Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - Валентин Павлович Свенцицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подгорный (встаёт, сдержанно). Вы совершенно напрасно меня оскорбляете. Я никогда не считал себя хозяином. Деньги, которые достал Иван Трофимович, он достал не для меня, а для всех нас. Что же касается моей статьи, то я вас вполне считаю вправе не пропустить её.
Ершов. Да. Но если мы не пропустим, вы заявите, что выйдете из журнала.
Подгорный. Ничего подобного. Всё останется по-прежнему. Разумеется, я не могу писать иначе, чем думаю и чувствую, и буду продолжать писать так и впредь, но за вами признаю право обсуждать и не пропускать того, что я пишу.
Ершов. Это тот же ультиматум.
Подгорный. Но не могу же я писать заведомую ложь!
Сниткин. Позвольте, господа, мне сказать… Будем, собственно говоря, хладнокровны… Может быть, Андрей Евгеньевич перечтёт статью, смягчит, так сказать, выражения… и всё обойдётся…
Ершов. Не думаю, чтобы Андрей Евгеньевич на это согласился.
Подгорный. Я не соглашусь, потому что здесь дело не в выражениях. Если бы вам не нравились отдельные слова, я с удовольствием бы их вычеркнул.
Сниткин. А вы постойте, Андрей Евгеньевич, не торопитесь… Сейчас мы все, так сказать, взволнованы… Перечтите статью… Что вам, собственно говоря, стоит… Может быть, и вы сами согласитесь… Перечтите, Андрей Евгеньевич.
Подгорный. Хорошо. Она у вас?
Сниткин. Нет, в типографии. (Поспешно встаёт.) Я сейчас велю подать.
Подгорный. Не надо, Доримедонт Доримедонтович, я пойду в типографию. (Уходит.)
Длинная пауза.
Сергей Прокопенко. Чорт знает что такое…
Ершов. Прав Титов… горячи-с, хы-хы-хы… я думал, вы нанесёте оскорбление действием.
Сниткин. Андрей Евгеньевич перечтёт, и всё обойдётся.
Сергей Прокопенко. Как это вам покажется… Ведь это же измена… Форменная измена.
Ершов. Нет-с, это – высшая мудрость.
Сергей Прокопенко. Не мы ли мечтали создать великое дело обновления нашей родины! (Встаёт в позу.) Объединить вокруг себя все разрозненные силы интеллигенции и повести общество к великой цели, к далёким недосягаемым идеалам. Повести дорогой прямой и широкой, с которой все сбились в нашу смутную эпоху.
Ершов. Великолепно – только потише, а то в типографии подумают, что у нас кого-нибудь режут.
Сергей Прокопенко. Ну вас. Перед вами совершается величайшая трагедия, а вы тут зубоскалите.
Ершов. Уж и трагедия – не жирно ли будет?
Сергей Прокопенко. Да, трагедия, потому что падение Андрея Евгеньевича подорвёт последнюю веру в интеллигенцию. Очевидно, разложение отравило все души. Идёт всё дальше в ширь и глубь. Кто же останется на славном посту?! Когда мы потеряем веру в русское общество…
Ершов. Почему вам обязательно верить в кого-нибудь? Верьте в себя.
Сергей Прокопенко. Я должен верить в кого-нибудь.
Ершов. Это тоже, должно быть, признак настоящей интеллигенции. Хы-хы-хы…
Сергей Прокопенко. Да не смейтесь, чорт возьми. Ничего вы не понимаете. Тут рушатся все мечты наши. Всё, чем мы жили. И что казалось таким близким, почти достигнуто… А вы шута горохового строите.
Сниткин. Шутка прескверная… Что и говорить.
Ершов. А вы Лидию Валерьяновну на него напустите. Ведь вы же верите, что она чудеса творить может, хы-хы-хы…
Сергей Прокопенко. Вот что: я вам уже раз сказал и повторяю ещё раз, если вы в моём присутствии позволите себе говорить о Лидии Валерьяновне в таком тоне, я за себя не ручаюсь. Поняли?
Ершов. Понял, понял – давно понял, хы-хы-хы… Ну – и бог с ней, с Лидией Валерьяновной. А что же делать, если Андрей Евгеньевич упрётся?
Сергей Прокопенко. Я не уступлю ни за что.
Ершов. Прекрасно. Но, допустим, и он не уступит – тогда?
Сниткин. Ну что вы, Андрей Евгеньевич мягкий человек, разве станет он такое дело губить?
Ершов. А всё-таки?
Сергей Прокопенко. Тогда пусть убирается к чорту: будем делать наше дело без него.
Ершов. Вот это так. Браво!
Входит Подгорный.
Подгорный. Я прочёл, господа. И, к сожалению, не могу изменить ни одного слова.
Картина вторая
Комната Подгорного в мезонине. Слева письменный стол. Справа круглый стол, диван и два кресла. С этой же стороны небольшая дверь на «башню». Прямо перед зрителями окно и перила, которыми огорожена входная лестница. Вечер. На письменном столе горит лампа.
Лидия Валерьяновна. Я к вам по делу… То есть не только по делу… но всё-таки мне необходимо вас видеть…
Подгорный. О Господи! У всех дела, дела… Хоть вы-то меня пощадите.
Лидия Валерьяновна. Я так встревожена. Расскажите, что такое случилось в типографии.
Подгорный. А! (Махнув рукой.) Вздор. Об этом и разговаривать не стоит: я думал, у вас и в самом деле что-нибудь серьёзное.
Лидия Валерьяновна. Может быть, это гораздо серьёзнее, чем вы думаете. Во всяком случае, я хочу знать.
Подгорный. Право же, вздор. Сергею Борисовичу, Ершову и Сниткину не понравилась одна моя статья. Они потребовали, чтобы я изменил её. Я, разумеется, отказался. В конце концов решили статью напечатать с оговоркой, что редакция взглядов автора не разделяет. А во избежание недоразумений в будущем, на завтра созывается совещание. Вот и всё.
Лидия Валерьяновна. Нет-нет. Это я знаю. Говорят, Сергей Борисович оскорбил вас. Вообще, у вас вышла какая-то неприятность.
Подгорный. Да, Сергей Борисович действительно был почему-то страшно возбуждён и держал себя вызывающе. Я от него никогда не слыхал такого тона.
Лидия Валерьяновна. Что он вам говорил?
Подгорный (смеётся). Ведь это нечто вроде интервью получится.
Лидия Валерьяновна. Вы шутите, Андрей Евгеньевич, а у меня этакое ужасное настроение весь день…
Подгорный. Полно вам, дружище, поговорим по душам, и всё пройдёт.
Лидия Валерьяновна. Вы знаете, Иван Трофимович вот уже несколько дней всё получает какие-то мерзкие анонимные письма. Потом эта история в типографии. И ещё… многое другое… Я не знаю, какая здесь связь… Но как-то всё одно к одному… И сегодня мне сделалось до того жутко, что я не могла усидеть дома и прибежала к вам.
Подгорный. И великолепно сделали. Ваши предчувствия, разумеется, просто от расстроенных нерв. Никаких внешних неприятностей я не боюсь. Да и неоткуда им взяться. А вот внутри… да… там не очень-то благополучно. И у меня, да и у вас, кажется… Как хорошо, что вы пришли, прямо чудесно!..
Лидия Валерьяновна. Вы говорите, что у вас неблагополучно…
Подгорный. Видите, Лидия Валерьяновна, у меня всё так смутно, так странно на душе… Я ничего ещё сам толком не знаю… Но последнее время мне стало ясно, и особенно я почувствовал
