КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Кузнецов удивлялся: как можно допускать такие хамские шутки? Но вождю они, видимо, нравились. В гостях у Сталина позволительно было незаметно подложить соседу на стул зрелый помидор, а потом весело смеяться, наблюдая, как член политбюро счищает с брюк помидорную жижу.

Живой, открытый и импульсивный Кузнецов так и остался белой вороной среди московского начальства. Он привык в Ленинграде к относительной свободе и образ жизни не менял, дружил с артистами, ходил в театры. Однажды собрался на премьеру, позвонил соседу по даче секретарю ЦК и главному редактору «Правды» Михаилу Андреевичу Суслову: «Давайте сходим вместе, говорят, интересный спектакль». Суслов был поражен: «А вы посоветовались с товарищем Сталиным?»

Сталин сталкивал своих подручных лбами, следуя древнему принципу: разделяй и властвуй. Назначил Кузнецова курировать министерство госбезопасности чисто формально, потому что этим ведомством занимался только сам. Но это назначение сразу же сделало министра Абакумова врагом Кузнецова. В архивах найдены три доноса Абакумова, в которых говорится, что секретарь ЦК Кузнецов не занимается делами, а к нему лично относится с презрением.

Однажды в присутствии Маленкова, Берии и Молотова вождь вдруг стал говорить, что он становится стар и генеральным секретарем партии вместо него может стать Кузнецов, а главой правительства Николай Вознесенский. Сталин не собирался никому уступать свое место, и его слова были поняты правильно. Именно тогда на Кузнецова и другого известного ленинградца Николая Вознесенского стали готовить дело.

Неясно было, как поступить с Андреем Ждановым, который долгое время руководил Ленинградом. Посадить всех ленинградцев, а его оставить на воле нельзя. Но Сталин трогать Жданова не хотел. Имя Жданова было связано с крупными идеологическими акциями вроде постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград». Подозрительная скорая смерть Жданова в 1948 году решила все проблемы.

Валерий Кузнецов говорит, что отец ничего не подозревал, хотя мог бы догадаться, что происходит:

— Однажды отец, приехав с работы, рассказал матери странную историю. Утром в лифте он встретился с Маленковым, поздоровался с ним, а тот отвернулся…

А началось все, казалось бы, с пустяка.

В Ленинграде в январе 1949 года провели оптовую ярмарку. Маленков сигнализировал Сталину: ярмарка проведена без санкции Москвы. Ленинградские руководители самовольничают, ЦК им не указ. Все решают сами, а их покрывают выходцы из Ленинграда — Алексей Кузнецов, Николай Вознесенский и Михаил Родионов, председатель Совета министров России.

Тут, как по заказу, в ЦК поступило анонимное письмо, из которого следовало, что на конференции ленинградской парторганизации фамилии двух-трех руководителей были вычеркнуты в нескольких бюллетенях, а объявили, что они избраны единогласно. Ах, ленинградцы еще и обманывают Москву!

15 февраля Алексея Кузнецова сняли с работы и назначили председателем бюро ЦК по Дальнему Востоку, которое так и не было создано.

Валерий Кузнецов:

— Бюро действительно существовало только на бумаге, но отец нисколько не сомневался, что поедет туда работать, готовился к новому делу, радовался, изучал край. Мы дома читали книжки о Дальнем Востоке.

29 июля 1949 года министр госбезопасности Абакумов направил Сталину сообщение о том, что бывший второй секретарь Ленинградского горкома Яков Федорович Капустин подозревается в связях с английской разведкой. Но собранные на него материалы бывший начальник Ленинградского областного управления МГБ Петр Николаевич Кубаткин приказал уничтожить.

Ныне покойный полковник Федосеев, который в войну служил с генералом Кубаткиным в Ленинграде, опубликовал в газете «Новости разведки и контрразведки» воспоминания.

Кубаткин начал работать в ОГПУ в Одессе после службы в пограничных войсках. Потом его взяли в Центральную школу НКВД в Москве и оставили в центральном аппарате наркомата.

По словам Федосеева, именно Кубаткин, работая в 4-м (секретно-политическом) отделе НКВД, обнаружил документы о Вышинском, который оставил свою подпись на приказе найти и арестовать Ленина. Кубаткин подготовил справку, которая легла на стол Ежова. Ежов отдал справку Сталину, который вызвал Вышинского, и разговор продолжался втроем к неудовольствию Ежова. После воспоминаний о том, как Вышинский и Сталин сидели в Баку в одной тюремной камере, насмерть перепуганного Вышинского отпустили, а Ежов уехал, поняв, что Андрея Януарьевича трогать нельзя.

