Норвежский детектив - Герт Нюгордсхауг

Ладно, видно, судьбе угодно, чтобы я сегодня сошел с ума. Ну-ка, посмотрим, в какой день директора Гуннара Грама поразил душевный недуг? Он бросил взгляд на настольный календарь. 29 сентября. День архангела Михаила. Та-ак…

Гуннар выкинул рисунки в корзину для бумаг. Архангел Михаил? Кажется, это он в свое время пробудит людей от земного сна? Здесь дышать нечем! Я сейчас задохнусь!

Он открыл окно, и прохладный сентябрьский воздух наполнил его легкие. Это помогло. Глаза Гуннара отдыхали на красной листве. Осень так успокаивает. Мгновение в его душе почти царил мир. Но только мгновение.

По тротуару в желтом осеннем пальто от Диора приближалась Война. Она шла, стуча острыми каблучками. Шла к нему, вот она уже открыла парадную дверь.

Что еще ей взбрело на ум? Гуннар в отчаянии опустился на стул. Хорошо хоть, что сегодня она не в шубке!

Шубка… Он с ужасом вспомнил ее недавний, первый приход к нему в контору. Это было две недели назад. За несколько коротких минут Гуннар снова пережил тот визит Бибби, который показался ему кошмаром.

Она впорхнула к нему в кабинет без доклада, когда секретарша куда-то отлучилась. На ней была норковая шубка. Шок, вызванный ее появлением, был так велик, что он не обратил внимания на ее наряд, не совсем обычный для этого времени года, хотя сентябрь в Норвегии бывает иногда достаточно холодный.

— Привет, Гуннар! Я тебе помешала? — Целомудреннейшая улыбка святой.

Он вскочил. Ведь он строго-настрого запретил ей приходить сюда, кабинет директора — табу для любовницы. Но он не успел вымолвить ни слова.

Шубка скользнула на пол — так умеют снимать норку только манекенщицы. Под шубкой на Бибби оказался вполне летний туалет: перламутровые чулки, красные серьги, остроносые туфельки на высоком каблуке и духи «Mon amour». И больше ничего!

Он отступил на шаг и поднял руку, словно желая избавиться от наваждения. Она с удивлением посмотрела на него:

— Что с тобой, дорогой?

Наконец Бибби поняла причину его смятения. Она глянула на себя и сказала по-детски смущенно и простодушно:

— Кажется, я забыла надеть платье? Господи, какая я стала рассеянная!

— Бибби! Ты совсем?.. — Эти слова вырвались у него, как пузыри изо рта утопающего.

— Да, — невозмутимо ответила она. — Я совсем…

Мягким кошачьим движением Бибби села на край стола и раздвинула колени.

— Иди ко мне, — шепнула она.

Настольный календарь упал на пол, письмо фирмы «Эбсен-Эбсен» закружилось в воздухе.

Желтый, зеленый, синий, фиолетовый, пурпурный, оранжевый. У Гуннара перед глазами плыли все цвета радуги. Кажется, никогда в жизни он не испытывал такого бешенства: так унизить его! И где — в святая святых каждого директора — в его собственном кабинете! Там, где Мужчина правит своим Царством, доступным только мужчинам; в том единственном месте, где Женщина не может одурачить его. Закон этого Царства гласит: Женщинам вход воспрещен!

Бешенство обернулось неудержимой страстью: я тебе покажу, сейчас тебе станет жарко! Ведьма, я тебе устрою Иванову ночь!

И они понеслись! Лысая гора приближалась. Смотри, Бибби, Князь Тьмы сидит на вершине и ждет своих подданных, неутомимый козел!.. От земного костра под ними взвились искры… В это время на письменном столе зазвонил телефон.

Он звонил долго и настойчиво. Как сторожевой пес, который зашелся лаем. Бибби потянулась и сбросила трубку с рычага.

Она лежала на столе, и трубка оказалась у самого ее рта. А Бибби была не из тех, кто любит молча. Употребив последние остатки воли, Гуннар вырвался из пут экстаза и положил трубку на место.

Наконец они вернулись в Норвегию. Накинув шубку, Бибби пудрилась перед зеркалом. Гуннар апатично наблюдал за ней. Он совершенно обессилел, лишь в голове билась одна мысль: Венера в мехах — каталог публичного дома, фотография № 14.

Она обернулась к нему и улыбнулась улыбкой Святой Агнес:

— Давай сейчас поедем и купим мне красивое платье. Не могу же я вернуться домой в таком виде. Ригмур Бог знает что о нас подумает…

Проходя мимо фрекен Йёргенсен, Гуннар отдал ей несколько деловых распоряжений. Она быстро их записала. У нее был слуховой аппарат и очки в роговой оправе. Глухота фрекен Йёргенсен сомнений не вызывала, но Гуннару не понравилось, как блеснули ее очки. Как будто на него взглянула сама Норвегия — большая, серьезная северная страна. На леднике Юстедалсбре засверкала шестая заповедь. Гуннару это не понравилось. Нет, нелегко скрыть пепел от костра на Лысой горе. Тем более скрыть его от пожилой норвежской секретарши.

