Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

Он упрятал камень подальше и выкурил еще парочку сигарет, пережевывая в голове новую информацию. Окажется она полезной или нет? Время покажет.

В горле пересохло, а на часах — без восьми минут девять. Так где же Севилья? Да и остальные так и не вышли. Колдун и тот нарисовался… Крабов ухмыльнулся, а пес вскочил и залаял.

— Ты чего? — но тот рванул и умчался в сторону школы.

Крабов хмыкнул и вернулся к черному входу, вошел в здание.

В проходной, где Крабов сдавал ключи и расписывался за сдачу поста, сидела Глади. Она избавилась от прежней свиты и пила кофе в окружении четырех солдатиков. Офицера, которому должно здесь находиться, отчего-то не было. Солдатики, завидев подполковника, вскочили и, выпрямившись, приложили ладони к вискам. Следователь поприветствовал их тем же самым и махнул. Пареньки уселись на прежние места.

— Коридор опечатали полчаса назад, — сказал Крабов. — Кто приказал снять печать?

— Не могу доложить, — отрапортовал, опять вскочив и выпрямившись, солдат с самыми продвинутыми из присутствующих здесь солдатскими погонами.

— Почему?

— Приказ вышестоящего руководства!

— Садись… — махнул Крабов и добавил: — Вода есть?

Малец опять вскочил и налил из пятилитрового бутыля воды. Подал стакан следователю.

Крабов оросил горло и поставил стакан на столешницу. Откуда взялся «приказ руководства» и «не могу доложить»? Он знал, что пойти в коридор будки чудес — это недопустимое нарушение субординации, как и выведывание у солдат подробностей. Он схватил график посещений и стал вычитывать фамилии, пытаясь разобраться, что тут происходит. В списке никаких сюрпризов не обнаружилось.

Мадам Глади же занималась своим любимым делом, а именно располагала к себе людей. Исполняла она это виртуозно. Несмотря на беспрекословное подчинение приказам, каждый солдатик с усердием стремился угодить ей не только, как имеющей власть персоне, но уважить даму. Умела она общаться с детьми. А кто эти солдаты? Тем более для Глади? Прошлогодние детки!

Она беседовала с ними легко и непринужденно. «Детки» теряли бдительность буквально на глазах. Ластились к мадам, будто малыши к матери, пришедшие после дня, проведенного в детском саду. Каждый стремился быть первым в ответе на очередной вопрос и, когда выходило, считай гордился собой.

— Не знаю, что происходит. Но в будке… Здесь что-то намечается, — прошептала она Крабову, когда подошла к столику с чайным набором, вроде как подсластить очередной кофе. Крабов продолжал пялиться в списки, к которым давно утерял интерес. Глади схватила кусочек сахара и бросила его в чашу, вернулась на прежнее место. Рядом сидевший солдатик, слегка нервный, постоянно потирающий пальцы, тут же среагировал. Он подпрыгнул к столу и принес даме ложечку. Та поблагодарила солдатика, и мальчишка, раскрасневшись, просиял.

— Тут водятся курящие мужчины? — спросила она и посмотрела на следователя, в которого сразу же впялились еще четыре пары солдатских глаз.

— О, угощайтесь! — сказал он и протянул даме пачку «B&D».

Никто из солдат не посмел сказать Глади, что курить в здании запрещено. А парнишка с азиатскими щелями глаз неловко пододвинул к мадам блюдце в качестве пепельницы.

Зазвонил служебный телефон. Краснощекий солдатик вошел в застекленную кабину, закрыв за собой звукоизолирующую дверь. Через пару секунд он вышел и попросил к телефону мадам Глади, мол вот и звонок, которого вы так ждали. Глади вошла внутрь и плотно закрыла за собой дверь. Она весело с кем-то говорила, посмеивалась и поглаживала свои брови.

Из сектора будки чудес внезапно вышел сам генерал и явно удивился присутствию Крабова у проходной. Подошел к нему:

— Как раз за тобой хотел послать, — соврал он и взглянул на часы: — Хорошо, что пришел, — он задумался, а потом добавил: — Ладно, пойдем. Все-равно когда-нибудь надо было вводить тебя в курс дел… Хотя погоди, — он подошел к солдату с узкими глазками и что-то тихо сказал ему. Тот кинул руку к виску и умчался прочь. — Теперь идем! — сказал Фейи Крабову.

