Насмешка (СИ) - Цыпленкова Юлия

— Меня хранят Святые, — превозмогая головную боль, улыбнулся Дальвейг. — Не плачь.

Его рука протянулась в сторону Лиаль, и благородная лаисса, забыв стыд и правила, велевшие хранить хладнокровие и не открывать своих чувств, вновь упала на колени рядом с возлюбленным, пряча лицо на его плече. Гаэрд, не глядя на сведенные брови Магинбьорна, обнял девушку, сжимая пальцами ее плечо.

Напротив них опустился на корточки Теодар Вальген. Он с новым интересом рассматривал Лиаль, затихшую на плече благородного ласса, после перевел взгляд на старого друга и улыбнулся:

— Однако ты везунчик, Плут. Не понимаю, как ты отделался столь легкой раной. У Квита тяжелая рука, он и быка мог бы свалить одним ударом кулака.

— Меня хранят Святые, — повторил Гаэрд.

— Но Халидур утрачен, — Тагард мрачно следил за тем, как Дальвейгу перевязывают голову. — Надеюсь, ублюдка догонят, и я собственноручно выпущу ему кишки.

— Он увез пустышку, — рассеянно проговорил Гаэрд, поглаживая Лиаль. — Сила Халидура осталась со мной.

— Что?! — услышавшие слова Дальвейга братья потрясенно взглянули на него.

— Но я знаю, как выглядит реликвия! — воскликнул старший Вальген, и Гаэрд болезненно поморщился. — Это был Халидур!

— Это был Халидур, — согласно кивнул Дальвейг, — но Квит увез простой клинок. Сила меча не в мече, а в хранителе. Я недавно понял это, помогли случай и один Видящий. Можно сказать, что Халидур — это я.

Он криво усмехнулся, отпустил Лиаль и вытянулся на еловых лапах, прикрывая глаза рукой. Голова болела столь сильно, что в это мгновение Гаэрду хотелось, если и не умереть, то хотя бы очутиться там, где нет ни одного звука, где не терзают вопросами, и где можно лежать, не двигаясь, пока не пройдет эта отвратительная боль.

Однако он остался на месте, и вопросы посыпались на него со всех сторон, не давая возможности сосредоточиться и ответить. Дальвейг застонал, и тогда вскинулась Лиаль. Лаисса сжала кулаки, закрывая собой возлюбленного.

— Оставьте его в покое, — зло чеканила она. — Разве вы не видите, что ему плохо? Дайте лассу Дальвейгу прийти в себя, и он вам все расскажет.

— В самом деле, — пробормотал Тагард. — разойдитесь.

— Таг, — Гаэрд поманил его к себе. — Меч верните, пусть в хранилище прибудет тот клинок, который отправился в дорогу. Остальное скоро расскажу.

Вальген кивнул и отошел от молодого ласса, утягивая за собой и брата, на лице которого появился неподдельное любопытство. Подле Гаэрда остались только брат и сестра Магинбьорн. Лиаль вновь опустилась рядом с Дальвейгом, и он положил голову ей на колени. Ригнард некоторое время следил за тем, как сестра гладит его друга по лицу, попытался сдержаться, но все-таки возмутился:

— Лиа, такое поведение недопустимо!

— Ах, оставь, братец, — отмахнулась Лиаль. — Мне сейчас вовсе нет дела до твоих нравоучений, и родовая честь не пострадает, ежели Гаэрду легче от того, что я рядом. — Услышав их спор, Дальвейг приподнялся, и Лиа рявкнула. — Лежать! Не думаю, что братья из твоего Ордена, подобно лассу Ренвалю, поспешат порочить меня перед всем миром, — закончила она уже мягче. — Не двигайся, пусть сначала утихнет твоя боль. — После вскинула глаза на Тагарда Вальгена и поманила его к себе, заметив, что он посматривает в их сторону.

Таг поспешил подойти, присел рядом и выжидающе посмотрел на Гаэрда. Но тот так и не открыл глаз, вместо него заговорила лаисса Ренваль.

— Ласс Вальген, неужто при вашем отряде нет ничего, что могло бы облегчить боль благородного ласса?

— Лаисса…

— Магинбьорн, — ответила Лиа, не желая называться именем мужа, которое она сама так и не признала.

— Лаисса Магинбьорн, — склонил голову Вальген, — мы не отправлялись на войну, потому с нами нет, ни лекаря, ни снадобий. К сожалению, сейчас нам нечем облегчить участь нашего собрата.

— Тогда стоит кого-нибудь отправить в ближайшую деревню или город, — не пожелала смириться благородная лаисса.

