Фомка-разбойник (cборник) - Виталий Бианки

И еще день прошел, а север все дул. Мы вылезали только в тундру – по низинкам – за дичью.

И только к вечеру – как солнцу садиться – ослабел ветер чуть-чуть. Мы воспользовались этими минутами, чтобы проскочить на лодке к «Гусихину».

Однако через полчаса после захода север принялся, казалось, с удвоенной лютостью.

Только к ночи третьего дня он заметно стал терять силу, волны не так уж громыхали в железные бока «Гусихина».

Кочетов предсказал верно: север дул полных трое суток.

Глава одиннадцатая

А из-за моря, моря да моря синего,А из того же раздольица великого,Ай выбегает суденышко малешенько.

Север улегся. – Кочегар. – Пасть Вселенной. – Прощальная песенка Валентина. – Шаланда уходит на север. – Зигфрид освободит Брунгильду. – Вперед.

Утром проснулись в каюте – светло, не качает. Покойствует широкая гладина воды: север кончился.

«Гусихин» давал свистки, делал последние приготовления к отходу.

Я пошел за кипятком, стал в очередь против кочегарки.

В четырехугольном черном провале за загородкой работал молодой кочегар. Размеренным размахом рук он метал в жерло печи тяжелые длинные поленья, в глубине печи взметывался огонь – и светлые волосы кочегара вспыхивали неистовым золотом. Кочегар работал весело, в чистой белой рубахе, в золоте волос.

Накидав дров, он поднял длиннейшую кочергу из чистого серебра и спокойно стал шуровать ею в глубине огненной пасти.

Потом мы с Валентином поднялись на палубу – бросить последний взгляд на Хэ.

Там, на горе около голой рощицы деревянных крестов вились дымки, копошились люди.

Тут начало владений полуночного льдистого океана. Последняя утлая полоска земли, а дальше – только небо да вода. Пустота между ними – разинутая пасть Вселенной. Дунет из нее север – как смертью дыхнет из межпланетных пространств.

Нелегкое, ох нелегкое дело – завоевать Север! Сколько уж смелых человеческих жизней сглотнула эта жадная пасть. И сколько еще сглотнет.

Валентин оперся о перила, меланхолически напевает себе под нос:

Иногда бываетТак больно и обидно:Плывешь, плывешь —А берега не видно.

Одна из моторно-парусных шаланд среди черных лодок распустила паруса, затукала и плавно двинулась в море – прямо на север.

Кто-то маленький на ней замахал нам шапкой.

Мы помахали в ответ.

– Якимыч, – сказал Валентин, – в Ныду поехал.

«Ныда, – подумал я. – Ведь это еще дальше на север. И все-таки там фактория Госторга. И там опять – «берега не видно».

Еще дальше на север, на Ямале, против Тазовской губы – Новый порт. И там люди живут.

Вспомнился моряк, с которым разговорились по дороге сюда. Ведь вот влечет же его чем-то эта жизнь, вернулся назад.

На самом севере Ямала будет эту зиму экспедиция Рыбтреста зимовать: командир с глазами под крылечком, юный радист, кок, Пузатых.

Дальше – необитаемый остров Белый, ледовитое Карское море – и Новая Земля.

На Новой Земле – опять самоеды, две радиостанции.

За Новой Землей снова океан, льды – и Земля Франца-Иосифа. И там уже высадился, укрепился человек: там новая советская радиостанция, самая северная в мире. Планомерно и неотступно человек все дальше проникает на север.

Мне стало вдруг весело:

– Какой же тут Конец Земли?

И разве есть вообще Конец Земли?

Или конец стремлений человека?

Мелькнули опять перед глазами знакомые лица – моряк из Нового порта, капитан Иван Иванович, работник Госторга с ржаными волосами. Вспомнился Комитет Севера в далеком Свердловске и склоненное над синей картой острое лицо Василия Николаевича, и лица астраханцев-ловцов. Все эти лица слились в одно лицо – лицо молодого кочегара в золоте озаренных пламенем волос. И, как песня, встал жизнерадостный образ Зигфрида – теперь такой понятный и близкий образ.

И так сразу спокойно и ясно стало: нет человеку конца, одолеет новый человек Север, освободит закованную в холодные латы Брунгильду от тысячелетнего сна. Он под самым полюсом пшеницу посеет, пустит там ребят ползать и сладкую выведет для них землянику.

Разинутая пасть Вселенной – только ворота в неизведанное.

Оторвется новый человек от родной Земли, полетит в ракете Циолковского в эфир, через межпланетную пустыню – открывать новые небесные земли.

