Мифы и легенды Древнего Востока - Александр Немировский

Поединок

И вот они ринулись настречу друг другу на колесницах, влекомых белыми конями, при оглушительных звуках раковин и рогов. Вот они сошлись, как два гималайских слона, соперничающих из-за слонихи, как туча с тучей, как гора с горой, если бы такое можно было вообразить. Оба воинства отошли в сторону, чтобы наблюдать величайший из поединков, которые знала земля.

От туч и облаков мгновенно очистилось небо. Теперь они не мешали богам и небогам быть свидетелями необычной схватки. Их взоры были устремлены вниз. Небоги, пуская слюни, вопили от нетерпения:

— Карна! Рази Арджуну!

Боги кричали:

— Вперед, Арджуна! Не уступай!

Сперва Карна поразил Арджуну десятью великими стрелами. Арджуна выпустил столько же стрел и ранил Карну в бок. Оба, не чувствуя боли, продолжали сражаться, стремясь поразить друг друга в самые уязвимые места.

Видя, что брат в первые мгновения боя не добился победы, преисполнился гнева Бхима. Закусив губу, приплясывая на месте от нетерпения, крикнул он Арджуне:

— Как случилось, что Карна первым поразил тебя десятью стрелами? Или ты тотчас же предашь его смерти, или я сам убью его этой палицей.

— Немного терпения, брат, — отозвался Арджуна, не оборачиваясь. — Сейчас я кликну грозное волшебное оружие. Оно даст мне победу, если, конечно, будет на это воля богов.

Гандива, знавшая свое имя, явилась на клич. Но и у Карны была смертоносная, огненная, ярко полыхающая, гладко отполированная, змееголовая, полная жгучего яда стрела по имени Болахана. Сын Солнца давно уже берег ее на случай встречи с Арджуной, лелеял ее в золоченом футляре, как любимое дитя, и воздавал ей почести, как божеству.

Едва Карна наложил свое детище на тетиву, как один из царей крикнул ему:

— Не достигнуть этой стреле шеи Арджуны. Отыщи лучше другую.

Глаза Карны налились кровью от гнева, и ответил он, изготавливаясь к выстрелу:

— Знай, что Карна никогда не прицеливается дважды!

Заметив, что Карна отпускает тетиву, могучий Кришна, стоявший на колеснице Арджуны как возничий, уперся обеими ногами в ее днище. И увязла глубоко в землю колесница. Поэтому стрела угодила не в шею Арджуны, а в украшавшую голову диадему.

И пала превосходнейшая из диадем на землю, словно Солнце с горы заката. Но Арджуна немедленно повязал голову куском белой ткани и воссиял, словно гора Восхода. И, натянув лук до самого уха, пустил он в Карну яростную, как ядовитая змея, стрелу. Пробив нарядный доспех Карны, она испила его крови и с красным оперением ушла в землю.

И долго еще поражали они друг друга стрелами. Но вдруг колесница Карны глубоко увязла в земле.

— Погоди, Арджуна! — крикнул он своему противнику. — Видишь, что случилось с моей колесницей. Дай мне вытащить колеса! Помни заповеди дхармы! Повремени!

Арджуна, возвышаясь на колеснице, отвечал с гневом:

— Не вовремя ты вспомнил о дхарме! Почему ты забыл о ней тогда, когда в зал собрания втащили Драупади в одном единственном одеянии, когда ты вместе со всеми насмехался над нею?!

И опустил голову Карна, готовясь умереть. Но не смог поднять лука Арджуна, не смог натянуть тетиву. И тогда сорвалась, не ожидая приказа, стрела, свирепая, кровожадная, нетерпеливая. Она сама выбрала место, не защищенное панцирем. Упал Карна, обливаясь кровью.

Но и распростертый на земле, Карна был прекрасен, как закатное Солнце в венце своих лучей. Тот, кто был велик душой, кто готов был отдать другому все свое достояние и даже жизнь, ушел на небеса, унося вместе с собою последнюю надежду Кауравов на победу.

При виде тела Карны прервали бег ручьи и реки, омраченное Солнце склонилось к закату, и планета конца света, детище Ямы, заняла в зените предназначенное ей место. От ее нестерпимого жара задымились стороны света, раскололся небосвод, возопила земля, взволновались океаны, заколебались горы.

Арджуна, все существо которого было пронизано ликованием победы, ничего этого не замечал. Он мчался по разрытому колесами полю боя на своей колеснице, громкозвучной, как скопище туч, сверкающей, как Солнце горных высот, как месяц небесный, как горный хрусталь. Он поднес к воспаленным губам белую, обтянутую золотой сеткой раковину. То же сделали и его братья Пандавы. Раздался оглушающий звук раковин. Услышали его Кауравы и в ужасе покинули поле боя.

