что участок им не понравится; то предлагал им отступиться и уйти и, не стесняясь в выражениях, отчитывал генерала за безрассудство. Но в конце концов удивительно скромная сумма, которую просили за участок, всего сто пятьдесят долларов, или немногим больше тридцати английских фунтов, внесенных «и Ко» в архитектурную фирму, были уплачены; Мартин сразу вырос от сознания, что владеет землей в цветущем городе Эдеме, и голова его стала дюйма на два ближе к деревянному потолку маленькой конторы.
— Если участок вам не подойдет, — сказал Скэддер, получив деньги и вручая Мартину все нужные документы, — на меня не обижайтесь.
— Нет, нет, — отвечал тот весело, — мы на вас обижаться не будем. Генерал, вы идете?
— Я к вашим услугам, сэр, и поздравляю вас с покупкой, — сказал генерал, снисходительно и важно подавая Мартину руку. — Теперь, сэр, вы гражданин самой могущественной и высокопросвещенной страны, какая украшает мир; страны, сэр, где человека связывают с человеком всеобъемлющие узы любви и справедливости. Будьте же достойны вашего нового отечества, сэр!
Мартин поблагодарил его и простился с мистером Скэддером, который занял свой пост в качалке, не успел генерал с нее слезть, и опять раскачивался с таким видом, как будто его и не беспокоили. Марк несколько раз оглядывался на него, пока они шли к «Национальному отелю», но теперь к ним обращена была поврежденная сторона профиля, не выражавшая ничего, кроме сосредоточенного внимания. Удивительный контраст с другой стороной! Агент был не смешлив и никогда не смеялся открыто, но каждая черточка гусиных лапок и каждая жилка на поврежденной стороне морщилась от смеха. Половинки двойной фигуры «Смерть и красавица» на заставке к старой балладе не разделены более резко и не отличаются так страшно друг от друга, как отличались две стороны профиля Зефании Скэддера.
Генерал очень спешил, так как время подходило к двенадцати, а ровно в двенадцать должно было состояться большое собрание Уотертостской Ассоциации Сочувствующих в общей зале «Национального отеля». Мартин не отставал от генерала, любопытствуя побывать на собрании и узнать, в чем же, собственно, дело, и, когда они вошли в залу, пробрался вслед за ним на маленькую платформу из сдвинутых вместе столов, где для генерала было поставлено кресло и где мистер Лафайет Кеттл, в качестве секретаря, торжественно раскладывал на столе какие-то документы, должно быть из категории «Забористых статеек».
— Ну, сэр, — сказал он, пожимая Мартину руку, — надеюсь, вы сейчас увидите такое зрелище, после которого британскому льву останется только поджать хвост и завыть от страха!
Мартин и сам думал, что британскому льву пришлось бы очень не по себе в таком ковчеге, но, разумеется, не высказал этой мысли. Чахлый юноша типа Джефферсона Брика предложил выбрать генерала председателем, а после того произнес весьма зажигательную речь, в которой много говорилось о домашнем очаге и об уничтожении цепей тирании.
Досталось-таки британскому льву, здорово досталось! Негодование пылкого гражданина Колумбии было беспредельно. Если бы он был собственным прадедом, говорил он, уж и задал бы он этому льву, проучил бы его, как укротитель, стальным бичом, так что тот долго не забыл бы урока.