Когда Гуннар спускался по лестнице, его охватил страх: кто же это ему звонил? Кто слышал, как Бибби стонала на Лысой горе? Управляющий фирмы «Норвежская тара»? Или Ригмур? О Господи!..

Он стиснул зубы. Ну что ж, Ригмур это заслужила. Каждый попадает в тот ад, который он сам для себя создал. И ты, Ригмур, можешь попасть только в свой ад…

В динамике раздался резкий звук. Гуннар нажал кнопку. Металлический голос фрекен Йёргенсен произнес в диктофон:

— Тут пришла молодая дама, она хочет поговорить с вами. Это ваша…

— Моя?.. — Да как она смеет инсинуировать!

— Это кузина вашей жены, — произнес металлический голос.

— А… Пропустите ее.

Бибби впорхнула в кабинет. Она была и оставалась несравненной — как на ней сидело это желтое пальто! Он видел ее на подиуме в каракуле и нутрии, в каракульче и ондатре, в сибирском волке и оцелоте. Он видел, как она изящно кружилась в красноватой шотландской шерсти и зеленом шевиоте, в мохере и шелковом крепе, в верблюжьей шерсти и лайке. Он видел ее парящей над землей в итальянском крепе с крупным жемчугом и в розовом дюшесе с боа, в белом шифоне и парче цвета корицы, кэрри и золота. И все на ней выглядело так же естественно, как листья на дереве, как картина в руках художника. Как она выглядела в этом пальто? Да сам Ван Гог не смог бы лучше обыграть желтый цвет!

Увидев Бибби, Гуннар устыдился за все слова, которыми он мысленно наградил ее. Они обернулись против него самого и задели лишь его животную, трусливую, мещанскую суть. Он был слишком труслив, чтобы обладать красотой, находящейся по ту сторону добра и зла. Был недостоин расстегнуть даже один крючок на ее платье.

Но красота, находящаяся по ту сторону добра и зла, улыбалась ему:

— Давай сегодня вечером пойдем куда-нибудь потанцуем?

— Я не могу, Бибби! — На этот раз его огорчение было искренно. — Я вывихнул ногу. Споткнулся в прихожей об эту проклятую куклу, она валялась там на полу… Тебе очень хочется танцевать?

— Конечно. — Она сделала несколько па вальса и отвернулась от него. — Тебе не кажется, что ты рискуешь, позволяя этой кукле мешать нам?

— Я? Позволяю? Ну знаешь ли!.. — Разве не возмутительно: в кои веки человек сказал правду и ему не верят!

Желтое пальто провальсировало к дверям. Оно рвалось на свободу. Ему нечего было делать с этими вывихнутыми ногами.

— Не можешь танцевать, не надо! А я могу! И сегодня мне хочется танцевать!

У двери она остановилась, подняла юбку и перестегнула чулок. Среди кружева мелькнула белая полоска бедра. Белая, как лунный свет, но более теплого тона. Бибби только хотела напомнить ему об этом. Она ушла.

— Бибби! — Он вскочил, чтобы остановить ее, забыв о больной ноге, и острая боль пронзила его. Охнув, он упал обратно на стул.

— Проклятый Пэк!

Через несколько минут Гуннар собрался покинуть контору.

— На сегодня вы можете быть свободны, фрекен Йёргенсен.

— Свободна? — Это слово было для секретарши новым. Она повернулась к Гуннару тем ухом, к которому тянулся проводок.

— Да, свободны. Как-никак сегодня Михайлов день. День архангела Михаила. Давайте пойдем домой и постараемся пробудиться от земного сна.

И он, прихрамывая, вышел из конторы. Фрекен Йёргенсен смотрела ему вслед. Она не верила своему слуховому аппарату.

Наступил вечер. Гуннар был дома один. Он сидел в гостиной перед камином и смотрел на огонь.

Его занимало одно выражение. Он где-то его вычитал, но уже не помнил, где именно. Наместник Бога на земле. Женщина хочет, чтобы мужчина был для нее наместником Бога на земле.

И разве он, Гуннар, не наместник Божий?

Мы, мужчины, наделены страшной силой. Мы господствуем над миром, и так было всегда. Равноправие женщины — всего лишь иллюзия, в которую, к счастью, не верит даже она сама. Ей никогда не сравняться с нами в нашей привычной сфере деятельности, она может стать лишь нашей плохой копией, дилетантским подражанием. И духом и телом мы гораздо сильней, и в шахматах, и на ледовой дорожке ей далеко до нас. Мы могущественны. Мы непобедимы. Мы сильны. И что же, восхищается она нами? Нет.

Мы, мужчины, создали атомный век. Взрыв в Хиросиме — эпоха в мировой истории. Он положил начало новой эре XX века. И честь эта принадлежит нам, мужчинам! Почему же женщина не хочет восхищаться нами, ведь мы такие могучие, мы устроили такой страшный взрыв?