Гребаная история - Бернар Миньер

вечеринке в Вашингтоне, в отеле «Хэй-Адамс», куда было приглашено много депутатов Республиканской партии и влиятельных лиц. Спутницей одного из таких деятелей и была Мередит; старый, набитый деньгами подонок, у которого были выходы на Конгресс. Она сидела за столом Гранта, слева от него. Он как раз только начал свое дело, но уже тогда питал честолюбивые надежды. У него была жена, две малолетних дочки, но его ослепила эта юная женщина, которая так непринужденно держалась в роскошной обстановке дворца. На ней было очень простое шелковое платье с открытой спиной — вызывающее, демонстрирующее взору затылок и лопатки. Волосы были уложены в изящную прическу. Высокая, с длинными ногами, спортивного телосложения. Что самое важное, это была одна из самых красивых женщин, которых он когда-либо встречал в Вашингтоне, а их он встречал немало. Грант спросил, чем она занимается в городе; Мередит ответила, что получает иезуитское образование в университете Джорджтауна, где изучает философию, теологию и гуманитарные науки. Позже он убедился, что она сказала правду, а такая работа была для нее средством оплачивать учебу. Несмотря на то что с первой секунды Огастин понял, с кем имеет дело.

Однако в ней было что-то удивительно стихийное и естественное. Ничего заученного или вычурного. Ее склоненный затылок напоминал стебель цветка, который клонится под тяжестью своей красоты. Грант перекинулся с Мередит парой словечек во время одной из скучных речей: те одна за другой раздавались с трибуны, и после каждой присутствующие послушно аплодировали. В какой-то момент он неожиданно для себя самого произнес эту странную фразу:

— А как же любовь?

Девушка тут же повернулась к нему и в упор посмотрела темно-карими глазами. В свете люстр в них плясали крохотные огоньки — и Грант подумал о каштанах, которые жарятся на огне.

— Любовь? В этом зале ее нет. Лишь тщеславие, честолюбие, зависть и ненависть.

— Тогда что же вы здесь делаете?

— Изучаю, чтобы узнать в тот день, когда с этим встречусь.

Ответив, Мередит переключила внимание на трибуну. В это самое мгновение — Грант хорошо это помнил — он и запал на нее. В конце вечера, сам себе удивляясь, он незаметно передал ей свой телефонный номер. Девушка взяла карточку, зажав ее между указательным и средним пальцем правой руки, а затем неуловимым движением легко провела по щеке Гранта кончиком пальца, закончив движение почти у его губ. Он счел это прикосновение эротичнее любой ласки.

Мередит позвонила две недели спустя. К тому времени Грант окончательно убедился, что она не позвонит, и решился выяснить у старого скряги имя женщины, сопровождавшей его в тот вечер. Грант и сейчас вспоминал единственные слова, которые она произнесла:

— «Виллард Интерконтинентал». Сегодня вечером. В двадцать три часа. Это будет стоить пять тысяч долларов.

— Какой номер комнаты? — спросил он в ответ.

* * *

Оторвав взгляд от окна, Огастин повернулся к Джею:

— Сейчас час ночи, там десять вечера. Я хочу, чтобы через два часа все были готовы. Вылетаем еще до рассвета.

* * *

Когда шерифу Бернду Крюгеру позвонили, он занимался кормлением орлов — ровно в 21.53, как он укажет позже в своем докладе. Его старый «Джи-эм-си» был припаркован на поросшей травой обочине Миллер-роуд, в открытом багажнике лежали кусочки курятины в вакуумной упаковке. Бернд Крюгер размахивался и кидал их через забор на влажный луг, и орлы, собравшиеся вокруг на высоких деревьях, пикировали вниз в свете фар — вжжжж, — хватали кусочки курятины на бреющем полете, выставив когти вперед, словно нажимали на педаль тормоза, и — хоп! Быстро снова взлетали на самые верхние ветки.

Величественные. Царственные. Великолепные. Невзирая на дождь.

Орлы лысые и орлы королевские.

На острове была самая большая популяция орлов на всем архипелаге, а значит, и во всем штате. Здешние орлы жили парами; они соединялись на всю жизнь.

«В сущности, как и большинство человеческих созданий до недавнего времени, — мысленно признал Крюгер. — Пока развод не стал таким же обычным делом, как переезд или покупка новой машины». Он и сам был в разводе: его жена умирала со скуки на острове и вернулась в Сакраменто, где выросла. Крюгер покачал головой, и с козырька его бейсболки сорвались брызги воды. А вот орлам на дождь наплевать.

Но не его жене. Именно из-за него она и вернулась в Калифорнию. Из всех причин отъезда, соперничавших за первую строчку в рейтинге и даже помогавших друг другу, именно эта вода, непрерывно падающая в неба, и поставила окончательную точку в их отношениях. Эти тучи, цепляющиеся за горы о́строва, пронизанные холодным свинцово-серым светом, эта вода, которая обволакивала, осаждалась, капала с покрытых мхом крыш, с деревьев, журчала в канавах и заставляла выходить из берегов реки в глубине леса. Сколько раз жена ему говорила — с упреком, словно он виноват и в этом тоже, — что ей кажется, «будто вся эта вода течет ей прямо на голову». Под глазами у нее постоянно залегали темные круги, волосы были грязными, изо рта одновременно с утренним кофе несло бурбоном.

Переговорное устройство зашипело, когда шериф не успел перекидать и половины припасов.

С неохотой он повернулся к передней части «Джи-эм-си».

У его заместителя, Анхеля Флореса — иными словами, у Энжи Флера, — был голос человека, проглотившего слишком острый чили.

— Бернд, тебя хочет видеть заместитель прокурора.

— Она здесь? Прямо сейчас?

— Ну да.

— Ладно, еду.

Перекидав оставшееся мясо, шериф закрыл багажник и сел за руль. Он резко повернул на Миллер-роуд. Его пульс ускорился. Им все-таки придется арестовать Генри. Других следов они не обнаружили, а прокурор больше не хочет ждать.

«Это дело — настоящее несчастье, — размышлял Крюгер. — С две тысячи девятого года первое убийство на островах, и надо же такому случиться, что жертва — подросток».

Злонамеренные поступки, вандализм, обычное хулиганство — к этому всему он смог привыкнуть: с течением времени таких случаев на архипелаге стало больше. Только в прошлом году Крюгер раскрыл добрых два