Государыня - Александр Антонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я позвал вас по государеву важному делу. Прибыли ко мне в полночь гонцы из Польши от Елены Ивановны и принесли весть о кончине короля и великого князя Александра — нашего зятя. Королевство и княжество осиротели. Как мы отзовёмся на эту утрату? Вот мой вопрос к вам, достойные мужи.
Сказанное великим князем по–разному отозвалось в душах собравшихся, но всех озадачил его вопрос. И впрямь, как отозваться россиянам на несчастье соседнего государства, потерявшего монарха? Однако умные головы, собравшиеся у великого князя, поняли, что гонцы прибыли на Русь не как представители Польши и Литвы, а как служилые люди королевы и великой княгини Елены. Пришедшим на совет надо было знать, какой помощи она себе ждёт. Родившийся у них вопрос выразил, как единое мнение, князь Иван Патрикеев:
— Государь–батюшка, тебе, поди, ведомо, какую помощь от россиян жаждет получить королева Польши? Просвети нас.
— Она ничего не просит, лишь сообщает о смерти супруга и предупреждает, что трон Литвы и Польши может быть отдан принцу Сигизмунду. Он неё наш ярый враг и, видимо, пойдёт на нас войной, чтобы вернуть земли, отошедшие при Александре. Потому не следует ли нам опередить Сигизмунда и уже сегодня начать собирать рать и вести её в литовские пределы?
— Ты, государь–батюшка, самодержец. Как повелишь, так и будет, — почёл речь Иван Вельский. — Одно скажу: мы пойдём освобождать русские земли и никто нас не осудит. Мы получим согласие Боярской думы и благословение церкви.
Василий остался доволен словами, сказанными Вельским, но отважился задать вопрос, не питая никаких надежд получить поддержку единомышленников. Великий князь Василий спросил:
— Я хочу получить трон в Кракове и слить Польшу и Литву в единое государство с Русью. Что вы об этом думаете?
Василий с острым волнением ждал ответа на своё заявление. Вельможи, однако, словно лишились дара речи и молчали. Ни у кого не было желания первым выразить какое‑либо мнение о столь дерзновенном помысле великого князя. Каждый из них подумал, что Василий Иванович перехлестнул через край, что такой пирог, как Польша и Литва, ему не проглотить. Да и не божеское это дело — вести захватническую войну. По–другому же никто это стремление государя не обозначил.
Молчание затягивалось, государь уже нервничал. Он встал, прошёлся по покою, и всем показалось, что он сейчас сорвётся и накричит на них за то, что они своим молчанием выражают протест его желанию. И всё-таки среди умнейших нашёлся самый мудрый и смелый человек, молодой радетель за Русь, боярин Михаил Колычев. Он встал, перекрестился на образ Божьей Матери и спокойно, убедительно заговорил:
— Государь–батюшка, погаси в себе несбыточное желание. Русь никогда не жаждала вести захватнические войны, да она и не в состоянии это сделать. Нам бы при твоём великом радении за Русь вернуть сейчас, да–да, сейчас, в благоприятное время, те русские области и города, кои находятся под игом Польши и Литвы. В этом мы тебя поддерживаем и готовы хоть завтра отправиться в поход к Смоленску, к Полоцку, к Минску и к другим русским городам. И мир нас не осудит. Тем самым ты, государь, продолжишь дело отца и сестры Елены, исполнишь чаяния россиян за рубежами державы и поддержишь дух вдовствующей великой княгини Елены Ивановны, которая, то тебе ведомо, как никто другой, хорошо порадела за возвращение русских земель в минувшей войне четыре года назад. Так ли я говорю, други?
Ему никто не ответил, но в душе согласились все.
По–своему, однако, уразумел молчание бояр и князей великий князь и счёл, что они с Колычевым не согласны. Все они помнили, что в 1503 году Александр Казимирович и Иван Васильевич подписали договор на шесть лет. По этому договору под власть Москвы на «перемирные лета» отходили Стародубское и Новгород–Северское княжества, земли князей Мосальских и Трубецких, а также ещё двадцать пять городов и семьдесят волостей — почти треть земель Литовского княжества. Условия перемирия Василий Иванович помнил, как кириллицу. Знал великий князь и всю важность для Руси добытых городов и земель. Теперь ему стоило только обнажить мечи и ворваться за рубежи сопредельного государства, как его сочтут нарушителем договора и по закону о перемирных годах лишат земель и городов, приобретённых пролитой кровью россиян. Нет, того не будет. Пусть Сигизмунд лезет на Русь! Тогда уж!
В этот миг великий князь поблагодарил в душе молчавших вельмож. Их безмолвие пошло во благо ему. Он вытянул ноги из пучины, в которой чуть было не утонул, и у него посветлело на душе. Он оказался способен на добрые дела. Василий произнёс:
— Спасибо вам, мои советники, за то, что вы промолчали, когда от вас ждали слова Колычев и я. Я разобрался во всём лучше, чем ежели бы вы выразили своё мнение. Вот уж, право, не ожидал от себя такой прыти! — Василий развёл руками и улыбнулся. Он подошёл поближе к вельможам, продолжая доверительно: — Думаю, что нам пора послать послов в Краков и выразить Сигизмунду соболезнование в связи со смертью брата. Потому поручаю князю Ивану Патрикееву, а с ним и Миколе Ангелову съездить в Краков, передать несколько слов сестрице Еленушке, а каких, о том пока не поведаю.