Крабов умел читать некоторых людей, словно у тех по лбу бежали субтитры. Генерал врал. В девять часов перекрывались все выходы. Однако Фейи сорвал печать в будку раньше положенного. Не ждал неожиданностей? Стареет и уже ошибается…

— Его привезли, — пояснил генерал. — Знаешь я долго раздумывал — посвящать тебя или нет… Добринов не хотел, но я не люблю, когда все ведет только один следователь. Ну, ты меня знаешь.

Если фигурирует Добринов, значит… Значит Крабов может увидеть Харма!

«Да будет чудная мечта! Тьфу ты! Какая еще «чудная мечта»?.. — крутанулось в голове у Крабова. — Рамсец! Чертов козырный рамсец! Мальчик жив?! Пусть он будет жив!»

— Да, конечно, — равнодушно кивнул Крабов и подумал: «Хоть бы не вляпаться в новые неприятности». Крабов дотронулся до запястья — блокатор на месте.

Помещение с десятком мониторов, панель контроля камер наблюдения, микрофонов и блокирующих веревок — управляющий центр будки чудес. В комнатушке, освещенной блеклым красным, оказалось не так уж мало народу: мадам Фейи и Севилья, Добринов, а также два его помощника: один — низкий, будто подросток, и второй — настолько бледнокожий, что в сумраке комнаты почти светился.

Добринов чесал запястье и пялился в монитор. Увидав Крабова, сморщил нос и быстро отвернулся.

Из присутствующих обрадовалась появлению Крабова лишь Изабэль Фейи. Прочие угрюмо рассматривали нежданного визитера. Генерал подошел к жене. Та постукивала пальцами по трубке телефона для внутренней связи, которую видимо недавно положила на аппарат. Она шепнула мужу не слишком тихо: «Глади приведи. Я ей обещала…» — и глянула на Крабова так, как выходящая с диеты дама смотрит на тортик. Уж не пообещала ли мадам Глади взамен на свое присутствие на этом тайном мероприятии чего-нибудь эдакого? Его самого с потрохами и фуражкой, например? Крабов натянуто улыбнулся.

— Ден ван Дертен, пригласите сюда мадам Глади, — приказал Фейи, и помощник Добринова вышел из комнаты. Через минуту он вернулся вместе с Глади.

— Ну что ж, Севилья, включай запись, — распорядился генерал.

Грудастая брюнетка защелкала по кнопочкам и дала микрофон бледнокожему. В их действиях читалась отработанная система работы с…

Белокожий приступил:

— Восьмой визит. Допытуемый получил полдозы сербонтула. Будим громкой музыкой и парами слабой концентрации антидота…

— Это безопасно? — тихо спросила Изабэль.

— Уже сто раз все отработано, — пояснил супруг. — Будка обшита ограничителями. И мальчишка едва в своем уме. Он вроде как пьяный, сонный. Мы за этим следим. Не переживай!

— Ну хорошо, — выдохнула мадам Фейи.

Доклад продолжался, и Севилья следовала указаниям бледнокожего. Он был, то ли военный врач, то ли… самый бюрократичный и аккуратный из них. Диктовал он четко. Крабов уставился в монитор.

— Увеличить шестую, — сказал Фейи и на одном из мониторов изображение приблизилось к чему-то лежащему на полу. Крабов наконец смог рассмотреть в горсте лохмотьев человека.

На полу лежал Харм. О, слава мечте, это был Харм, и он был жив!

Но! Сдержанная Глади таки не удержалась и приложила к лицу ладони, а глаза ее округлились. Она была ошарашена.

Крылатый малыш был донельзя грязный, на лице даже при недостаточном качестве картинки, передаваемой камерой, можно было рассмотреть синяки и кровоподтеки, порезы. Неужели его били? Руки черные, то ли от грязи, то ли от синяков. Худющие босые ноги, а от крыльев — голый остов. Перья выстригли с явным фанатизмом. Ребенок не двигался.

— Что с ним? — спросил Фейи. — Он вообще живой?

Глади посмотрела на Крабова, и он увидел, как по ее щеке течет слеза. Удивительно, но и Изабэль Фейи смотрела на мальчика с неким сочувствием, для других присутствующих состояние ребенка казалось приемлемым.

— Довели вы его, — вставила слово Изабэль. — Ты перестарался, Серж.

— Но ведь он опасен. Тут не до гигиены, — оправдывался генерал.