Седьмая чаша - К. Сэнсом

— Знал ли Годдард, что Кантрелл донес на него?

— Нет, я ему об этом не сказал.

— Чтобы умирали новые люди? — укоризненно спросил Харснет.

— А хоть бы и так! Я выполнял приказ лорда Кромвеля. Как вам, должно быть, известно, это был не тот человек, которого можно было ослушаться.

Настоятель подался вперед. Уверенность вернулась к нему.

— И королю не понравится, если вспыхнет новый скандал, связанный с Вестминстерским аббатством. Даже сейчас. Я повиновался лорду Кромвелю потому, что он в то время был всемогущим, хотя его радикальным религиозным убеждениям я никогда не симпатизировал. Но уже тогда я знал, что он зайдет слишком далеко и, воспользовавшись этим, враги Кромвеля низвергнут его. Что, собственно, и произошло. А теперь мы постепенно даем задний ход.

— Значит, вы всегда поворачиваетесь по ветру, — констатировал Харснет.

— Лучше поворачиваться по ветру, чем качаться на ветру, как случилось со многими.

Настоятель направил на коронера похожий на обрубок палец.

— Королю ничего не известно? Ни про убийства, ни про убийцу, которого вы ищете? Я наводил справки — о, не волнуйтесь, очень осторожно! Король не обрадуется, узнав, что архиепископ Кранмер держит его в неведении, когда повсюду поднимает голову измена.

Бенсон обратил свой взгляд на меня.

— Ваши поиски идут ни шатко ни валко. Похоже, вы попали в серьезный переплет, мастер горбун. Вы же не захотите вывести короля из себя во второй раз?

Не обращая внимания на Бенсона, словно его тут не было, Харснет повернулся ко мне.

— Что нам это дает? — спросил он. — Может быть, убийца — кто-нибудь из их бывших пациентов, которых они изуродовали, лишив зубов?

— Сомневаюсь, — ответил я. — Их пациентами были бедняки, совершенно беспомощные, забитые люди. И все же тут есть какая-то ниточка. Должна быть.

— Это определенно Годдард, — сказал Харснет. — Он выбирает жертв из тех, кого знал.

Коронер посмотрел на настоятеля.

— Вы рассказали нам все?

— Все. Клянусь своим саном настоятеля Вестминстера.

— Знаю я, чего стоит такая клятва, Сэмюель, — откликнулся Харснет голосом, полным сарказма.

Бенсон пронзил его испепеляющим взглядом и обратился ко мне:

— Мне что-нибудь угрожает?

— Не думаю, сэр. Все предыдущие жертвы так или иначе имели отношение к религиозному радикализму, а потом порвали с ним. Но вы, сэр, всегда были, гм, приспособленцем, если мне будет позволено так выразиться.

— Я всегда был практичным человеком, господин горбун.

Выйдя из дома настоятеля, Харснет покачал головой.

— Мы ни на шаг не продвинулись вперед, — сказал я.

— Но мы хотя бы знаем, насколько жестокими и бессердечными могли быть Годдард и Локли. Почему только Бенсон не рассказал нам про эти махинации раньше? Ведь он знал, что ему ничего не грозит.

Я не ответил, думая о том, что агрессивный тон, который с самого начала избрал Харснет в общении с настоятелем, не помог. Им двигала антипатия к этому человеку. Но в некоторых случаях, общаясь с политиками, нужно вести себя так же, как они: подстраиваться, прикидываться, изображать дружелюбие.

— И почему нам не рассказал об этом Кантрелл? — продолжал вопрошать Харснет.

— Думаю, потому, что он был слишком напуган, — ответил я. — Тем более что после того, как он поведал об этом Бенсону, все равно ничего не изменилось. Интереснее другое: что он расскажет нам теперь? Мы даже можем оставить здесь лошадей, поскольку он живет в нескольких шагах отсюда. Вернее, не живет, а существует.

Мы перешли через дорогу и подошли к полуразвалившейся плотницкой мастерской.

— Я не вижу охранника, — удивился Харснет.

— Зная Кантрелла, могу предположить, что он отказался от его услуг.

— Значит, нужно заставить его согласиться.

— С этим я согласен.

Мы постучали в дверь, и через несколько секунд она отворилась.

— Это опять вы, сэр, — без всякого энтузиазма протянул Кантрелл.

Он перевел взгляд на Харснета и спросил:

— А это кто такой?

— Я помощник лондонского коронера, — довольно миролюбиво сообщил Харснет. — Мастер Шардлейк работает вместе со мной. Мы хотели посмотреть, как вы тут поживаете, и надеялись увидеть охранника.

— Он на заднем дворе.

— Мы можем войти?