К ночной тьме подкрадывался рассвет, когда советники великого князя покинули кремлёвские палаты.
— И чего это поднял нас государь среди полуночи? — передёрнув плечами от прихлынувшей утренней свежести, заметил князь Патрикеев. — Теперь и отоспаться некогда, в путь пора собираться.
— С Миколой Ангеловым в дороге и отоспитесь, — заметил Иван Овчина.
Однако промыслом Божьим ни Ивану Патрикееву, ни Миколе Ангелову не удалось выполнить повеление государя Василия. Претерпев огромные трудности в пути, связанные с осенней распутицей, и добравшись, наконец, до Кракова, послы узнали, что принц Сигизмунд давно пребывал в Вильно. Не оказалось в Кракове и вдовствующей королевы Елены: она уехала в Вильно раньше Сигизмунда.
Попав в незавидное положение, князь Иван Патрикеев попытался встретиться с кем‑либо из влиятельных вельмож и прощупать почву, на какую ему предстояло ступить в погоне за Сигизмундом. Но Патрикееву не потребовалось кого‑либо искать. Он сам был найден очень заинтересованным лицом в делах Руси и Польши — архиепископом Радзивиллом. Его услужители нашли русское посольство на постоялом дворе и от имени архиепископа пригласили в его палаты князя Патрикеева. Радзивилл принял русского посла почтительно. Они посидели за трапезой, выяснили, что семь лет назад лишь чудом не встретились в сражении на Митьковом поле.
— О–хо–хо, — вздохнул князь Патрикеев, — кому‑то из нас не довелось бы сидеть за этим столом.
— Истинно так. Выходит, Всевышний к нам благоволит. Ну так поведай, сын мой, князь Иван, с чем пожаловал к нам. Говорю тебе, что принца и канцлера нет, они в Вильно и только со мной ты можешь поделиться российскими заботами.
Радзивилл хорошо говорил по–русски, и собеседники не испытывали трудностей в общении.
— Наши заботы прежде всего о принце Сигизмунде.
— Я подозреваю, что ваши заботы переплетаются с нашими.
— Скорее всего так. Ведомо нам, что принц Сигизмунд холост и неравнодушен к вдовице Елене. Брат Елены, великий князь Василий, благословил бы её на этот брак, ежели Сигизмунд попросит её руки через год. С этим мы и пожаловали в славный Краков, чтобы заручиться его словом.
— Преград много к тому супружеству, — сухо и с некоторым отчуждением произнёс Радзивилл.
— Полно, святой отец, какие могут быть преграды! А ежели и возникнут, так мы их…
— Не горячись, сын мой. Скажу тебе, что главная преграда — в вероисповедании княгини Елены. Она непоколебима в своей вере. На костёр взойдёт, но не предаст её.
— Ну полно, святой отец. То волей батюшки она крепко стояла в православии. Ныне батюшка её в небесных кущах. Мы же с добрым человеком Миколой Ангеловым поедем в Вильно и уговорим вдовицу Елену креститься в латинскую веру.
— Не тешь себя надеждами, светлый князь. Мне ли не знать княгиню Елену, с которой мы бились десять лет! Да я бы тебя посаженным отцом взял, если бы ты вдовицу побудил к латинству.
Отдохнув два дня в Кракове, Иван Патрикеев и Микола Ангелов покинули город и отправились в новое дальнее странствие. Той порой события развивались не в лучшую сторону для князя Ивана Патрикеева. Заметил он ещё на пути к Кракову, что его спутник Микола Ангелов день за днём тает, как свеча. Когда послы выехали из Кракова и двинулись к Вильно, неведомая болезнь совсем подточила здоровье доброго человека. Князь едва довёз его до мужского монастыря под Гродно и отдал в руки милосердной братии на излечение. Проведя два дня в монастыре, Иван Патрикеев услышал от мудрых престарелых провидцев Аникиты и Зосимы, что болезнь у Миколы возникла от сильного душевного расстройства. Тому угнетению души было отчего возникнуть. Провожая Ангелова в Краков, государь сказал ему в напутствие всего- то несколько слов: «Ты, раб Божий Микола, идёшь встречь великому князю, так вот запомни моё повеление: приведи мою сестрицу Алёну в католическую римскую церковь, чтобы вольно вышла замуж за короля Сигизмунда. Знаю, ты можешь одолеть её волю красным словом. Не исполнишь моего повеления, на Русь не являйся. Переступишь рубеж, в смрадном подвале сгною». Это были первые ростки жестокости великого князя Василия. Позже они расцвели махровым цветом.