Смерть Дурьодханы

Весть о гибели Карны потрясла Дурьодхану. Он упал на землю и мог быть принят за мертвого. В его воспаленной памяти проносились сцены недавней битвы. Одна неудача за другой. Гибель Бхишмы, Дроны, Карны. Это были самые близкие друзья и лучшие воины. Их некому заменить.

Внезапно голова, руки и ноги Дурьодханы содрогнулись и затряслись мелкой дрожью. Это была лихорадка. Ведь он был тяжело ранен. «Война проиграна, — подумал он. — Но ведь она не была бесполезной. Сколько тысяч недругов я отправил в царство Ямы!»

Эта мысль придала Дурьодхане силы. Поднявшись, он вырвал несколько впившихся в тело стрел и побрел подальше от места битвы. «Нет, это не бегство, — успокаивал он себя. — Дурьодхана никогда не был трусом. Я ухожу, чтобы вернуть силы и снова вступить в бой».

Впереди резко закричали утки. «Там, должно быть, озеро, — догадался Дурьодхана. — Боги послали мне его, желая вернуть меня в бой».

Увидев блеск воды, он прибавил шагу, и вот он уже на берегу. Соскользнув в воду, он побрел, увязая в песке. Вода была ледяной, но Дурьодхана не ощущал холода, так пылало его тело, так велика была жажда возвращения к жизни и к битве.

Дойдя до места, где вода доходила до горла, Дурьодхана замер. Одна из уток, приняв острие шлема за тростник, опустилась на голову царя.

И пришли на озеро охотники. Один из них натянул лук, чтобы сразить утку, сидевшую на возвышении, и увидел, что возвышение — это голова Дурьодханы. Охотник отошел, чтобы не спугнуть добычу, и поспешил к Пандавам, поняв, что давняя его мечта о богатстве близка к осуществлению.

Так Пандавы оказались у озера и сразу увидели голову Дурьодханы.

— Что же ты, храбрец, — воскликнул Арджуна, — доведя свое войско до гибели, скрылся в воде, как змея? Выходи!

Но Дурьодхана даже не пошевелился.

— Вас много, а я один, — проговорил царь.

— Мы не нападем на тебя скопом, — сказал Юдхиштхира. — Выбирай, с кем хочешь сразиться. Если победишь, то я тебе обещаю, что вступишь на царство, а если будешь побежден, возродишься на небе. То и другое почетно.

— Пусть будет так, — сказал Дурьодхана. — Я буду биться с одним из вас, не конным, а пешим. Оружие мое — палица.

— Что ж, выходи! Но знай, даже если тебе придет на помощь сам Индра, живым из битвы не выйдешь.

И поднялся Дурьодхана из воды, как огнедышащая гора, такая в нем кипела ярость. Палица в его руке сверкнула, словно ее взметнул сам Яма. Израненный, но не сломленный, он вышел на берег и крикнул:

— Кто первый?

— Я, — ответил Бхима, выступая вперед. — Вспомни, Дурьодхана, что я обещал тебе много лет назад в твоем дворце, когда ты оскорблял Драупади. Теперь это исполнится.

В воздух взлетели палицы, и началась такая великая схватка, что в движение пришел весь мир. Из пустыни подули песчаные вихри, на воды с расколовшегося неба упали молнии. Как в припадке затряслась земля.

От первого могучего удара Дурьодханы Бхима упал на колени. Ликуя, нанес Дурьодхана своему врагу еще один удар в висок. Лицо Волчебрюхого залилось кровью, но и вслепую он нанес ответный удар. Дурьодхана рухнул, как гора, поднимая столбы пыли, но сразу же встал.

— Я вижу, — проговорил Юдхиштхира, — что в честном бою Бхиме не справиться с Дурьодханой. Тут нужна хитрость.

И стал Бхима кружить по полю, отскакивая то вправо, то влево. Ведь он был моложе, чем Дурьодхана, и менее изранен. Улучив момент, он кинул в своего противника палицу, но царь отскочил в сторону и в свою очередь нанес Бхиме удар по голове. Но удар не свалил героя. Подобрав свою палицу, он возобновил бой. Избегая нового удара, царь подпрыгнул, и удар пришелся ниже живота. Раскололись бедра. Дурьодхана упал на землю. Духи смерти, многорукие, многоголовые, уже приближались к нему.

Издав торжествующий рев, Бхима вступил на тело врага и стал совершать на нем победную пляску.

— Прочь, Бхима! — закричал Юдхиштхира. — Это царь и твой брат. Он пал в честном поединке, утратив царство, братьев, соратников. Позорно оскорблять поверженного.

Когда пристыженный Бхима отступил, как побитая собака, Юдхиштхира склонился над умирающим.

— Не гневайся на нас, царь, — сказал старший из Пандавов проникновенно. — Не по своей воле вступили мы с тобой в сражение. Нас направляла судьба. Ее удары испытал ты за то, что презрел пути дхармы.

Дурьодхана, кажется, уже не расслышал этих слов. Его могучее тело корчилось в предсмертных судорогах.