Честь и долг - Егор Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иттить за нами! — Сам он встал, как было указано, и мотор покатил в деревню.
Подъехали к полковому комитету. Из крепкой избы вышли трое солдат и прапорщик. Крайне неприязненно уставились на прибывших.
— Сейчас соберем митинг, — заявил прапорщик. Тут же из избы выскочили молодые солдаты и побежали во все концы деревни, очевидно по ротам. Толпами стали собираться нижние чины. Офицеры отказались идти и остались в штабе, стоящем на отшибе.
Тысячи четыре солдат скопились на выгоне за околицей. Гриша чувствовал себя отвратительно. Он отпросился у сопровождавшего их солдата, сделавшегося снова агрессивным, "до ветра". Бородач проводил его к кустикам. Ноги Гриши, обутые в роскошные желтые, с желтыми крагами ботинки, как у военного министра Керенского, вдруг ослабли. Он еле передвигал ими.
— В антананбиле растрясло! — посочувствовал бородач.
Надо было решать, что делать. Другого такого случья больше могло и не представиться.
Митинг уже начался. Вербо стал говорить длинную речь. В путаных и сумбурных выражениях он звал подчиниться большинству демократии, идти в наступление, хорошо относиться к господам офицерам, которые теперь сделались солдату равноправными товарищами… Его слушали молча. В толпе глухо назревал протест.
Когда соглашатель-исполкомовец кончил свою речь лозунгами в пользу войны до победного конца и полного доверия Временному правительству, на импровизированную трибуну вылез солдат 703-го полка. Вместо прений он коротко обратился к толпе с предложением: не задержать ли всех этих господ, которые прибыли требовать повиновения начальству, желающему теперь наступать.
Несколько голосов закричало в разных концах выгона: "Да! Следует!" Кто-то крикнул по адресу Вербо, что это переодетый офицер и что стоящий рядом генерал ему подсказывает, как убивать народ. Какой-то сумасшедшего вида тип, с пеной у рта, словно в припадке, закричал на Соколова, стоявшего молча подле трибуны: "Энтот енерал — помещик! Я у няго в имении рабочим был! Он нашего брату и за свиней не держит! Бей его!"
Настроение толпы резко менялось в худшую сторону. Вдруг оратор-солдат ударил своей стальной каской Вербо по голове, и тот залился кровью. Другие солдаты набросились с кулаками на Соколова и Ясайтиса.
Гриша из кустиков наблюдал за событиями, разворачивавшимися на выгоне. "Теперь или никогда!" — пришел он к решению и торопливо обратился к своему провожатому.
— Солдатик! Я за народ стою! Я тебе скажу, а ты передай своим товарищам, что генерал этот — важная персона из минской контрразведки… Он специально приехал, чтобы зачинщиков выявить и арестовать! И тебя он хотел арестовать и расстрелять! Если вы его казните — вам богом воздается! торопливо шептал он бородачу, словно кто-то их мог подслушать. Солдат от его слов все более свирепел. Дослушав, он нервным движением проверил, дослан ли патрон в патронник, подхватил винтовку наперевес и бросился к толпе, которая уже тащила связанных ремнями Соколова и двух исполкомовцев к сараю.
Гриша за кустиками двигался перебежками и слышал, как солдаты решали, что будут делать с арестованными. Одни предлагали их немедленно расстрелять, другие — утопить в реке. Иные советовали бросить их на проволочные заграждения.
Поляков уже почти добрался до крайней избы, откуда недалеко было до штаба и автомобиля. Шофер сидел по-прежнему за рулем, втянув от страха голову в плечи. И он и Гриша видели, как солдат-бородач догнал и прорвал кольцо конвоиров, ведших мимо сарая троих арестованных. Дальнейшее скрылось в толпе.
Вдруг от сарая прозвучали винтовочные выстрелы.
Гриша проскользнул в заднюю дверцу авто и сел на пол у заднего сиденья. Скомандовал шоферу: "Заводи и гони в Молодечно!"
Шофер перекрестился: "Царство им небесное!" Он, как и Гриша, был совершенно уверен в том, что этими выстрелами прикончили исполкомовцев и генерала. Взревев мотором, машина помчалась по проселочной дороге, откуда так недавно прибыла. Часть солдат бросилась бегом за ней, но тут же отстала и вернулась назад.
Только за дальним поворотом комиссар Поляков поднялся на сиденье и распрямил плечи.
"Надо, чтобы из минского штаба немедленно сообщили Насте, что восставшая толпа солдат 703-го полка растерзала генерала Соколова и еще двух человек!" — решил Гриша. Он вздохнул с облегчением и откинулся на хрустящие кожаные подушки.
