Черно-белая война - Игорь Ковальчук

О чем на самом деле думал Эндо, пока смеялся шуткам законника (кстати, довольно плоским), знал только сам Эндо. Даже в самой глубине его взгляда нельзя было разглядеть той ненависти, которая терзала его сердце и рвала душу. Чтоб притвориться так хорошо, на несколько мгновений он даже поверил, что радушно расположен к Боргиану Ормейну. Но как только повернулся к нему спиной, страстно захотел как следует умыться, а еще лучше – принять душ. Сдержался лишь с огромным трудом.

Что же касается Боргиана, то старший сын патриарха Бомэйна относился к числу совершенно бессовестных людей. Он признавал лишь один принцип – благо клана, ради того, что считал идеалом, без колебаний пожертвовал бы всем, чем угодно, и не видел ничего странного в том, что ради процветания собственного дома Эндо готов пресмыкаться перед законниками и пожертвовать как счастьем своего внука, так и честью своей потомицы. Драконы Ночи не могут отомстить, из этого Боргиан делал вывод, что за Эрлику Тар они и не собираются мстить.

Хотя это совершенно не соответствовало истине.

Эндо умудрился улизнуть от посторонних глаз и в роскошной уборной гостиницы «Мелия» привалился лбом к зеркалу и замер. Напряжение медленно уходило из сведенных судорогой мышц, постепенно расслаблялись руки, спина, шея. Прошла томительная головная боль. Перед глазами патриарха рассеялись темные круги. Эндо прекрасно умел справляться с собой. Он помедлил еще несколько мгновений, глядя в зеркало на собственное бешеное лицо, и с усилием заставил морщины разгладиться, а пламя в глазах – потухнуть.

В дверь постучались, и Эндо, обернувшись, увидел лицо Алвэра. Тот не решился войти, только заглядывал. Отец махнул ему рукой.

– Что-то хочешь сказать? Заходи.

– Блюстители уехали. Молодые собираются удалиться в свой номер. Подойдешь?

– Конечно. – Эндо еще раз взглянул в зеркало и провел ладонью по прическе. – Ты звонил Эрлике Тар?

– Эрлета звонила.

– Как у нее дела?

– Насколько я понимаю, она дала согласие Райно. Выходить за него собирается через неделю.

– Что-то она торопится.

– Эрлета говорит, Эрлика Тар не в восторге от своего будущего брака, но согласие дала в весьма категоричной форме. Объяснила это тем, что у ребенка должен быть отец.

Эндо пожал плечами.

– Спорный довод. Ладно, это ее дело. Иду, Алвэр.

Патриарх появился среди самых почетных гостей через несколько мгновений после того, как вернулся и Алвэр. Он выглядел все таким же довольным и даже легкомысленным, как и прежде, снова раскланивался с патриархами, которые торопились передать свои поздравления и подарки – и уехать. Дел у каждого из них было немало. Окада, стоявшая у столика новобрачных с так называемым прощальным бокалом вина, выглядела совершенно невозмутимой, Гэр то краснел, то бледнел, и репортеры из числа тех, которые умудрились пробраться мимо охраны, с удовольствием щелкали затворами своих миниатюрных камер. Лицо молодого Дракона Ночи – нервничающего страстного жениха – было просто находкой для папарацци.

Новобрачных провожали, как это и положено, с шутками и прибаутками, но даже самые сочные намеки не могли поколебать сдержанности Окады. Правда, не так уж много шуток достигало ушей молодой супруги – рядом с нею шел Эдано, а дразнить патриарха Накамура мало кто решался. Он был суров и плохо воспринимал шутки, считая их неуместными поступками и проявлением неуважения. Свою внучку он вел в гостиничный номер с такой решительностью, будто этот брак был результатом его интриг, и теперь глава дома намеревался проследить за тем, чтоб все закончилось так же прекрасно, как началось.

Оба патриарха остановились на пороге – такова была традиция – и Гэр сам закрыл перед ними дверь. Эндо посмотрел на Эдано и вдруг предложил:

– Может, пойдем выпьем?

Тот ненадолго задумался, а потом поднял палец.

– Но только ко мне.

Он привел Дракона Ночи в номер, оборудованный специально для Накамура, заставил гостя разуться у входа. Эндо поразило то, что вся мебель в этих покоях, казалось, была сделана только из двух материалов – бумаги и бамбука, причем последнего оказалось намного меньше. Пол устилали циновки, оказавшиеся на удивление мягкими и приятными для голых ступней. Столик, стоявший в гостиной, оказался высотой в две ладони, не больше, но на нем ждали маленькие пиалы, в которые больше наперстка и не влезло бы, и две салфетки. Из противоположной двери выглянуло неподвижное личико девушки – явно потомицы Эдано, исчезло, и вскоре она появилась оттуда же с чайничком и осторожно поставила его на середину столика. Снова поклонилась и ушла. Патриарх Накамура разлил напиток по пиалам, сделал приглашающий жест рукой.

– Попробуй.

Эндо осторожно отхлебнул. Вкус слабенькой рисовой водки был для него необычен и сперва даже показался противным, но потом вдруг мигом согрел и даже слегка опьянил. Это была лишь иллюзия, порожденная долгим напряжением и самой обычной физической усталостью, но она показалась Эндо очень приятной. Он с удобством устроился на циновке, скрестив ноги не хуже урожденного Накамура, и спросил:

– Ну? Что мы теперь будем делать?

Эдано спокойно посмотрел на него. В глазах была хитринка.

– Я понимаю, о чем ты хочешь говорить. – Он произносил слова очень медленно, и потому казалось, будто он вкладывает в них какое-то особое значение. – Но меня, сказать по правде, больше волнуют черные, нежели Блюстители Закона.

– Ой ли? – возразил Эндо.

– Конечно, мне не слишком по вкусу, когда кто-то за меня решает, куда девать моих потомиц. Я не говорю о твоем внуке. Он – достойный мальчик.

– Значит, тебе тоже кажется, что на сложившуюся в Центре ситуацию пришла пора взглянуть критически?

Эдано поднял палец.

– Это очень точно было сказано.

Дракон Ночи остался доволен. Большего он и не добивался.

В охраняемых покоях метрополии Алзара шумно ссорились Рикардо и его отец Джордан. Впрочем, они ссорились регулярно – и теперь, после возвращения блудного сына под отчий кров, и до того, как молодой центрит исчез на Черной стороне. Джордан был вспыльчив, как большинство Алзара, сын ему не уступал, в чем-то даже опережал, и так они поссорились. Порой можно было решить, что они искренне ненавидят друг друга.

На самом же деле их грызла та глубокая семейная любовь, которую очень многие просто не умеют показать и оттого бесятся. Именно обида на отца подвигла сына стать черным магом и отречься от собственной родины, а ведь обидеть по-настоящему может лишь самый близкий человек. Долгие годы Рикардо по крохам копил в себе доказательства отцовской низости, и от каждой такой крохи ему становилось только хуже.