Политика благочестия. Исламское возрождение и феминистский субъект - Саба Махмуд

316

Одним из первых значений слова fitna оказывается «восстание против Божественного закона» или «гражданская война или восстание», которые подвергают веру и единство сообщества верующих смертельной опасности. Также fitna может значить «искушение» или «привлекательность». Мусульманские правоведы, обсуждая женскую сексуальность, используют глагол yuftinu (производный от того же корня), который буквально значит «очаровать или влюбить кого-то»; тем самым они скрыто связывают соблазн с подстрекательством к бунту. Примечательное обсуждение скрытых смыслов слова fitna см. в: Pandolfo S. Impasse of the angels: Scenes from a Moroccan space of memory. Chicago: University of Chicago Press, 1997. P. 156–162.

317

Кроме Абу Шуккаха, см., к примеру: al-Ghazali M. Qadaya’ al-mar‘a baina; al-Ghazali Z. ’ila ibnati: al-juz’ al-thani. Cairo: Dar al-tauzi‘ wal-nashr al-islamiyya, 1996; al-Ghazali Z. Min khawatir Zaynab al-Ghazali. Cairo: Dar al-’tisam, 1996; al-Qaradawi Y. al-Niqab lil-mar’a: Baina al-qaul bi bid’iyyatihi wal-qaul bi wujubihi. Cairo: Maktabat wahba, 1996.

318

Abu Shuqqah A. H. M. Tahrir al-mar’a fi asr al-risala. Абу Шукках, египтянин по рождению, основную часть своей жизни провел в Дохе и Катаре. Он был широко известен в исламских кругах и основал уважаемый среди исламских интеллектуалов журнал al-Muslim al-Mu‘āṣir. Согласно Юсуфу аль-Кардави (см. примеч. 2 на с. 161) в его предисловии к шеститомнику Абу Шуккаха, тот в молодости был близок к Хасану аль-Банне, основателю общества «Братьев-мусульман», при Насере оказался в тюрьме (как и Кардави) за свою поддержку братства, но продолжал их поддерживать на протяжении своей жизни. Этот шеститомник, который Абу Шукках, по преданию, писал 20 лет, является единственным законченным текстом его авторства. Обзор книги Абу Шуккаха, опубликованной после его смерти, см. у: Huwedi F. ‘an fiqh al-bubb wal-mu ashira. Al’Ahram. 1995. September 26. P. 11.

319

Например, споря о правах женщин об участии в политической, экономической и социальной жизни своей общины, Абу Шукках осторожно описывает ее надлежащий внешний вид в соответствии с мейнстримной правовой традицией: она не должна пользоваться духами, должна носить темную и необтягивающую одежду, которая не привлекает внимания к ее телу, она не должна вести себя предосудительным образом и т. п. (Abu Shuqqah A. H. M. Tahrir al-mar’a fi asr al-risala. P. 38–39).

320

В этом отношении обсуждение взаимодействия мужчин и женщин в Египте сильно отличается от того, что происходит в Иране, где исламские активисты начинают отстаивать, что мужчины и женщины равны в глазах Бога и поэтому они делят тяготы защиты от недопустимых сексуальных желаний и поведения. См.: Mir-Hosseini Z. Islam and gender; Najmabadi A. Feminism in an Islamic republic: «Years of hardship, years of growth» // Islam, gender and social change / Eds. Y. Haddad, J. Esposito. New York: Oxford University Press, 1998. P. 59–84.

321

Delaney C. The seed and the soil: Gender and cosmology in Turkish village society. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1991; Pitt-Rivers J. The fate of Shechem or the politics of sex: Essays in the anthropology of the Mediterranean. Cambridge: Cambridge University Press, 1977.

322

Abu-Lughod L. Veiled sentiments; Collier J. Marriage and inequality in classless societies. Stanford, CA: Stanford University Press, 1988; Ortner S. The virgin and the state // Feminist Studies. 1978. Vol. 4. № 3. P. 19–35. Джейн Колье, например, утверждает: «Женское целомудрие — не единственная непротиворечивая идиома с единственной причиной. Скорее комплексный, вызванный многими причинами символ. В мире, где легитимные наследники отличаются от нелегитимных не-наследников, целомудрие матери гарантирует, что ее дети обладают правом наследования. Если девственницы могут стать матерями законнорожденных детей, девственность дочери может обозначать надежды ее семьи на вертикальную мобильность и политическое покровительство» (Collier J. Marriage and inequality. P. 106). Колье тем самым делает наследование от отцов (в патрилинейных или билатеральных системах) ключевым фактором, оформляющим гендерные практики и отношения.

323

Два свежих примера использования тезиса Беньямина см. в: Ivy M. Discourses of the vanishing: Modernity, phantasm, Japan. Chicago: University of Chicago Press, 1995; Mufti A. The aura of authenticity // Social Text. 2000. Vol. 18. № 3. P. 87–103. Более внимательное рассмотрение аргумента Беньямина, однако, показывает, что его интерпретация терминов «атмосфера» и «аутентичность» гораздо более сложны, чем демонстрируют эти авторы. Часто в дискуссии упускается, что для Беньямина на кону была не просто традиция, но сам смысл историчности (см. позицию Асада по этому поводу в: Shaikh N. Asia Source interview with Talal Asad // AsiaSource. December 16, 2002. http://www.asiasource.org/news/special_reports/asad.cfm). Ханна Арендт, также известная своими схожими с Беньямином высказываниями об утрате традиции в эпоху модерна, выражает амбивалентную позицию по поводу этой потери: «Но нельзя отрицать, что без крепких уз традиции (а они перестали быть крепкими несколько столетий назад) сфера прошлого тоже оказалась в опасности. Мы рискуем забыть, и такое забвение — даже не принимая в расчет содержания того, что будет забыто, — для нас, людей, будет означать, что мы лишили себя одного из измерений человеческого существования, измерения глубины» (Арендт X. Что такое авторитет // Между прошлым и будущим. Восемь упражнений в политической мысли / Пер. с англ. и нем. Д. Аронсона. М.: Изд-во Института Гайдара, 2014. С. 142).

324

Беньямин В. Рассказчик // Маски времени. Эссе о культуре и литературе / Пер. И. Алексеевой. СПб.: Symposium, 2004. C. 383–418; Он же. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. Избранные эссе / Пер. С. Ромашко. М.: Медиум, 1996. С. 15–65.

325

Беньямин В. Рассказчик // Маски времени. Эссе о культуре и литературе / Пер. И. Алексеевой. СПб.: Symposium, 2004. C. 383–418.

326

Оливье Руа и Малика Зегал сходным образом описывают популярные исламские знания (Roy O. The failure of political; Zeghal M. Religion and politics in Egypt. P. 371–399).

327

Хобсбаум определяет «изобретенную традицию» как «совокупность общественных практик ритуального или символического характера, обычно регулируемых с помощью явно или неявно признаваемых правил; целью ее является внедрение определенных ценностей и норм поведения, а средством достижения цели — повторение. Последнее автоматически предполагает преемственность во времени» (Хобсбаум Э. Изобретение традиций / Пер. С. Панарина // Вестник Евразии. 2000. № 1. С. 48). С этой точки зрения, изобретенные традиции используют историю для заверения подлинности действий и претензий и для скрепления «групповой солидарности» (с. 59).