Красавица для миллиардера - Нана Гаур

Остаток дня пролетает так же хлопотно, но я всё это время как на иголках. И перед тем, как собираться домой, сижу как на иголках, понимая, что сбежать не получится. Если не зайду, то завтра утро начнется совсем не так, как хотелось бы. Там уж скандала не избежать.

Я тихонько вздыхаю.

Таня косится на меня, даже прекращает красить губы вишневой помадой и отодвигает зеркальце.

– Алис, не хочешь идти к шефу?

– Не очень, – признаюсь я, понимая, что не стану рассказывать, почему.

– Хочешь, я с тобой пойду?

Я невольно улыбаюсь коллеге и подруге. Хочу, конечно. А ещё лучше, если пойдешь ты, а я постою в коридоре. Тебе он точно ничего не сделает, ты замужем.

Но вслух, разумеется, ничего подобного не говорю. Таня не виновата, что Грушевский распускает руки на всё, что в его вкусе. И не виновата, что Архип решил за меня заступиться. Поэтому тут разбираться только мне одной.

– Нет, – качаю головой. – Иди, Тань, тебя уже Миша ждёт.

Коллега подозрительно смотрит на меня, явно чует неладное, но не может найти подходящие слова. Поэтому быстро убирает в сумочку помаду и зеркальце, поправляет волосы и выходит из кабинета.

– Держись, в обиду себя не давай, – напутствует она перед выходом. – Если что, то звони мне. Я возьму батино охотничье ружье и примчусь.

С моих губ всё же срывается смешок. Вот молодец! Если наша Николаевна надумает уходить, то из Таньки получится прекрасная замена, боевая и деловая.

Она подмигивает и выходит. Я остаюсь одна. Некоторое время бездумно смотрю на мигающий красным огонёк монитора, медленно провожу пальцем, выключая сенсорную кнопку и со вздохом встаю. Перед смертью не надышишься. Поэтому надо вставать и идти. Не прибьёт же он меня. Надеюсь…

Я беру сумку, проверяю, всё ли в порядке перед уходом, запираю дверь на ключ и направляюсь в кабинет начальника.

В приёмной одиноко и тихо, потому что секретарь ушла домой. И правильно, так даже к лучшему. Подхожу к внушительным дверям из тёмного дерева и стучу, а потом осторожно вхожу. Раз уж сказал, что ждёт, что нет смысла топтаться у дверей.

Грушевский сидит за компьютером, блики от монитора отражаются в узеньких очках, которые он носит, когда работает с техникой. Зрение бережёт, сволочь.

– Добрый вечер, Александр Сергеевич, – произношу я, искренне надеясь, что голос предательски не дрожит.

Он молчит, продолжает щёлкать что– то на клавиатуре. Я начинаю нервничать. Знаю это дурацкое чувство и состояние, когда собеседник взял паузу и нарочно молчит, испытывая твоё терпение.

Только не поддаваться и не вестись на эту вопиющую провокацию. Но я… черт, я не железная.

Грушевский наконец-то поднимает на меня взгляд, смотрит поверх прозрачных прямоугольных стёкол.

– Хорошо, что зашла, Алиса, – произносит таким тоном, что мне не по себе.

– Я слушаю вас, Александр Сергеевич, – произношу по возможности холодно и спокойно.

Он откидывается на спинку кресла, я отмечаю, что на его холёном лице практически нет следов после драки с Архипом. Так хорошо подлечили? Занятно, однако.

– Что ж… Хорошо, что слушаешь. Как давно ты на два фронта, Алиса?

Вопрос ставит меня в тупик, я растерянно смотрю на него, не понимая, в чем речь.

– Какие два фронта? Что вы имеете в виду?

От улыбки Грушевского хочется выскочить из кабинета и бегом домчаться до окраины города. Настолько она холодная и страшная.

– Ну как же, – невинно произносит он и медленно поднимается из кресла. – Ходишь тут, улыбаешься, вертишь своей очаровательной задницей, совращая меня. А на самом деле у тебя уже кто– то есть.

Грушевский приближается ко мне, я отступаю до тех пор, пока не упираюсь спиной в стену. Во рту пересохло от страха – настолько люто выглядит начальник. Пусть он в деловом костюме и безукоризненно говорит, но я чувствую, что меня загоняет в клетку дикий зверь, от которого ещё никто не спасался.

– Вы что– то путаете, Александр Сергеевич, – с трудом говорю я. – Никого и не думала совращать. И постоянно вам твержу, что надо переключить своё внимание на кого– то другого, но вы не слушали.

Через секунду я оказываюсь вжата в стену. От запаха его парфюма делается душно, голова идёт кругом. Жесткие пальцы сжимаются на моём подбородке.

– Смотри в глаза, Алиса, когда с тобой разговаривают, – недобро прищуривается он.

В его голосе – все льды покинутых человеческих жилищ, в которые зашли жуткие твари, готовые уничтожать всё на своём пути.

Вторая рука скользит по моему бедру, сжимает ягодицу.

– Ты мне кое– что задолжала крошка за тот хук справа, – практически рычит он. – И я отымею тебя прямо на этом столе, чтобы получить хоть какую– то сатисфакцию за произошедшее.

Я упираюсь, пытаюсь его лягнуть, извиваюсь, что есть сил, но ничего не могу поделать против физически развитого мужчины, выше меня на голову.

– Не смейте! Не…

Грубый жёсткий поцелуй не дает больше ничего сказать.