После устроенной Берией чистки аппарата госбезопасности старший оперативный уполномоченный Кубаткин из секретарей парткома ГУГБ НКВД, сразу стал начальником Московского областного управления.

Аппарат НКВД, вспоминал Кубаткин, лишился старшего состава и состоял из сержантов и младших лейтенантов госбезопасности. В декабре 1938 года в аппарат управления прислали большую группу комсомольских работников Москвы вместо уничтоженных, арестованных и изгнанных. Они окончили годичную школу Главного управления государственной безопасности НКВД.

В конце августа 1941 года Кубаткина перевели в Ленинград начальником управления НКВД.

В июне 1946-го Абакумов назначил генерал-полковника Кубаткина исполнять обязанности руководителя Первого главного управления МГБ (разведка). Кубаткин уверял, что отказывался от этого предложения, говорил, что не справится. Абакумов на него рассердился и через три месяца снял с должности.

Два месяца Кубаткин провел в резерве управления кадров МГБ, а в ноябре того же 1946-го отправился начальником областного управления в Горький.

Когда затеялось «ленинградское дело», в марте 1949 года, Кубаткина уволили из органов госбезопасности «за невозможностью дальнейшего использования и с передачей на общевоинский учет». Его утвердили заместителем председателя Саратовского облисполкома.

Его преемник в Ленинграде, генерал Дмитрий Гаврилович Родионов, раскопал материалы о том, что второй секретарь Ленинградского горкома Яков Капустин в 1935 году, когда он был помощником начальника цеха на Путиловском заводе, стажировался в Англии на заводах «Метрополитен-Виккер». У Капустина как будто бы сложились близкие отношения с англичанкой, которая учила его языку и предлагала остаться. Генерал Родионов доложил, что эти факты «заслуживают особого внимания как сигнал возможной обработки Капустина английской разведкой».

Материалы докладывались первому секретарю обкома Жданову в 1939 году и были сочтены недостойными внимания. Кубаткин материалы оперативного учета приказал уничтожить, поскольку по инструкции не имел права собирать документы подобного рода на партийных работников такого ранга. Теперь это решение было сочтено попыткой скрыть шпионскую деятельность Капустина.

21 июля 1949 года министр Абакумов отправил рапорт генерала Родионова Сталину, и тот дал санкцию на арест Кубаткина и Капустина.

Дело Кубаткина рассмотрело Особое совещание при МГБ, и за «преступное бездействие» ему дали двадцать лет. Но это было лишь начало, потому что его пристегнули к основной ленинградской группе и начали новое дело.

27 октября 1950 года Военная коллегия приговорила Кубаткина к расстрелу, и в тот же день его предали смерти. Осудили его жену и сына-студента, мать и сестру выслали из родных мест как социально опасных…

А Кузнецов и не подозревал, что им уже занимается министерство государственной безопасности. Чтобы его изолировать, недавнего секретаря ЦК вдруг отправили на военную переподготовку. Он с удовольствием надел форму и отправился на военные курсы, все экзамены сдал на пятерки. Преподаватели не могли понять, как к нему относиться.

Однажды в субботу Кузнецову позвонил заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК Матвей Федорович Шкирятов и сказал, что его просит зайти Маленков.

Валерий Кузнецов вспоминает:

— Отец обрадовался, думал: вспомнили о нем, значит, дадут новое назначение, будет работать. Он пошел пешком, до Кремля недалеко. Выйдя на улицу, он оглянулся, помахал рукой, и больше мы его не видели.

Через два с половиной часа в квартире Кузнецовых начался обыск. Кузнецова арестовали прямо в кремлевском кабинете Маленкова и посадили в особую тюрьму, которая принадлежала не министерству госбезопасности и не министерству внутренних дел, а Комиссии партийного контроля при ЦК партии. Особую тюрьму создали в 1950 году по личному указанию Сталина, который и чекистам не доверял.

Организацией тюрьмы занимался сам министр внутренних дел Сергей Никифорович Круглов.

«В 1950-м, — рассказывал потом Круглов, — по указаниям Маленкова, который давал их от имени ЦК партии и со ссылкой на тов. Сталина, МВД было предложено освободить отдельное тюремное помещение, назвать начальника этой тюрьмы, укомплектовать тюрьму надзирателями и вахтерами и в дальнейшем этой тюрьмой не заниматься, так как она будет подчинена ЦК и КПК».