Аббатство кошмаров. Усадьба Грилла - Томас Лав Пикок

Все его замечания на эту тему самым неопровержимым образом свидетельствуют о том, что он не преследует иной цели, кроме как высказывать претенциозные и благовидные суждения. Относительно их благовидности пусть выскажутся те, кто их разделяет. Мы же со своей стороны хотели бы сказать несколько слов по поводу их претенциозности. «Червь обнаружил себя уже в утренней росе молодости». Что имеется в виду под «утренним червем» или «червем в росе»? По всей видимости, автор имеет в виду червя на бутоне розы, покрытом утренней росой. Но разве червь начинает с того, что обнаруживает себя? Разве он появляется с утренней росой? Ни то, ни другое. Метафора никуда не годится. «Червь обнаружил себя в утренней росе молодости... когда воздействие этой порчи...» Здесь червь уже предстает в виде «порчи», порчи, появляющейся с утренней росой, — пусть мистер Мур на протяжении всех двенадцати месяцев внимательно последит за своим садом, и, если он обнаружит любого червя или паразита, появившегося с утренней росой, ему надлежит опубликовать свои наблюдения, как представляющие несомненный фитологический и метеорологический интерес. Так, неверная метафора оказалась неверной вдвойне. «Поскольку развитие этой порчи самым пагубным образом сказывается на любом уме, а тем более на уме прирожденного атеиста, он демонстрировал редкую и удручающую способность вести себя как зарвавшийся школьник. Преждевременное развитие, которое явилось причиной столь раннего взлета его страстей и дарования, ускорило и формирование ума, что и привело к самым пагубным последствиям». Червя больше нет и в помине, зато теперь выясняется, что заблуждение — это, с точки зрения мистера Мура, следствие развития разума. Такое логическое открытие ни в чем не уступает предшествовавшему ему открытию физическому.

Несколько позже мы обнаруживаем, что «лорд Байрон оказался в тупике скептицизма», что, иными словами, он начал заблуждаться, — получается вполне ирландская ситуация: «...его ум самым безответственным образом развлекался на грани всего самого мрачного и ужасного»; тут он выбирается из лабиринта и оказывается на краю пропасти, но «он никогда не был убежденным атеистом». Так кем же в таком случае он был?! Мистер Мур этого не знает. Раз он не был убежденным атеистом, значит, он был в известном смысле верующим, и тогда возникает вопрос — до какой степени? И неужели среди огромного множества вероисповеданий христианского мира не нашлось бы ни одного, которое бы приняло его в свое лоно?

«Безбожие, — говорит человек более мудрый, чем мистер Мур (Ричард Пейн Найт[701] в предисловии к «Развитию цивилизованного общества»), — это невнятное понятие, обозначающее собой голословное обвинение, которое всякий лицемер и фанатик выдвигает против тех, кто кажется ему менее лицемерным или фанатичным, чем он сам. В этой связи остается сказать лишь, что я никогда не писал на тему христианства ничего, что бы в точности не вытекало из обязанностей доброго подданного, доброго гражданина и доброго человека, я мог бы еще добавить — доброго христианина, если бы понимал значение этого понятия или знал бы, какие обязанности оно подразумевает; однако, обнаружив посредством малой толики чтения и наблюдения, что это понятие не только имело разный смысл в разные эпохи и в разных странах, но и в устах почти всех людей, кто им пользовался, я не стану претендовать на него до тех пор, пока его значение не прояснится настолько, чтобы я доподлинно знал, имею я право на него или нет. Я уважаю закон и подчиняюсь его установлениям, и все же, поскольку, как мне кажется, этот закон во многих отношениях отличается от того, который был введен Основателем христианства и его непосредственными последователями, я сомневаюсь, могу ли я по праву претендовать на звание доброго христианина».

Мистер Мур хочет убедить читателя, что он отрицает право на частное мнение в отношении религиозных убеждений. Возникает ощущение, будто он полагает, что веру можно навязать, и считает безбожие преступлением. Он говорит о неверии как «об опасной свободе от моральной ответственности». Процитируем для его сведения отрывок из сочинений одного из самых трезвых, рассудительных людей, одного из величайших благодетелей рода человеческого в современной истории, к тому же человека религиозного, — Томаса Джефферсона[702].

Вот что он пишет о религии своему юному другу Питеру Карру: «Ваш ум теперь достаточно возмужал, чтобы обратиться к этой теме. В первую очередь заранее откажитесь от попытки продемонстрировать свежесть и оригинальность суждений. Пусть ваши мысли на другие темы будут сколь угодно оригинальными, но только не на тему религии. Помните, это слишком важно, последствия такой ошибки могут завести вас слишком далеко. С другой стороны, стряхните с себя все страхи и рабские предрассудки, под которыми по-рабски пресмыкаются слабые умы. Пусть руководит вами разум, поверяйте ему каждый факт, каждую мысль. Не бойтесь поставить под сомнение само существование Бога, ибо если он есть, то ему более придется по душе свет разума, нежели слепой страх. Разумеется, вы начнете с религии вашей родины.

* * *

Пусть вас не пугают последствия подобного исследования. Если вы придете к выводу, что Бога нет, то побуждением к добродетели будет для вас радость и удовольствие, которое сопряжено с добродетельными поступками, и любовь к людям, которую они вам обеспечат. Если вы найдете разумные аргументы в пользу существования Бога, сознание, что вы действуете у него на глазах, что он одобряет вас, явится огромным дополнительным стимулом; если вы поверите в существование загробной жизни, надежда на счастливую жизнь в раю будет подстегивать желание заслужить эту жизнь; если Иисус тоже бог, вас будет согревать вера в его помощь и любовь. В заключение, повторяю, вы должны оставить все предрассудки обеих сторон; вы не должны слепо верить или слепо не верить только потому, что кто-то или какие-то перестали верить или уверовали. Ваш собственный ум — это единственный судья, посланный вам небесами, и вы в ответе не за правильность решения, а за прямоту суждения» (Мемуары Джефферсона, т. II, с. 216-218).

В другом месте Джефферсон пишет доктору Рашу: «Мне претит делиться с публикой моими религиозными взглядами, ибо это будет поощрять самонадеянность тех, кто попытался выставить их на всеобщее обозрение и склонить общественное мнение оспаривать право на свободное вероисповедание, которое столь справедливо охраняется законами. Всякому, кто ценит свободу вероисповедания для самого себя, надлежит бороться с теми, кто навязывает свои религиозные убеждения другим, а то может случиться, что они будут навязаны ему самому. Ему также не пристало в отношении своих собственных религиозных убеждений идти на уступки, предавая тем самым всеобщее право на независимые