Весело проводил я глазами на всех парусах уходящую в открытое море черную шаланду.

Она стала величиной с лодочку, потом с орех, потом со шляпку гвоздя – и ушла – как гвоздь вколотили – в прямую тонкую линию, разделившую воду и небо.

В рубку прошел командир.

Он открыл деревянный ящик и взглянул на хронометр. Я видел, как черная тонкая стрелка прыгнула по белому лицу циферблата – точь-в-точь как на больших вокзальных часах в Ленинграде.

Командир быстро занес что-то в судовой журнал и наклонился к трубке в машинное.

– Вперед, – сказал командир.

Железный «Гусихин» вздрогнул, послушно повернулся и медленно пошел от берега.

Страна зверей

Без человека

Поднимается, встает волна-небоскреб и падает, дальше встает и дальше падает. Идет дни, идет недели, месяцы: от южных полярных вод через горячий пояс тропиков в ледяные широты севера. Тысячи, тысячи километров воды, нигде ни краю, ни конца – Великий океан.

И вдруг впереди торчит из пучины черная спина камня. Волна не замедляет и не прибавляет ходу. Тяжкой водяной грудью спокойно нацелилась в черную спину: смахнуть и двинуться дальше, дальше, дальше.

Пала, ударила в камень и разбилась. И бегут потоки, бегут струи, огибают неподвижную каменную спину.

Другая, новая волна бьет в черный камень и разбивается.

Волна за волной бьет в камень. Его без устали грызут бешеные буруны.

Камень стоит.

Проходят лета и зимы. Проходят столетия.

Проходят сотни тысяч лет.

А камень стоит.

Медленно-медленно выпирают его из глубины океана подземные силы. Иногда толчками. Тогда по камню пробегает судорога, он вздрагивает, как живой.

На нем целая страна – горы и долины. Зимой их заваливает снегом. Летом низкая тундра долин обрастает, как шерстью, травой. Трава выше леса: деревья тут чуть поднимаются над землей.

Летом в речки и озера из океана идет рыба. Она так густо набивается в реки, что вода выходит из берегов.

Миллиарды морских птиц покрывают прибрежные скалы.

Но главное в этой стране – звери.

Сухопутный зверек – голубой, остромордый, пушистый. С лису ростом. Он роет норы в сухой тундре, многотысячными стаями шатается по берегам.

Длинный, узкий, как обрывок громадной змеи, ныряет в волнах толстомордый зверек. Стадами играет в воде. Карабкается на скалы короткими перепончатыми лапками, к груди прижимает детеныша.

Летом выползают из воды бурые звери ростом с человека, с ушами, свернутыми трубочкой, с плоскими культяпочками вместо ног. Ковыляют по суше с трудом. Их миллионы. Они необозримыми стадами лежат на прибрежном песке и камнях, выводят гладких черных детенышей. Осенью с ними уходят в воду – исчезают до весны.

Иногда в воде замелькают вдруг косые черные плавники, черные спины зверей, похожих на громадных акул, и тогда все другие морские звери спешат выбраться на берег.

А в мелкой воде под берегами, в подводных лугах спокойно пасутся стада огромных неповоротливых животных беловатого цвета. Их безногие тучные детеныши лениво сосут под водой молоко матерей.

Днем и ночью, зимой и летом гремит океан. И на радость голубым сухопутным зверькам волны с разбегу вываливают на берег богатую поживу: трупы огромных морских чудовищ, груды рыб, всякую мелкую подводную живность и съедобные водоросли.

Давно уже кипит людская жизнь по берегам океана. Воды его по всем направлениям бороздят лодки и корабли. Мореплаватели составляют карту океана; каждой части его, каждому месту на нем, каждому животному в нем дают свои имена.

Но долго еще они не подозревают об одиноком зверином камне.

Он скрыт зимой снежными вьюгами, летом – дождями и туманами. Редко-редко выглянет солнце, осветит неподвижную черную спину среди сверкающей воды.

У камня нет имени.

Нет имени и у его зверей.

И звери живут хорошо.

Встреча

В 1741 году судно командора Беринга заблудилось в Великом океане, потеряло в тумане другое судно и сослепу наткнулось на неизвестный остров.

Командор Витус Беринг – в России звали его попросту Иван Иваныч – вел экспедицию, задуманную еще Петром Первым. Задача была – выяснить, отделена ли проливом на севере Азия от Америки. Выполнить эту задачу командору Берингу не пришлось.

Страшная буря долго валяла корабль по волнам. Больные моряки совсем выбились из сил. Когда увидели черный камень впереди, решили, что погибли.