Инжиниринг. Истории об истории - АО АСЭ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я тогда был начальником отдела и получал, как и все, 200 рублей. И все это видели. И это было самое важное, поэтому те, кто оставались, верили, что мы с ними, мы их не бросили. В итоге мы сохранили основной костяк специалистов.
На базе Группы компаний ASE создан мощный проектный блок, сложилось хорошее взаимодействие между институтами Нижнего Новгорода, Москвы и Санкт-Петербурга. Эту консолидацию нижегородцев, москвичей и петербуржцев я считаю правильным решением. И первый шаг, который мы сделали после слияния, — объединение и централизация служб IТ и инжиниринга.
2016 г.
Александр Полушкин «Мы — из Ростова»
Александр Константинович Полушкин. Старший вице-президент по управлению проектами АО «НИАЭП», АО ИК «АСЭ» c 2013 по 2017 год, в настоящее время — советник директора отраслевого центра планирования и контроля сооружения объектов АО АСЭ
В 1972 году я окончил Московское высшее техническое училище имени Н.Э. Баумана по специальности «Энергетические машины и установки». На Ленинградской АЭС прошел путь от инженера до начальника смены реакторного цеха. Был начальником смены станции Южно-Украинской АЭС, заместителем главного инженера по эксплуатации…
Герой Мольера на склоне лет узнает, что всю жизнь разговаривал прозой. Так и я в шутку могу сказать: оказывается, есть слово, которое обозначает то, чем я и мои коллеги занимались всю жизнь, — инжиниринг. За 50 лет работы в отрасли мне посчастливилось осваивать самые разные направления. В течение 16 лет занимался эксплуатацией. Удалось постоять у пульта различных реакторных установок и атомных блоков, начиная с РБМК на Ленинградской и заканчивая ВВЭР на Калининской АЭС, где вырос до заместителя главного инженера по эксплуатации.
Ленинградские «миллионники» были первыми блоками такой мощности в Европе. Соответствующей автоматики тогда еще не было. Существенно позже стали появляться системы автоматического регулирования и контроля состояния реактора, а в те годы многое было отдано на откуп оператору, и он отвечал за безопасность и правильность управления. И это была, безусловно, очень ответственная работа. Надо было сочетать и понимание физики протекающих в реакторе процессов, и знание и соблюдение действующих инструкций и регламентов. Это была хорошая школа. Описывать сложности того периода — это, наверное, отдельный разговор.
Первая плавучая
Мне посчастливилось поработать организатором, руководителем проекта создания плавучей атомной станции. И то, что сегодня эта станция работает на Чукотке, в Певеке, меня, безусловно, не может не радовать, потому что это проект, который мы начинали с коллегами в самые сложные 1990-е годы. Он получился очень долгим, и для этого было много всяких причин как объективного, так и субъективного характера.
Это была новая идея, в которую мало кто верил. Но собралась группа энтузиастов, работавших, надо сказать, не за страх, а за совесть. О деньгах тогда мало кто думал. И проект получился, на мой взгляд, неплохим. Это было тяжелое время, 1990-е: безденежье, стагнация промышленности. Конечно, заработать на этом проекте никто из нас не мог, да и не собирался. Надо было выжить, у каждого семья, надо было просто что-то приносить домой, какие-то деньги. Но дело не в этом — дело в том, что это был действительно инженерный труд с хорошим интересным результатом. Посмотрим, какой будет судьба этого проекта в дальнейшем. Это любопытно.
Из небытия
Затем довелось поработать в качестве, выражаясь на профессиональном жаргоне, пускача: первый Ростовский блок, третий Калининский — лет семь-восемь ушло на их достройку и пуск. Это был серьезный этап жизни, хорошая школа, когда надо было брошенные в советские времена недостроенные блоки реанимировать, вырвать их, по сути дела, из небытия, достроить и привести их в состояние готовности к эксплуатации. Провести весь цикл пусконаладки, довести до освоения проектной мощности — очень интересная работа. Я благодарен судьбе, что мне удалось поучаствовать в этой работе именно в таком качестве — в качестве руководителя пуска.
Первый блок Ростовской АЭС был, с одной стороны, самым сложным, а с другой — самым интересным проектом. Это был больной блок, потому что его бросили на волне протестов общественности в конце 1980-х годов. Был тогда такой период сложный в нашей жизни, так называемая перестройка, если кто помнит этот термин. Тогда достаточно было влезть на какой-нибудь фонарный столб и прокричать два лозунга: «Долой КПСС!» и «Долой атомную энергетику!» Все! Эти два ключевых лозунга открывали дверь во власть. После этого ты мог стать мэром, губернатором, кем угодно.
И вот на этой волне были закрыты практически все строящиеся станции. Я до сих пор не понимаю, каким чудом четвертый блок Балаковской станции был пущен в 1990-е годы, когда вообще все было заморожено.
Ростовская площадка была брошена в одночасье. Даже не знаю, с чем еще это можно сравнить… «Бушер» — все-таки война, ракетный удар. Здесь же не было никакой войны. Люди работали, работали… А потом вдруг схватили инструмент, переоделись и ушли. И почти десятилетие этот энергоблок простоял в совершенно заброшенном, бесхозном состоянии. Блок, который был построен на 90 %! Монтаж оборудования, трубопроводов был выполнен процентов на 80.
Когда мы пришли туда по команде нашего тогдашнего руководства — Евгения Олеговича Адамова, Евгения Александровича Решетникова и Леонида Борисовича Меламеда, — директором станции приказом и по концерну, и по министерству был назначен Владимир Филиппович Погорелый (царство ему небесное), а руководителем проекта был назначен я.
Самоедство
Как это ни странно, но на станции сохранилась часть того самого коллектива, который десять лет назад готовился к пуску блока. Кто-то ушел со станции, кто-то уехал совсем, но что приятно удивило — многие специалисты остались. И мы задавали себе вопрос: как выживали эти люди? Ведь действительно не было денег.
Все дело в том, что на складе оставалось довольно много оборудования. В момент остановки строительства уже шла комплектация второго блока, может быть, и третьего. Но кое-что и для первого блока еще лежало на складе несмонтированным. Есть, конечно, специфическое оборудование, которое кроме нас никому не нужно, но есть и такие вещи, которые, в принципе, можно продать. Например, кабель, трубопроводы различных марок и размеров и так далее. Что-то выбирали из этого складского хозяйства, писали в Москву, в министерство. От того же самого Решетникова получали разрешение что-то продать. Торговали,