Тагард задумался и уже хотел согласиться с девушкой, когда услышал крик:

— Везут предателя!

Вальген мгновенно развернулся на каблуках и поспешил к пятерым всадникам, поперек лошади одного из которых лежал связанный ратник. Его скинули на снег, и братья-хранители спешились.

— Поднять на ноги! — гаркнул Таг. — Меч вернули?

— Да, брат Вальген, — ответил один из воинов, с почтением подавая ему Халидур.

Магинбьорн поднялся на ноги, наблюдая за тем, как в гущу хранителей врывается предводитель их отряда. От толпы отделился один из хранителей. Он подбежал к Гаэрду, кладя рядом с ним меч. Дальвейг тут же сомкнул пальцы на холодной рукояти и открыл глаза. Он приподнял голову, прислушиваясь к громким голосам.

— Лежи, без тебя разберутся, — негромко произнесла Лиаль, пытаясь вернуть голову возлюбленного на свои колени, но Дальвейг мягко отвел ее руки и встал, тут же покачнувшись.

Ему все еще было тяжко, но мужчина справился с рвотным позывом, на мгновение прикрыл глаза и, прицепив подрагивающими пальцами ножны с реликвией к поясу, направился в сторону хранителей. Ригн догнал друга и подставил ему свое плечо. Гаэрд оперся на Магинбьорна, благодарно кивнув. Они уже были недалеко от взволнованных братьев, когда Гаэрд попытался крикнуть:

— Не убивать!

Но голос его прозвучал негромко и хрипло.

— Не убивать! — пришел на помощь товарищу Ригн.

Его услышали. Братья обернулись, тут же расступаясь и давая дорогу двум молодым лассам. Тагард поднял на ноги Квита, брезгливо кривясь. Предатель сосредоточил взгляд на приблизившемся Дальвейге, и глаза его округлились.

— Вы выжили, господин? — прохрипел он.

— Как видишь, — усмехнулся Гаэрд, разглядывая окровавленное лицо избитого мужчины. — Я хочу узнать две вещи. Первая — почему?

Квит сплюнул кровь на снег.

— Золото, — коротко ответил мужчина.

Гаэрд кивнул, принимая ответ. Сквозь пелену в его голове пробились мысли о Квите. Еще нет тридцати, хотел жениться. Невеста — дочь старосты из родной деревни Квита. Жаловался, что староста поставил условие — богатая свадьба, оплаченная женихом. Деньги, скопленные, за пять лет службы Ордену полностью уходили на празднество, на дом и хозяйство уже не оставалось.

— Второе — тот, кто тебя купил, он едет с нами?

Квит снова сплюнул, взгляд его оторвался от лица Дальвейга, словно он искал кого-то. Затем открыл рот, чтобы дать ответ, но захрипел, и изо рта предателя хлынула кровь. Таг отскочил в сторону, выпуская из пальцев плечо Квита. Ратник завалился лицом в снег, на шее его красовалась свежая ножевая рана.

— Кто?! — заревел Вальген, оглядывая хранителей.

Те в растерянности обменивались взглядами. Тагард обернулся к тем, кто стоял за спиной Квита.

— Показать свое оружие! — рявкнул он. — Ножи, кинжалы, живо!

Братья доставали из ножен на поясе, из-за голенища сапог оружие, показывая чистые клинки. Одежда и снег так же оказались чистыми, никто не обтер в спешке нож. Да и недоумение на лицах мужчин было неподдельным. Они косились с подозрением на товарищей, отвечавших им такими же подозрительными взглядами. Что-то вразумительное так же никто не мог ответить, все смотрели на Дальвейга, которому отвечал Квит, и не видели того, кто закрыл рот предателю.

— Пусть осмотрят снег, — негромко сказал Гаэрд.

Таг его услышал, и вскоре братья с факелами разошлись по полю, осматривая пядь за пядью, пока один из хранителей не крикнул:

— Нашел!

Он поднял из снега нож. Это оказался обычный нож, без приметных знаков и имени владельца, которое многие просили указывать на личном оружии. Так же не было клейма мастера, и рукоять его была самой простой. Такой нож мог принадлежать и бедному ратнику, и знатному лассу. Его не жаль было потерять, использовать и оставить в чужом теле. Или выбросить, как поступил убийца Квита.

— К Нечистому! — ругался старший Вальген. — Кто мог его добить? Снег затоптали, по следам не определишь, крови не на ком нет, нож безликий. Они даже не могут толком сказать, кто стоял с ними рядом. — Предатель все еще с нами, а мы не можем определить, кто это!