Сутулясь больше обычного, Кантрелл провел нас по грязному коридору в запущенную маленькую каморку с гордым названием гостиная. Здесь, как и прежде, стоял затхлый запах немытого тела и тухлятины. Через починенное окно я увидел во дворе дородного мужчину, который сидел на перевернутом ящике и ел хлеб с сыром.

— Я не хочу, чтобы у меня в доме находился посторонний человек, — сообщил Кантрелл, заметив, куда я смотрю. — Пусть, если угодно, остается там.

Рядом со столом валялись осколки разбитой тарелки, по полу растеклась похлебка.

— Мой ужин, — уныло пояснил Кантрелл. — Я уронил тарелку, когда вы постучали.

— Вам следует лечить глаза. Помните, я говорил, что у меня есть знакомый врач, который проконсультирует вас бесплатно?

Я уже решил, что сам заплачу Гаю. Если я могу сделать это для Билкнэпа, смогу и для нищего Кантрелла.

Некоторое время Кантрелл молча смотрел на меня, а я гадал, что за болезнь столь пагубно сказалась на его зрении.

— Я боюсь, сэр. А вдруг он скажет, что я ослепну? — признался молодой человек.

— Но возможно, он скажет, что вам просто нужны другие очки. Давайте я договорюсь о приеме?

Не ответив на мой вопрос, Кантрелл мотнул головой в сторону окна и угрюмо спросил:

— Долго еще этот человек будет здесь торчать?

— Возможно, некоторое время вам придется потерпеть его общество, — вступил в разговор Харснет. — Должен сообщить вам, что Фрэнсис Локли пропал без вести, а женщина, с которой он сожительствовал, убита. Тот человек, который проник в ваш дом… Это мог быть Локли?

От удивления у Кантрелла открылся рот.

— Нет, — ответил он, — это не мог быть Фрэнсис. Локли — низенький, а тот, кто вломился сюда, был высоким. Годдард тоже был высоким.

— С большой бородавкой на носу, как сообщил мне мастер Шардлейк.

— Да.

— А после того, как ты врезал ему палкой, у него вдобавок ко всему еще и голова разбита, — с одобрением в голосе вставил Барак.

— Не знаю, не знаю! — с неожиданным раздражением воскликнул Кантрелл. — С какой стати вы заявились сюда целой гурьбой и задаете мне все эти вопросы? Я не понимаю, что происходит, и хочу только одного — чтобы меня оставили в покое и больше не приставали.

Харснет посмотрел на бывшего монаха долгим внимательным взглядом.

— Мы только что были у аббата Бенсона, — заговорил он, — и тот рассказал нам про махинации, которыми занимались Годдард с Локли, выдирая зубы у пациентов, находившихся под действием двейла. По его словам, он узнал об этом от вас.

— Почему вы сразу не рассказали мне об этом? — спросил я.

Кантрелл обессиленно плюхнулся на стул.

— Значит, вот почему доктор Годдард решил со мной расправиться? Потому что я его выдал?

— Настоятель Бенсон не сообщил об этом Годдарду, — сказал я. — Но почему вы утаили это от меня?

— Один раз я уже рассказал об этом настоятелю, и много мне это дало? Я всегда подозревал, что доктор Годдард догадывается о том, что я сделал. Он даже намеком не дал мне этого понять, но после того случая стал со мной еще более груб.

Молодой человек глубоко вздохнул.

— Когда пытаешься поступать правильно, из этого обычно не выходит ничего хорошего. Лучше оставить все как есть.

Он поднял на нас свои большие водянистые глаза за толстыми линзами очков.

— Знаете, они ведь забирали зубы не только у пациентов. Среди нищих и уличных торговцев быстро распространилась молва о том, что молодые люди могут получить деньги за то, что у них быстро и безболезненно вырвут зубы.

Мне вдруг невольно вспомнилась молодая привлекательная нищенка, которую я видел накануне.

— Доктор Годдард мог выбрать любого. Меня удивляло, что никто из представителей власти не знал, какой новый источник дохода нашли нищие. Впрочем, чему тут удивляться! Власти вообще не замечают бедняков.

Кантрелл погрузился в молчание, уставившись в грязный пол.

— Мне нужно перемолвиться парой слов с охранником.

Харснет посмотрел на Кантрелла, сочувственно покачал головой и вышел в заднюю дверь. Поговорив с мужчиной во дворе буквально несколько секунд, он вернулся.

— За то время, пока он находится здесь, ничего подозрительного не произошло. Но он недоволен тем, что его не пускают в дом. Ему даже спать приходится в сарае, набитом всяким плотницким инструментом. Почему вы не впускаете его, мастер Кантрелл?

— Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — повторил тот.

Я испугался, что он сейчас ударится в слезы, и положил ладонь на руку Харснета. Мы поднялись и вышли из гостиной. В дверях я повернулся и сказал Кантреллу: