Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

Правительство выражало веру, что «оно встретит искреннее к себе отношение и найдет поддержку в Законодательной раде» и что важнейшие законопроекты, внесенные им «на основании принадлежащего ему права законодательной инициативы, удостоятся одобрения рады».

Глава VI

Представители линейской группы выступили в раде с предложением поддержать правительство в его работе при очевидной для всех тяжести ее, принять декларацию правительства за общую программу правительственной деятельности… Ведь и они – черноморцы в официальных своих заявлениях говорили и говорят о единстве краевой демократии и федеративном порядке сложения государственных сил и частей. Важно было бы теперь общим стремлением оберечь авторитет власти.

Первым оратором, критикующим правительство, как будто бы даже по странному побуждению, оказался старик Ф. А. Щербина, «историк» Кубанского казачьего войска. Он выступал с упреком правительству за то, что оно не коалиционно. «Нужно руководствоваться, – говорил он, – опытом западноевропейских парламентских стран, где обычно торжествует принцип коалиции при образовании правительств в тяжелый переживаемый момент»… Скрыли ли от старика господа Рябовол, Бескровный и др., что именно линейцы (атаман, в первую очередь) предлагали другой группе именно коалицию с Бычом или Бескровным в роли председателя и именно черноморцы ее отвергли, или кубанский историк просто допустил забвение фактов. Но любопытно, когда линейский оратор разъяснил недоразумение, то черноморский оратор – Воропинов – обвинил того же оратора в хлестаковщине, якобы без достаточного де внимания отнесшегося к авторитету старого историка.

Ничего по содержанию декларации и вообще по поводу правительственной программы ораторы черноморской группы возразить не могли. Да они и не стеснялись этим… «Мало ли какую декларацию можно написать?» – высказался в раде первый оратор из группы оппозиции. Ничего они не могли или не хотели возразить и по тому, что правительство успело по существу уже сделать. – Этому правительству «чиновников» мы не доверяем. Звание старого чиновника из состава правительства могло быть отнесено разве лишь к В. В. Скидану, много и плодотворно поработавшему в Крае по ведомству народного просвещения. В большую вину правительству ставилось печальное Пашконское дело, хотя к этому времени уже было установлено, что Кубанское правительство данного состава тут ни при чем. Оно к тому же приняло все нужные меры для беспристрастного расследования этого прискорбного дела, чтобы виновные понесли должное наказание.

Верхом пренебрежения к принципу ответственности за произносимые с кафедры Законодательной рады слова была речь Воропинова по содержанию одного документа, появление которого было столько же характерным для тогдашней обстановки, сколько же и мало вероятным в каком-либо другом сочетании. Автором документа оказался мною упоминавшийся в первой части моей книги назначенный Л. Л. Бычом на должность заведывающего «особым отделом» ведомства внутренних дел (охранным отделением) Кубанского Краевого правительства капитан (переименованный в есаулы), которому так доверяли Л. Л. Быч и его помощник по этому ведомству, А. И. Калабухов, которого, выходя в отставку, они представили за «верную службу» к производству в высокий чин полковника. Он оказался в действительности верным и непреложным наблюдателем за своим кубанским «начальством» в пользу начальства добровольческого.

Теперь в руках завладевшего трибуной Законодательной рады г. Воропинова оказалось донесение Карташева начальству добровольческого лагеря. Донесение обстоятельное, не лишенное остроумия и проницательности, но, так сказать, в обратном порядке, не в службу Кулабухову с его верховным шефом Л. Л. Бычом, а в службу добровольческого центра военной разведки.

Основная тема документа – необходимость организованной борьбы с сепаратистами. Отмечалось, «что сессия чрезвычайной Краевой рады выявила лица лидеров казачества и определила общую группировку кубанцев по всем кардинальным вопросам внутренней и внешней политики». Карташев затем давал свою характеристику двум главнейшим политическим группировкам кубанцев: «девиз линейцев: „единая неделимая Россия“, черноморцев: – „Ненька – Украина“». Россия для последних «понятие изжитое». Их мечта – «Украинская держава», «их симпатии на стороне Петлюры». Развивая свою мысль дальше, Карташев предвосхищал гораздо позже высказанное признание господина Быча[76]. – Под флагом федеративной России они мыслят самостоятельность Украинской державы, «мало заботясь о других частях России»… «с союзниками они осторожны». Самую посылку делегации Карташев объяснял как «старание группы черноморцев» под предлогом информации через добровольцев и представителей союзников при них вести свою агитацию»… «Работа будет направлена к дискредитированию идей Добровольческой армии»… «За Украину против Добровольческой армии» – «вот девиз миссии»…

Остановившись затем на составе делегации и указав, что большинство в ней будет принадлежать Бычу и его сторонникам, автор справки давал коварный совет своему добровольческому начальству:

«Этой делегации нужно помочь во что бы то ни стало из Екатеринодара выехать, но не доехать туда, куда она стремится», – и при этом предусмотрительно давал знать, что данную «справку» он уже сообщил французской миссии. «Когда эта группа вожаков уедет, мы заговорим на местах об одном миллионе рублей на ее поездку»[77].

«Весь вопрос в сформировании кабинета, – рассуждал дальше Карташев, – Филимонов стоит перед дилеммой – или пойти по новому руслу, или остаться в руках Быча и Ко игрушкой»… Эта фраза свидетельствует, что вся «справка» была написана до сформирования линейского правительства Сушкова, другими словами, еще тогда, когда сам составитель се Карташов еще состоял в числе «верных» сотрудников Кулабухова и Быча, а они, выходя в отставку, позаботились его представить к производству в чин полковника…

Как объяснить, что карташевская «справка» попала в руки весьма сомнительного господина Воропинова?.. Сомнительно, чтобы достали для него кубанские контрразведчики. Вероятно, постарались третьи. Как теперь открывается, большевистские агенты умели проникать в добровольческие учреждения. Случай с офицером, адъютантом генерала Май-Маевского, непосредственно из состава славных дроздовцев, перешедшего на роль большевистского контрразведчика, для нас является поразительным, у «них» эта метаморфоза не являлась, очевидно, из ряда вон выходящей. Приходится предположить, что сокол среди ворон кубанской контрразведки Карташев оказался вороной среди большевистских «агентов»…