Если бы ты был здесь - Джоди Линн Пиколт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что случилось с ложкой?
– В конце концов она стала ярко-красной, как уголь. Я дотронулся до нее и обжег руку. Было чертовски больно! Я начал кричать, и внезапно комната исчезла, как будто была сделана из бумаги, и все, что я слышал, – это чьи-то крики, и все, что я чувствовал, – это жуткая боль. Я открыл глаза и увидел фельдшера, который колотил меня в грудь, веля мне оставаться в живых.
Я чувствую, будто у меня комок в горле.
– А что было потом? После того, как ты вернулся?
– Ну… тебе ли не знать. Мне никто не поверил.
– Даже твоя семья?
Эрик отвечает не сразу.
– У меня была невеста, – признается он. – Но мы расстались.
Я пытаюсь что-то сказать, но слова застревают у меня в горле.
– Ты знаешь, что такое ОСП? – спрашивает он.
– Нет.
– Околосмертные переживания, – поясняет Эрик. – После выписки из больницы я одержим идеей узнать о них побольше. Это когда кто-то, находясь без сознания, словно бы воспаряет над своим телом, или видит человека, который умер много лет назад, или что-то в этом роде. Десять или двадцать процентов людей испытывают их после несчастного случая или остановки сердца.
– Я читала на Facebook об одном фермере, – говорю я взволнованно, – который клялся, что во время шунтирования, находясь под наркозом, он видел, как хирург танцевал победный танец. Фермер рассказал об этом после операции, и врач был крайне удивлен, потому что во время операции действительно исполнял подобные движения, давая медсестрам указания.
– Ага, это оно самое, – соглашается Эрик. – ОСП испытываются во время остановки сердца, когда мозг неактивен. Ты когда-нибудь видела МРТ человека на последней стадии альцгеймера?
Я чувствую, как мурашки пробегают у меня по спине.
– Нет.
– На нем отлично видны повреждения мозга. Однако нередко незадолго до смерти пациенты с деменцией начинают мыслить ясно и общаться как нормальные люди. Даже несмотря на то, что их мозг сильно поврежден болезнью. Это называется предельной ясностью сознания, и медицинского объяснения этому явлению нет. Вот почему некоторые неврологи считают, что ОСП необязательно говорит о нарушении мозговой деятельности. Большинство людей думают, что кора головного мозга играет очень важную роль в осуществлении высшей нервной деятельности, но что, если это не так? Что, если это всего лишь фильтр и во время ОСП мозг немного отпускает поводья?
– Расширение сознания, – соглашаюсь я. – Как ЛСД-трип.
– Не совсем, – возражает Эрик. – ОСП гораздо точнее и детальнее.
Неужели это правда? Неужели человек может осознавать что-то, когда его мозг в отключке?
– Но… если сознание не является продуктом мозговой деятельности, то откуда оно берется? – спрашиваю я.
– Ну, если бы я знал, то не работал бы курьером по доставке воды в офисы, – смеется мой собеседник.
– Так вот чем ты сейчас занимаешься? Изучаешь неврологию на досуге?
– Ага, – соглашается Эрик, – в свободное от интервью время. Не могу передать, как это здорово – беседовать с кем-то, кто не считает меня сумасшедшим.
– Тогда зачем ты даешь эти интервью?
– Чтобы разыскать ее, – просто отвечает он.
– Думаешь, твоя жена – не плод твоего воображения?
– Я это знаю наверняка, – уверенно говорит Эрик. – Как и наша с ней девочка. Иногда я слышу ее смех, но, когда оборачиваюсь на звук, ее нигде нет.
– Ты ездил в Кентвуд?
– Дважды, – отвечает он. – И непременно поеду вновь, как только снимут карантин. А ты разве не хочешь их найти? Того парня и его дочь?
У меня перехватывает дыхание.
– Не знаю, – признаюсь я. – Я должна быть готова к возможным последствиям.
Эрик потерял невесту, он все понимает.
– До несчастного случая я был католиком.
– Я читала об этом.
– Я никогда не видел ни одного мусульманина. Я не знал, что в моем городе есть мечеть. Но есть вещи, которые я узнал только сейчас. Они стали частью меня. – Он ненадолго замолкает. – Ты знала, что сунниты верят в Адама и Еву?
– Нет, – вежливо отвечаю я.
– Однако есть отличия. Согласно Корану, Бог еще до сотворения Адама знал, что поместит его вместе с потомством на землю. Это было не наказание, а план. Но когда Адам и Ева были изгнаны, то оказались на противоположных концах земли. Им предстояло снова найти друг друга. И они встретились на горе Арарат.
Эта версия мне нравится больше – в ней меньше стыда и больше судьбы.
– Ты не чувствуешь себя виноватым? – спрашиваю я. – За то, что скучаешь по человеку, которого все считают плодом твоего воображения? Особенно сейчас, когда из-за вируса люди теряют близких каждый день? Теряют кого-то настоящего, кого они никогда больше не увидят?
Эрик на мгновение замолкает, а потом спрашивает:
– А что, если сейчас ему говорят о тебе то же самое?
Китоми сообщает мне, что получила предложение продать свой пентхаус. От китайского бизнесмена. Мы обе теряемся в догадках, зачем какому-то китайцу понадобилось перебираться в страну, президент которой называет ковид уханьским гриппом.
– Когда вы переезжаете? – спрашиваю я.
Китоми поднимает на меня глаза. Ее руки мягко лежат на перилах окаймляющей водохранилище Центрального парка тропинки.
– Через две недели, – наконец отвечает она.
– Так скоро…
– Да неужели? – с улыбкой возражает Китоми. – На самом деле я ждала этого тридцать пять лет. – (Мы наблюдаем, как стая скворцов внезапно взмывает в небо.) – Вы будете разочарованы, если я откажусь выставлять Тулуз-Лотрека на аукцион? – интересуется она.
Я пожимаю плечами:
– Вы забыли: я больше не работаю на «Сотбис».
– Если я откажусь его продавать, – спрашивает Китоми, – это отразится на вашей карьере?
– Не знаю, – честно отвечаю я. – Но забота о моей карьере не должна влиять на ваше решение.
– Тогда, – кивает она, – наверное, мое ранчо будет единственным в Монтане, где висит Тулуз-Лотрек.
– Это будет очень в вашем духе, – с улыбкой отзываюсь я.
На мгновение я просто наслаждаюсь моментом: осознанием того, что прогуливаюсь на рассвете по Центральному парку с иконой поп-культуры, словно мы с ней друзья. Впрочем, может, так оно и есть. Случались и более странные вещи.
Со мной случались и более странные вещи.
Китоми наклоняет голову и смотрит на меня поверх своих фиолетовых очков.
– Почему вы так любите искусство?
– Ну… каждая картина рассказывает свою историю, это способ заглянуть в…
– Ох, Диана! – вздыхает Китоми. – Давайте-ка еще раз, и без
