Т. 16. Дейра. Повести и рассказы - Филип Фармер

Он дал им карту — одну на всех, заметь, — но этот полуодетый «Наполеон» тут же заграбастал ее и с тех пор так и хранит, пользуясь тем, что из всей банды его понять всего сложнее. С той самой поры он и руководит поисками ключа, который прекратит их словесный понос.

— Так они поэтому все взрывают и перекапывают? — спросил я изумленно.

— Да. Следуя карте, — смеясь, ответил мой собеседник.

Я поблагодарил его, зашел типу в треуголке за спину и заглянул через плечо. Карту испещряли длинные извилистые линии, от которых ответвлялись более короткие. Этим линиям он, видно, и следовал в своем руслотворчестве.

— Симнаглен бандарни? — обернулся он ко мне.

— Сам такой, — выдавил я и отошел.

— Это схема нервной системы человека, — прохрипел я Алисе. — Он сейчас идет по одной из ветвей блуждающего нерва.

— Блуждающего нерва? — пробормотала она. — В его блужданиях? Интересно, что бы это могло означать?

— Кажется, здесь мы имеем возможность понаблюдать муки рождения новой мифологии, — пояснил я, когда мы выбирались из котлована. — Прототип одного из здешних полубогов — герой популярного комикса. Другой воплощен в обличье, являющемся производным от его фамилии, — хотя оно вполне соответствует его похотливому и упрямому характеру. А главное божество, как мы видим, основало свой культ и одно из титулований на собственном мирском прозвище. Все это заставляет меня задуматься, на каком фундаменте строился пантеон древних и их мифы. Неужели все они первоначально были основаны на таких нелепых и невероятных чертах?

— Даниэль Темпер! — отрезала Алиса. — По вашим словам можно подумать, что вы верите в языческих богов и в то, что этот Махруд на самом деле является богом!

— Раньше я и сам бы весело посмеялся над этакой теорией, — ответил я. — Только вот как вы объясните все, что мы здесь увидели?

Дальше мы ползли в молчании. Наверху я обернулся, чтобы еще разок взглянуть на болтологов — предметный урок, преподанный Махрудом. Они копали столь же энергично, как и раньше, не обращая внимания на препохабные замечания зевак. Самое смешное, подумал я, что люди так и не уяснили, что болтологи являются более чем просто сектой придурков, — они символ того, чем должны сделаться праздные зрители, чтобы выйти за пределы своего нынешнего беззаботного и счастливого, но лишенного всяческой перспективы положения.

Ясно, как уши на голове осло-бога, судьба этих яростно копающих наследников Вавилона напоминала всем и каждому: «Ищите потерянный ключ в самих себе».

Этот совет, вероятно, первым изрек первый философ среди пещерных людей.

Я заметил блеск чего-то металлического, почти полностью погребенного под грязью склона, и, вернувшись, подобрал предмет. Это была серебряная отвертка с длинной рукояткой.

Если бы я не знал своего старого профессора, ни за что бы не догадался, к чему тут отвертка. На лекциях он буквально бомбардировал нас своими эксцентричными объяснениями. Я сразу понял, что держу в руках еще одну из его серьезных шуток — предмет, коему суждено занять надлежащее место в списке мифов, возникающих в этой Олимпийской долине.

Есть легенды о ящике Пандоры, кувшине Филемона и Бавкиды, голове Медузы, подаренном глазе Одина. А чем хуже Серебряная отвертка?

Алисе пришлось все растолковывать.

— Помните анекдот о мальчике с золотым винтом в пупке? Как он всю жизнь мучился, пытаясь догадаться, для чего этот винт? Как стыдился, что отличается от всех людей, как прятал его от чужих взглядов? Если помните, в конце концов он нашел психиатра, который посоветовал ему вернуться домой и позвать во сне волшебную фею? И фея Титания соскользнула по лунному лучу и подарила ему серебряную отвертку. Вывинтив золотой винт, он почувствовал себя на вершине блаженства, став нормальным человеком, получив возможность жениться, не опасаясь, что невеста станет над ним смеяться. И, позабыв свои тщетные попытки разгадать смысл золотого винта, очень счастливый, он поднялся со стула, чтобы взять сигарету… и у него отвалилась задница.

— Вы это не всерьез, — прошептала она.

— Еще как всерьез! Откуда нам знать, не происходят ли легенды о золотых яблоках Гесперид или золотом руне от шуток, лишь впоследствии приобретя символическое значение?

На этот вопрос Алиса ответить не могла. Да и никто не мог.

— А вы не собираетесь отдать отвертку болтологам? — спросила она. — Тогда не пришлось бы столько взрывать и копать? Они смогли бы утихомириться и прекратить нести ерунду.

— Полагаю, они сотни раз натыкались на нее и отшвыривали в сторону, отказываясь распознать ее значение.

— Да, но что она все-таки означает?

— Это еще один ключ, — нетерпеливо проговорил я, — к тому, что им следовало бы заглянуть в себя, задуматься о причине своего наказания и о том уроке, который из него следует извлечь.

Мы пошли дальше. Эта история изрядно подпортила мне настроение. У меня было ощущение, что я все глубже и глубже погружаюсь во тьму, созданную существом, которое посмеивается надо мной, оставаясь в глубокой тени. Случайными ли были встреча с Аллегорией и его туманно-зловещие советы?

Но времени размышлять над этим не оставалось. Мы вышли на проселок, выводивший к государственной больнице. За ней виднелись белые надгробия на кладбище за высоким проволочным забором. Наверное, я простоял там дольше, чем мне показалось, потому что Алиса тронула меня за руку:

— В чем дело?

— За этим забором — больничное кладбище. Мелтонвилльское городское кладбище — по другую сторону дороги. Отец мой похоронен в земле штата, мать лежит на городском кладбище. Они и в смерти разлучены так же, как в жизни.

— Дэн, — мягко произнесла Алиса, — нам стоило бы поспать пару часов, прежде чем двигаться дальше. Мы прошли уж немало. Почему бы не навестить могилы ваших родителей, а затем там заночевать? Вы не против?

— Ничуть. Спасибо, что подумали об этом, Алиса, — с трудом выдавил я. — Вы замечательный человек.

— Ничуть. Этого требует элементарная вежливость.

И надо же ей было ляпнуть такое именно тогда, когда мое отношение к ней стало чуть теплее!

Мы двинулись дальше. Навстречу нам брел крупный рыжеволосый мужчина. На Алису он пялился, не отводя глаз, так что я ожидал тех же неприятностей, что и при встрече с Поливиноселом. Однако, заметив меня, мужчина остановился, ухмыльнулся и разразился громким хохотом. Хмелем от него разило за милю:

— Что это с ним? — спросил я.

— Не знаю, — ответила Алиса. — Хотя постойте… конечно! Поливиносел и все остальные, должно быть, сразу же признавали в вас чужака!