79. Западный фронт, июнь 1917 года
Выстрелы, которые слышал Григорий, уносясь в авто, сделал из своего карабина унтер-офицер Иван Рябцев. Он служил в артиллерийской бригаде 16-й Сибирской дивизии начальником команды ездовых. Его дивизион стоял в соседней деревне. Иван с двумя батарейцами приехал в полковой комитет 703-го по делам и стал невольным свидетелем ареста Соколова и двух исполкомовцев. Рябцев сразу узнал своего "Лексей Лексеича", у которого служил вестовым еще в двенадцатом году, когда Соколов только что был переведен из Киева в Генеральный штаб.
Увидев, как разъяренная толпа солдат 703-го полка вела связанными генерала Соколова и двух его спутников, Иван так изумился, что не спешился свалился с лошади.
— Братцы, что вы делаете?! — закричал он. — Это же Лексей Лексеич!
Он попытался остановить толпу, но возбужденные солдаты ничего не слышали и не желали слышать. Тогда, рискуя быть поднятым на штыки, Иван встал на их пути и выстрелил всю обойму из своего карабина в воздух. Конвой остановился.
— Братцы! — снова закричал Иван. — Не могите убивать хорошего человека! Я знаю, он никогда солдат не забижал!
— Он помещик! — раздался крик из толпы. — Серафим вот его опознал…
— Врет ваш Серафим! — уверенно закричал Иван. — У него именья, как у нашего брата крестьянина, — одна лошадь верховая была, Искрой звали…
Соколов улыбнулся Ивану одними глазами. Вербо и Ясайтис, почувствовав защиту, тоже стали кричать: "А мы из исполкому, не имеешь прав нас обижать!"
Неожиданно бородатый солдат протиснулся через толпу к арестованным и приставил штык к груди Алексея.
— Говори, гад, каких зачинщиков определять приехал?! Кого под суд подвесть хочешь?! — яростно заорал он. Толпа снова стала накаляться.
— Говорят тебе, он за народ стоит! — оттолкнул бородача Иван прикладом своего карабина и стал рядом с Алексеем. — Если вы его тронете, я вызову батарею и всех вас посеку шрапнелью!.. Сенька! — крикнул он одному из своих батарейцев, сверху, из седла наблюдавших всю сцену. — Скачи на батарею, чтобы сей момент с пушками тут были!
— А ты кто такой? — завопил бородач. — Шкура унтер-офицерская!
— Я председатель дивизионного комитета! — ответил ему Иван.
— Знаем, знаем! — закричали из толпы. — Он председатель!..
Сенька медленно поворачивал коня.
— Скорее! — снова крикнул ему Иван. Семен взял вскачь. Комья земли полетели из-под быстрых копыт.
— Заприте их в избу до выяснения! — скомандовал прапорщик, встречавший арестантов еще недавно гостями, прибывшими в штабном автомобиле. Теперь он не знал, что ему и делать. Арестованных втолкнули в дом, где стоял полковой комитет, заперли снаружи на большой висячий замок.
Под окнами немедленно начался митинг, снова обсуждавший, что делать с арестованными. Бородач, душевно поверивший Грише, все кричал, что Соколов из контрразведки, что ему доподлинно известно намерение Соколова узнать зачинщиков всех бунтов в полку и упечь их в тюрьму, что солдаты пожалеют, если оставят этих предателей народа в живых. Надсаживали свои голоса и другие солдаты, но прежней уверенности у них уже не было.
Главный перелом в настроении произошел, когда на гребне холма, господствовавшего над местностью, показались трехдюймовые пушки, которые ездовые ловко развернули на рыси. С передков и зарядных ящиков соскочили батарейцы. Через несколько минут орудия были изготовлены к бою.
С гробовым молчанием толпа наблюдала приготовления к стрельбе. Галопом прискакал Семен, спешился перед Иваном. По-старорежимному отдав честь, доложил: "Орудия к бою готовы, заряд на шрапнель!"
Иван немедленно предъявил ультимативное требование полку: освободить заключенных, поротно принести им извинения в форме письменных постановлений каждой роты 703-го полка.
Спорить с артиллерией никто не захотел. Полковой комитет принял все требования. Замок не только сняли, но натаскали в ведрах воды, чтобы узники могли умыться и привести себя в порядок. Иван вошел в избу вместе с членами полкового комитета, смущенно остановившимися подле дверей.
Соколов шагнул навстречу своему бывшему вестовому. Его глаза лучились душевным теплом.
— Здравствуй, Иван! — крепко пожал он руку Рябцеву. — Я рад тебя встретить, особенно в таких обстоятельствах… Спасибо тебе за помощь!..
— Оне же вас не знают, Лексей Лексеич! Эх! — с сожалением махнул Иван рукой в сторону окон, где еще недавно шумел митинг, а теперь остались лишь любопытные. — Так что ошибочка вышла! Сичас извинения говорить будут, — он повернулся так, чтобы не загораживать собой членов полкового комитета.