Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

Официальная сводка штаба армии давала такие, например, сведения в печать об Азовско-Днепровском фронте: «Кубанские части, сломив сопротивление противника, овладели селением Медвежинским (Ставропольской губернии), Шляхтиным и станицей Мечетенской (Донского войска), место бывшей стоянки Д. А.

На фронте наиболее молодое и способное на самопожертвование кубанское казачество воевало, чтобы освободиться от большевиков, в тылу же, в организационном центре, который до этого усиленно звал фронтовиков к борьбе и изображал эту борьбу как долг, как честь казачества, теперь в этом тыловом центре происходило недопустимое и с первого взгляда непонятное колебание. Доминировали групповые цели и сомнительные мечтания. При этом главная карта, на которую ставили наши черноморцы, была заведомо бита. Авантюризм Петлюры обнаруживал полную свою несостоятельность и беспочвенность. Украинский народ оставался глухим к его призывам, а сам уголовный атаман Петлюра, потеряв

Киев, вел в это время неудачную борьбу за последний клочок украинской земли возле Шепетовки. Бессилие и неспособность организовать действенную борьбу с позиций развала столетиями создававшегося российско-украинского государственного единства становилась самоочевидной. Раздел, развал, вообще преступная ставка на центробежные силы давала убедительные противопоказания. Опасная ставка на «Самостийничество» проваливалась. Но, к сожалению, в сфере добровольческих настроений это будило безжизненные реставрационные стремления…

Глава VIII

Кубанский войсковой атаман, приняв от нас коллективное прошение об отставке, попросил временно, впредь до сформирования нового правительства, исполнять свои обязанности, одобрив вместе с тем наше направление краевой работы.

Между тем течение правительственного кризиса принимало довольно бурный характер. Выдвигались разные кандидаты на пост председателя правительства, столь неожиданно, однако, и отпадавшие. Определенными кругами была выдвинута, например, кандидатура И. Л. Макаренко, но на ней нельзя было остановиться по одиозности его фигуры, во-первых, среди кубанского офицерства, которое не могло простить ему бестактной фразы о «несчастной Кубани, не сумевшей породить ни одного порядочного генерала». Для нас, линейцев, он был неприемлем, но он не был приемлем и для черноморской «спилки» круга Бескровного, Рябовола и др. Его кандидатура отцвела, не успевши как следует расцвести.

В широких радянских кругах утверждалась мысль о необходимости широкой правительственной коалиции. На этой почве возникла кандидатура в председатели Краевого правительства из широкой народной среды, и искавшие такого кандидата в атаманы остановились на почтенном казаке станицы Павловской, многолетнее несменяемом атамане своей станицы, видном кооперативном деятеле в той же станице, уважаемом члене Краевой рады от своей станицы, но с общим образованием не выше курса хорошей пятилетней станичной школы… Для такого поста, как председатель правительства, данных у Турбина было, конечно, недостаточно. Но атаман все же сделал ему предложение и пригласил поехать в Париж.

Из прежнего состава правительства намечались желательными для обоих радянских групп кандидатами генерал В. Гр. Науменко и я. Трусконский и Верещака воспринимались как своею рода спецы, возможные во всяком правительстве. В резкой форме черноморская группа высказывалась против самого Сушкова, Каплина и в особенности против Н. М. Успенского, вменяя ему в вину без достаточного основания карташевские дела, по крайней мере, делая вид такого вменения, – явная несправедливость в отношении честного и добросовестного работника.

Заявление об этих отрицательных требованиях черноморской группы передал атаману прибывший в Екатеринодар сам кандидат в премьеры С. П. Гурбич, а атаман сообщил об этом мне и Науменко. Мы тут же поставили свое требование Гурбичу, что можем войти в его правительство, если вместе с нами будут введены в него Успенский и Каплин. Создалось таким образом муссированное потом черноморцами положение о так называемых «четырех пунктах» препоны: Скобцов, Науменко, Каплин, Успенский… На Каплина черноморцы после долгих препирательств еще соглашались, но на отводе Успенского решительно настаивали. Мы, однако, не находили возможным уступить, по существу, относясь скептически к силам предположенного премьера…

Из переговоров с Гурбичем вследствие такого положения ничего не вышло. По «нездоровью» он от выполнения возложенной было на него миссии отказался и уехал к себе в станицу. Это было по истечении целого месяца кризиса.

Правительство Сушкова, которое продолжало действовать и управлять на основании своего временного мандата от войскового атамана по принципу «впредь до…», решило использовать героическое средство, чтобы перевести кризис на новые рельсы, средство давно, впрочем, нами намеченное: вызвать к жизни, казавшееся мертвым по своему началу, постановление Краевой рады о «союзе южнорусских государственных образований».

В прежнем постановлении значилось желательным пригласить на конференцию возможных союзников, кроме своих ближайших соседей – Дона, Терека, Украины, также Грузию, Азербайджан, Армению, Дагестан… Таким образом выражалось стремление осуществить свою мысль (линейского правительства), высказанную в декларации 29 января 1919 года. До Грузии, до Азербайджана было очень далеко… Могут ли они прибыть на конференцию да и пожелают ли?.. Дон же и Терек – ближайшие и естественные наши союзники; должны, наконец, они преодолеть инерцию и сепаратизм областничества и естественно должны стремиться к взаимному объединению. Решено было пригласить принять в том или другом виде участие в конференции представителей Добровольческой армии и раздираемой в это время на части Украины. Представитель Армении в это время находился на Кубани, всегда находясь в контакте с представителями кубанского правительства и, как мы предполагали, – командования Добровольческой армии.

По мысли правительства допускалось, что конференция, несмотря на широкое приглашение, может и должна состояться, по крайней мере, при более узком круге участников.

Было устроено несколько предварительных совещаний с членами Законодательной рады в порядке частного обмена мнений, и в этой среде идея созыва конференции в Екатеринодаре этой весной не встретила сопротивления. Наш расчет был таков: если даже мы не удержимся в качестве членов правительства до момента созыва конференции, все же дело будет сдвинуто с мертвой точки и конференция соберется, а там уже ход общих событий определит направление ее работы. А мы сами, если не будем представлены на конференции в качестве членов правительства, то можем попасть на нее в виде представителей рады…