Неправильное воспитание Кэмерон Пост - Эмили М. Дэнфорт

– Я остаюсь в «Обетовании».

– Знаешь, среди них есть и неплохие варианты. Был один… Рэй, ты не помнишь, где мы видели комплекс для занятий водными видами спорта? – спросила она.

– Кажется, в Южной Дакоте. У тебя же осталась брошюра? – Он улыбнулся мне: – По-моему, там здорово.

– Да, в Южной Дакоте. Там есть открытый бассейн и озеро. Они еще…

– Нет. Я остаюсь в «Обетовании».

– Хорошо, тебе решать, – сказала Рут.

– Сомневаюсь, – фыркнула я в ответ.

– Ты только что сообщила нам, что ты выбираешь, – пояснила Рут.

– Из тех жалких возможностей, которые мне предоставлены, – огрызнулась я, но Рут явно была готова к тому, чтобы предложить моему вниманию другие летние лагеря, поэтому я добавила лишь: – Знаешь, мне все равно. Этот так этот. – А потом со страхом спросила: – А что насчет следующего года? Я имею в виду школу?

– Посмотрим, что будет летом, – ответила Рут. – Пока подождем.

* * *

Наши молодожены уехали встречать Новый год куда-то в центр, так что мы с бабулей заказали пиццу, приготовили большую миску попкорна и уселись перед телевизором смотреть новогодний выпуск на CBS, а не традиционный концерт, потому что у бабули с давних пор имелся зуб на Дика Кларка[38]. Что-то он такое сделал у себя на программе задолго до моего рождения. Но мне так даже больше нравилось. Я смотрела телевизор впервые за многие месяцы, к тому же ожидалось, что там появятся Pearl Jam[39] и U2.

– У меня есть для тебя еще подарочек, – сказала бабуля, когда мы накрывали в гостиной. В руке она держала стопку одноразовых тарелок и салфетки, и я думала, что мы уже всё принесли, но потом, расставив тарелки на кофейном столике, она положила туда же пухлый конверт. – Это не от меня, я лишь сохранила его для тебя.

Я взяла конверт. Обратный адрес был напечатан на фирменной наклейке, в углу стояла массивная серебряная монограмма ММК. Судя по всему, отправитель находился в Калифорнии.

– Марго, видимо, больше не в Германии, – сказала я, вспоминая наш обед и украденные фотографии. Сколько же воды с тех пор утекло.

– Я не знаю, что там, – заговорила бабуля, – но я подумала, что Рут, возможно, не захочет тебе это передавать, а ведь Марго так дружила с мамой. Оно пришло около недели тому назад, я нашла его первой и припрятала. Открой, а я удостоверюсь, что в нем нет ничего запрещенного. – Она заговорщицки подмигнула мне.

– Ну ты и лиса, бабуля, – хмыкнула я.

– Сама ты лиса, – ответила она.

Внутри оказался тот самый справочник девочки-скаута, о котором Марго упоминала во время нашей встречи, а еще – милое письмо, где она сожалела, что мы потеряли друг друга из виду, от души желала всяческого блага и выражала надежду на скорое возвращение в Монтану. Она прислала мне три сотенные купюры, которые были распластаны между страницами в середине книги, так что я наткнулась них, листая справочник во время рекламы. К тому времени бабуля уже легализовала мое владение этим подарком, сказав «не вижу причин, почему бы тебе не оставить эту книгу», так что я не сообщила ей о находке.

Банкноты были вложены между страницей, на которой перечислялись требования к скауту-факелоносцу, и стихотворением – во всяком случае, я решила, что это стихи, ну или мантра, – под названием «Мечта факелоносца». Учитывая длину текста, стихотворение просто-таки дрейфовало по белому бумажному океану. Звучало он так:

Тот свет, что получил когда-то,

Мечтаю передать другим,

Пусть будет ярче – нет преградам,

Тобой и мною он храним.

Под ним была приписка, сделанная крошечными бледными буковками: «Надеюсь, наличные ничуть не хуже света. Распорядись ими правильно. ММК».

Я иногда вспоминала о Марго, в основном когда меня мучила бессонница, представляла, что она делает, в какую экзотическую точку ее занесло на этот раз. И еще мне хотелось знать, что она думает о моей ссылке в «Обетование», но в конце концов мне всегда удавалось убедить себя, что ей, наверное, все равно.

– Интересно, почему она прислала тебе это? – спросила бабуля, кивком указывая на справочник, потому что руки у нее были заняты – она загружала мою тарелку явно лишними кусками пиццы.

– Потому что они с мамой были скаутами. Она сказала, мне понравится.

– Как мило с ее стороны, – заметила бабуля. – Поблагодари ее хорошенько, а я отправлю письмо. Тебе не обязательно распространяться о твоем лечении.

– Я и не буду, бабуля. – Я бы чувствовала себя полной дурой, хотя, не сомневаюсь, Марго не одобрила бы подобное заведение, если бы пришлось выкладывать ей все об «Обетовании» в открытке с благодарностями за подарок. – Когда я так делала?

– И правда, – согласилась она, – это на тебя не похоже. Я просто позабыла, тебя же не было рядом.

Мы смотрели новогоднюю программу, лишь изредка обмениваясь замечаниями о том, сколько же народа собралось на улице и как, должно быть, холодно в Нью-Йорке. Но потом один ведущий, ну, знаете, этот комик Джей Томас, проделал такую штуку – сделал вид, что читает программу передач, вдруг телезрители захотят переключить на другой канал, и было совсем не смешно. Сначала он нес какую-то муру про Шеннен Доэрти и Сьюзан Сомерс[40], а потом вдруг говорит, давайте, мол, посмотрим серию «Шоу Энди Гриффита»[41], которую ранее считали утерянной, где Гомер напяливает на себя женскую одежду и в таком виде расхаживает по городу, пока наконец его не «отправляют в морскую пехоту, чтобы выбить из него эту дурь». И это было так глупо, что никто не смеялся, а бабуля, которая сидела рядом со мной на диване, так и вообще вся подобралась, когда он сказал «выбить эту дурь». Я почувствовала, как ее тело напряглось. Я не помню точно, тогда это было или позже, когда этот парень, Джей Томас, минут через десять вышел на связь с другой ведущей, Нией Пиплз, мерзнувшей в кожаной куртке, шапке и перчатках на Таймс-сквер, пока он со всеми этими музыкантами сидел в тепле «Хард рок кафе», и сказал ей: «Запомни, Ниа: мужчины есть мужчины. Некоторые женщины тоже мужчины. Некоторые мужчины – женщины, поэтому смотри, не ошибись там, на Таймс-сквер».

И эта леди, Ниа, просто ответила, что сама прекрасно о себе позаботится, и шутка умерла, хотя, возможно, что-то еще было, одним словом, я точно не помню, но только тут бабуля повернулась ко мне и сказала:

– В